Психоаналитик. Шкатулка Пандоры

Можно ли было ответить «нет» на этот вопрос?

— Интересуют, — твердо сказал Михаил. — Если мне небезразлична ты, то и твои проблемы небезразличны.

— Спасибо, — Анна вежливо, без энтузиазма, улыбнулась. — Приятно слышать, приятно знать. Тогда мы поговорим на эту тему утром. Утро мудренее вечера. Сейчас у меня несколько иные планы…

Михаил думал, что он уже больше ни на что не годен, кроме того как заснуть в обнимку с любимой женщиной, но Анна в два счета дала ему понять, насколько сильно он заблуждается.

Утром Михаил не вспомнил о ночном разговоре. Окрыленный любовью, испытывая необычайный душевный подъем, он проснулся первым, долго любовался спящей рядом Анной, прислушиваясь к ее тихому мерному дыханию, а затем осторожно встал и ушел в ванную. Закончив приводить себя в порядок, надел махровый халат, в котором казался себе барином, и тихонечко прокрался на кухню, где занялся приготовлением завтрака и кофе. Достал и нарезал ветчину и сыр, не хлопнув ни разу дверцей холодильника и не стукнув ни разу ножом, шумной кофеваркой пользоваться не стал — обошелся джезвой, так даже аутентичнее, и ухитрился пронести все в комнату, не разбудив Анну. Будить любимых приятнее всего поцелуями…

А вот Анна все помнила. Съела бутерброд — кусок сыра, кусок ветчины и никакого хлеба, глотнула пару раз кофе и начала рассказывать:

— Мне иногда в радость приготовить что-нибудь этакое… Не борщ и не солянку, а какое-нибудь ризотто с белыми грибами и пармезаном. Выпендриться, короче. Максу, надо сказать, нравилась моя стряпня, а сейчас я готовлю только для себя. Для Тамары я и стараться не стану, да и ест она все такое диетическое, паровое, без соли и перца. Недели через три после смерти Макса я решила побаловать себя кальмарами. Люблю морепродукты. Пришла на кухню, подготовила кальмаров, их непременно надо отбить перед готовкой, полезла в шкафчик за пряностями и наткнулась там на очень интересную бумажку. Нет, не завещание Макса, а бланк заказа на бруфарин. Знаешь, что это такое?

Михаил отрицательно покачал головой.

— Весьма ядовитая жидкость, применяемая в качестве морилки для дерева. Двадцать миллилитров — смертельная доза. Была заказана от моего имени одна банка. То есть фамилия в бланке заказа стояла моя, я же не Велманская, а Сурова, но подпись в получении не имела ничего общего с моей, и вообще я ничего такого не заказывала. Чем-чем, а провалами в памяти я пока не страдаю. В тот же вечер я поизучала специальную литературу, благо в Интернете ее полным-полно, и узнала, что бруфарин, попадая в организм, вызывает остановку сердца и что его очень трудно обнаружить, потому что он быстро распадается или улетучивается, в общем — что-то в этом роде. А еще он не имеет ни запаха, ни вкуса, только цветом темноват. Улавливаешь?

— Кажется, да, — Михаил нервно сглотнул. — Ты считаешь…

— Я ничего не считаю, — покачала головой Анна. — Я знаю, что сама не заказывала бруфарин, я о нем вообще понятия не имела. Я понимаю, что моя фамилия могла появиться на бланке только с целью подставы. Кому это надо? Кому я поперек горла? Угадай с трех раз!

— Да что там гадать, — Михаил пожал плечами. — И так все ясно…

— Вот-вот! — сверкнула глазами Анна. — И мне тоже сразу стало ясно, что против меня ведется тайная война. Не сам же Макс себя отравил! Это Тамара постаралась. Избавилась от брата, которого она люто ненавидела, заодно решила избавиться и от меня. Тамара способна на любую низость, она не только физически инвалид, но и духовно. Чудовищная эгоистка, считающая, что все ей должны… Ей меня под монастырь подвести, то есть в тюрьму упечь, раз плюнуть!

— Тогда почему ты до сих пор на свободе? — спросил Михаил. — Максим же умер давно…

— Спроси у нее об этом! — посоветовала Анна. — Может, там такая интрига плетется, что о-го-го! Я, собственно, и хотела попросить тебя о помощи. Если, конечно, это не идет вразрез с твоими принципами.

С какими, интересно, принципами может идти вразрез помощь любимой женщине? Да и не просто любимой, а, как начинало казаться Михаилу, Той Самой. Единственной и Неповторимой.

— Если бы ты мог выведать у Тамары правду во время сеансов…

Не договаривая, Анна посмотрела на Михаила взглядом, в котором смешалось столько всего, что сразу и не разберешь.

— Я постараюсь, конечно, — пообещал он, — но гарантировать ничего не могу. О чем человек не хочет рассказывать, о том он не расскажет.

— Но у вас должны быть особые методики…

— Никаких, — развел руками Михаил, — я же не следователь. Я могу только делать выводы на основании того, что мне рассказывает пациент.

— А мне и нужны выводы! Мне нужно разобраться в этой ситуации и разрулить все так, чтобы не пострадать.

Дзинь! Хрустальный шар счастья упал на пол и разлетелся на тысячу острых осколков, большая часть которых впилась в сердце Михаила. Короткий миг наслаждения обернулся потрясением, по силе не уступающим этому самому наслаждению. Любимая женщина могла пострадать. Сознавать это было больно, мириться с этим было нельзя. Оставалось одно — действовать.

Михаил Александрович Оболенский был человеком действия, несмотря на то что бывшая жена считала его лентяем и размазней. Впрочем, бывшие сплошь и рядом грешат необъективностью, иначе бы они и не стали бывшими.

Отвезти Анну домой Михаил не мог, потому что тогда бы добрался до своего офиса не раньше полудня. Он предложил вызвать такси, но Анна отказалась, сославшись на то, что ей надо сделать кое-какие покупки, и попросила довезти ее до метро.

Выезжая со двора, Михаил внимательно посмотрел по сторонам, но не увидел ничего подозрительного. Однако минутой позже, когда он, высадив Анну, перестроился во второй ряд, в зеркале заднего вида появилась знакомая бежевая «Нексия». Слежка продолжалась, и теперь Михаил уже не сомневался в том, что ее организовала Тамара. Зачем ей это надо, он пока не мог понять. Тамара желает больше узнать о своем психоаналитике? Или она ищет повод для шантажа? Слежка нервировала, но Михаил решил потерпеть некоторое время, притворяясь, что ничего не замечает. А там видно будет. Если вдуматься, то ему эта слежка должна быть глубоко безразлична. Притонов он не посещает, с кем не надо, не встречается, ничего противозаконного не совершает. Какой смысл законопослушному гражданину бояться слежки?

Никакого. А все равно раздражает. Бесцеремонное вторжение в приватность не может не раздражать.

8

Все врут, утверждает доктор Хаус.

Он прав. Как в целом, так и в частности. В частности, все пациенты врут психоаналитикам. Много или мало, но врут. Пытаются преподнести в качестве потока сознания домашние заготовки, утаивают факты, выдают желаемое за действительное… Почему? Зачем? Один пациент, пятидесятилетний пластический хирург, весьма, кстати, востребованный, на вопрос Михаила о мотивах, побуждающих столь беззастенчиво врать, нисколько не смутившись, ответил: «А это был тест на профессионализм! Поздравляю, вы прошли его успешно!»

Пластического хирурга хватило на пять сеансов. Потом была срочная командировка, после нее — не менее срочная конференция, на смену конференции пришел грипп, а потом он просто перестал звонить. Большинство пациентов почему-то считают неприличным (или, может, обидным?) позвонить и сказать: «Дорогой Михаил Александрович, я более не нуждаюсь в ваших услугах. Всего хорошего, гудбай, оревуар, арриведерчи!». Нет, мы лучше так — придумаем две-три «уважительные» причины, а потом тихо пропадем, растворимся в эфире. Сколько раз сталкивался с этим явлением Михаил, столько раз и удивлялся, никак привыкнуть не мог. Ни договоров на какой-то срок не заключается, ни клятв не берется, ни расписки кровью не пишутся, наоборот — постоянно звучит: «Мы с вами работаем до тех пор, пока вам этого хочется», а все равно…