Психоанализ: учебное пособие

Аналитическая работа показывает, что во многих случаях пациенты фиксированы на каком-то периоде своего прошлого, в результате чего настоящее и будущее как бы закрыты для них. Как правило, они фиксированы на таких переживаниях, которые можно назвать травматическими. Фрейд проводит сравнение с травматическими неврозами, возникающими во время войн, железнодорожных крушений или каких-либо других жизненных катастроф. В основе этих неврозов лежит фиксация на моменте травмы. Люди, страдающие подобными заболеваниями, постоянно испытывают сильные переживания, которые находят свое отражение в сновидениях, где повторяются картины и сюжеты, связанные с травматическими ситуациями.

Аналогичное положение наблюдается и тогда, когда нервнобольные оказываются фиксированы на переживаниях прошлого. Отсюда Фрейд делает вывод, что невроз можно уподобить травматическому заболеванию. В таком случае объяснение невроза сводится к неспособности человека справиться с сильным аффективным переживанием. Другое дело, что здесь не все так просто и однозначно, как может показаться на первый взгляд. Так, можно сказать, что всякий невроз включает в себя фиксацию на каком-то травматическом событии прошлого. Однако, замечает Фрейд, отсюда вовсе не следует, что любая фиксация непременно ведет к неврозу или совпадает с ним.

Тем не менее переживания прошлого действительно могут быть весьма травмирующими и оказывать такое воздействие на человека, которое чревато далеко идущими последствиями. Фиксация на этих переживаниях способна обернуться невротическими расстройствами, заслонить собой настоящее, отрезать человека от будущего.

Из клинической практики

Двадцатичетырехлетняя девушка, находящаяся замужем, но не имеющая детей, обратилась ко мне за помощью, так как хотела бы разобраться в одном не совсем обычном желании, которое выходит за рамки устоявшихся представлений о предназначении женщины. Это желание стало навязчивой идеей, преследующей ее и подталкивающей к решительным действиям, связанным с возможной операцией по изменению пола. Она решила претворить свою идею в жизнь, но пока дело до этого не дошло, она предприняла попытку разобраться в том, почему она хочет стать мужчиной. Обладая достаточно строгим логическим мышлением, девушка надеялась отыскать подлинные причины возникшей у нее навязчивой идеи, но из этого ничего не вышло. После этого она обратилась за помощью ко мне. Когда в процессе анализа был затронут вопрос о ее семейном положении и о том, что, переменив пол, она не сможет стать матерью, обнаружилось, что пациентка никогда не хотела быть матерью и что она весьма агрессивно настроена против детей как таковых. По ее собственным словам, у нее давно сформировалось «жесткое отношение» к детям, которых она не приемлет в принципе, и «жуткое отношение» к размножению вообще. Представление о том, что какая-то ее часть может отделиться от нее и автономно существовать, граничит с ужасом и кошмаром. Грудные дети вызывают у нее неприязнь, беременные женщины – отвращение. В своих крайних взглядах она заходит так далеко, что без каких-либо сожалений по поводу обвинения в бесчеловечности выдвигает тезис: «Где увидишь ребенка, там и убей его!»

Объясняя свое отношение к детям, пациентка прибегла к различного рода аргументам. В частности, она ссылалась на то, что наша планета и так перенаселена и что давно пора ограничить рождаемость, взять ее под строгий контроль и вообще запретить рожать женщинам, которые не заботятся ни о своем собственном будущем, ни о будущем человечества. Однако в процессе анализа выяснилось, что все эти аргументы не более чем рационализация, за которой скрывается страх перед беременностью. У пациентки была внематочная беременность, что привело к определенным осложнениям, и если бы даже теперь она и захотела иметь ребенка, то ей бы пришлось пройти долгий курс лечения. Но ее страх перед беременностью имел глубокие корни, уходящие в более ранний период ее жизни. Как выяснилось, в свое время у нее были такие травмирующие переживания, которые оставили столь заметный след в ее душе, что беременность и дети стали восприниматься в качестве чего-то страшного, жуткого и недопустимого.

Она с ужасом вспоминала время, когда видела свою мать беременной. Рождение младшей сестры не только не принесло ей никакой радости, но вызвало отвращение. По ее собственным словам, роды «искалечили мать», у которой стали выпадать волосы. Во время родов она была безобразной, а после родов оглохла на одно ухо. В восприятии девушки беременность и роды матери стали ассоциироваться с тяжелой травмой. Глубочайшие переживания по этому поводу привели к тому, что фиксация на прошлом не только перечеркнула возможность ее материнства, но и породила убеждение, что рождение ребенка «уродует женщину», теряющую волосы и зубы. Отсюда крик ее душ и: «Я не хочу стать уродом, не хочу ни за кого отвечать!» Так фиксация на травмирующих переживаниях прошлого обернулась патологическим неприятием детей, отвращением к беременным женщинам и возникновением желания изменить свой пол.

Было бы опрометчиво полагать, что возникшее у пациентки желание стать мужчиной целиком и полностью объясняется ее детскими переживаниями, связанными с беременностью ее матери и теми последствиями, свидетелями которых она была. На самом деле ставшая навязчивой идея о необходимости изменения пола подпитывалась различными источниками, частично уходящими в детство и отчасти обусловленными переживаниями более позднего периода, связанными с получением высшего образования. Способная девушка, обожавшая, по ее собственным словам, математику и решившая доказать себе и окружающим, что она не хуже других может учиться в престижном институте и специализироваться на кафедре, куда обычно принимали только юношей, добилась своего. Однако последующие конфликты с научным руководителем, считавшим, что женщине не место в науке, постоянное столкновение с явным неравноправием по отношению к девушке, по сравнению со студентами-юношами, и ощущение ненужности привели к возникновению того, что она назвала «паранойей по поводу нелюбви к себе». Все это способствовало тому что однажды у нее появилось желание изменить пол.

Последующая проработка материала, связанного со сновидениями, фантазиями, сексуальным опытом, воспоминаниями детства, переживаниями студенческой поры, дала возможность выявить разнообразные истоки, так или иначе сказавшиеся на возникновении у пациентки навязчивой идеи изменить свой пол. Среди них были и такие истоки, которые уходили своими корнями в раннее детство и соотносились с восприятием различий в строении тела у девочек и мальчиков, то есть задолго до того, как у нее возникли переживания по поводу беременности ее матери. Так, она вспомнила эпизод в детском садике, когда описался один мальчик и воспитательница наказала его, заставив стоять голым перед всеми детьми. Девушка вспомнила и то, что ей интересно было разглядывать пенис у другого мальчика – соседа по дому и потом сравнивать со своим выступающим вперед лобком. Уже тогда она испытала, по ее собственным словам, зависть к мальчикам, зависть к пенису. В семилетнем возрасте, когда отдыхала летом в деревне, она играла на печке с девочкой в мужа и жену и сама охотно исполняла роль мужа. В этом же возрасте она начала усиленно заниматься мастурбацией и, по ее утверждению, получала оргазм. В 10–11 лет она застала мать с отцом в таком виде, когда ей бросилась в глаза материнская грудь, что вызвало у нее отвращение. Беременность матери вызвала негативные эмоции. По выражению пациентки, женское тело стало восприниматься как «полуфабрикат», а мужское – как «совершенство». Возник «ужас рождения детей», и появилось «отрицание женщины в себе». В 14–15 лет она ощутила «безумную любовь» к одной девушке. Позднее имела первый сексуальный контакт с другой девушкой, что вызвало неприятные ощущения. Впоследствии, выйдя замуж, и в быту, и в сексуальных отношениях чаще всего играла роль мужчины. Однажды, оказавшись в больнице, имела близкие отношения с лежащей там женщиной. Но при этом ей пришлось совершить насилие над собой, грудь женщины восприняла с отвращением, и появилось желание изменить пол. Ее все больше и больше стали интересовать мужчины, в отношениях с которыми она играла роль сильного пола. Желание стать мужчиной оказалось обусловленным не стремлением иметь интимные отношения с женщинами, а возможностью быть полноценным мужчиной в близких отношениях с другими мужчинами, принимающими на себя роль женщины.

Рассматривая навязчивые действия и другие невротические явления, Фрейд исходил из того, что симптомы заболеваний тесно связаны с бессознательными душевными процессами. Смысл симптомов неизвестен человеку, страдающему психическими расстройствами. Сам смысл находится как бы за пределами его сознания, он бессознателен и содержится в тех бессознательных процессах, которые протекают в его душе. Образование симптома возможно только в том случае, если имеются бессознательные процессы. Наличие сознательных процессов не ведет к возникновению симптомов. Отсюда возможность осуществления терапии, связанная с тем, что осознание бессознательных процессов способно привести к устранению симптомов заболевания. На этом был основан катартический метод Брейера, который использовался Фрейдом на первоначальных этапах его исследовательской и терапевтической деятельности.

Изречения

З. Фрейд: «Итак, невротические симптомы как ошибочные действия, как сновидения имеют свой смысл и так же, как они, по-своему связаны с жизнью лиц, у которых они обнаруживаются».

З. Фрейд: «Прежде всего одно: психоаналитические исследования сводят с действительно удивительной правильностью симптомы страдания больных к впечатлениям из области их любовной жизни; эти исследования относятся к эротическим влечениям и заставляют нас признать, что расстройствам эротики должно быть приписано наибольшее значение среди факторов, ведущих к заболеванию, и это так для обоих полов».

З. Фрейд: «Только переживания детства дают объяснение чувствительности к будущим травмам, и только раскрытием и доведением до сознания этих следов воспоминаний, обычно почти всегда позабытых, мы приобретаем силу для устранения симптомов. Здесь мы приходим к тому же результату, как при исследовании сновидений, а именно – что остающиеся, хотя и вытесненные желания детства дают свою силу образованию симптомов».

Психоаналитическое понимание невротических симптомов

Возникновение невротического симптома связано с такими отношениями, когда наблюдается замещение того, что по каким-то причинам не смогло проявиться. Нормальное протекание психических процессов предполагает их переход в сознание. Однако нередко случается так, что в силу определенного рода нарушений психические процессы не становятся достоянием сознания, то есть не осознаются. Нарушение связи между психическими процессами сопровождается тем, что на этой основе осуществляется некое замещение, возникает симптом, смысл которого бессознателен. Но если предпосылки возникновения этого симптома сделать сознательными, то тем самым может исчезнуть сам симптом. Таким образом, цель терапии ясна. Для того чтобы устранить невротический симптом, необходимо выявить смысл его, определить, откуда он возник и куда направляется, то есть восстановить нарушенную связь и сделать бессознательные процессы осознанными.

При таком понимании механизма возникновения симптома невроз оказывается следствием незнания о тех психических процессах, о которых человеку следовало бы иметь полное представление. Поэтому, казалось бы, нет ничего проще, как, раскрыв смысл симптома и приобретя определенное знание об истоках образования этого симптома, довести все это до сознания больного и тем самым облегчить его страдания. С одной стороны, основываясь на клиническом опыте, аналитик может предположить, какие именно психические процессы не осознаются больным. С другой – если есть такая благоприятная возможность, то можно было бы воспользоваться информацией, полученной от родственников больного, которые могут поведать о травмирующих ситуациях в раннем детстве и тем самым прояснить для аналитика картину возможных душевных переживаний пациента. В результате проделанной работы аналитик мог бы поделиться своим знанием о смысле симптома и общей картине заболевания с пациентом с тем, чтобы, устранив его патологическое незнание, привести его к выздоровлению.

Однако все значительно сложнее, чем это может показаться на первый взгляд. На самом деле то знание, которым обладает аналитик, – это знание профессионала. Пациент же остается человеком, нередко совершенно неподготовленным к восприятию и тем более пониманию того, о чем ему может сообщить аналитик. Поэтому простой передачи знания от аналитика к пациенту, тем более в кратчайшие сроки, недостаточно для того, чтобы человек «распрощался» со своей болезнью. Знание аналитика – это одно, знание пациента – нечто другое, по внутреннему осмыслению не совпадающее с первым.

Невротические симптомы возникают в результате замещения того, что в силу различных причин не могло получить своей реализации. Они являются заместителями того, чему помешало вытеснение. Можно было бы сказать, что вытеснение становится предпосылкой возникновения симптомов. Фрейд усматривал тесную связь между образованием симптомов и теми бессознательными процессами, которые соотносились им с вытесненным бессознательным. Это составляет один из аспектов психоаналитического понимания невротических симптомов.

Другим аспектом данного понимания является то, что образование невротических симптомов, как и раскрытие их смысла, имеет непосредственное отношение к области сексуальной жизни больных. Для Фрейда невротические симптомы так или иначе обусловлены сексуальными желаниями и соответствующими переживаниями больных. Это означает, что невротические симптомы служат целям, связанным с разнообразными попытками больных к удовлетворению своих сексуальных влечений и желаний. Фактически они как бы являются заместителями сексуального удовлетворения, которого по каким-либо причинам человек не может достичь в реальной жизни.

Стало быть, с психоаналитической точки зрения невротическое заболевание является следствием вынужденного отказа от того, к чему стремится человек, поскольку реальность не только не способствует удовлетворению его сексуальных желаний, но, напротив, препятствует этому удовлетворению. В этом отношении невротические симптомы следует понимать как заместители недостающего в жизни сексуального удовлетворения.

Но как это согласуется с тем положением Фрейда, согласно которому невротические симптомы служат цели сексуального удовлетворения? Нет ли здесь явного противоречия, поскольку нередко можно встретиться с такими случаями заболеваний, когда симптомы содержат противоположную цель, а именно олицетворяют собой стремление человека исключить сексуальное удовлетворение?