Психофора

– Ого. Живая вода, считай, в прямом смысле, – хохотнул ведущий.

– Громко сказано, наверное, но даже если так, – размышлял академик, – как было сказано, сегодня на наших глазах решается вопрос реальности. Возможно, нам стоит переоценить вероятностей различных событий. Вот, скажем, живет ли на дне океана огромный Кракен? Есть ли призраки в шкафу вашей бабули? Вчера я бы сказал твердое, уверенное, нет. Но сегодня…

– Все наши фантазии могут стать явью, – подчеркнул ведущий.

– Станет явью даже то, что мы вообще не в состоянии нафантазировать, – продолжал академик. – Проблема в другом. Люди и раньше разговаривали с горящими кустами, видели ангелов и похищались инопланетянами, но раньше вопрос всегда упирался в исследование биохимии из мозга, нет ли там какого-то сбоя. Теперь же… Мне кажется, теперь нужно будет сдвигать грани, которые позволяли определять объективность реальности.

– Какая-то прям магия, – сказал диктор.

– Нет, скорее материализующаяся философия. Или практическая метафизика. Пока только так, ведь вряд ли ближайшие годы доказательная наука будет заниматься корректировкой тех границ.

– Хорошо, а есть ли идеи или даже примеры этих границ? Тест, допустим? Согнуть ложку взглядом? – спросил ведущий.

– Мы не попали в какую-нибудь матрицу. Мир останется таким же реальным, каким и был, если можно так выразиться, просто измененным, – сказал академик и добавил: – а возможно, он и всегда был таким, просто мы не замечали. Единственное, в чем я уверен, так в том, что смерть останется той самой гранью, которую невозможно подменить или сдвинуть. Смерть куда реальнее жизни. В объективности жизни можно сомневаться, в объективности смерти – нет. Ибо мертвец обращается в ничто, теряет свою форму. И рано или поздно, он распадётся на атомы, оставив пустое пространство там, где он разлагался. Пустое – метафорически, разумеется.

– А если мы вспомним про живых мертвецов из фильмов? – уточнил ведущий.

– Если мертвец живой, он будет своеобразно жить до момента, когда полностью сгниет и перестанет бродить по миру. Если же он совсем не гниет и бродит в поисках еды, значит, и не мертв он вовсе. Потому что смерть – это не холодное тело, не трупное окоченение и не гниль, смерть – это процессы циркуляции молекул и информации. Смерть – это торжество и апогей неживой природы. Смерть – это нежизнь. И для всего мира естественно состояние именно смерти, а не жизни, – заключил академик.

– Так мы – ошибка? – уточнил диджей.

– Нет, – отвечал академик. – Я бы сказал, что мы – необходимый момент для фиксации реальности. Ведь вселенная существует только тогда, когда в ней живет наблюдатель. И жизнь дает смысл окружающему миру, дает смысл смерти, – закончил академик.

Радиоэфир захватил внимание и Дианы. Она забыла про воду и застыла возле стеллажа, подняв голову к потолку. Но разговоры те вызывали в ней смешанные чувства. Однако когда академик закончил говорить, она взяла первую попавшуюся бутылку воды без газа, потрясла ее и прислушалась. Не услышав ничего, кроме тихого плеска, она прошептала: "Идиотка".

Стоя на кассе и расплачиваясь, девушка старалась не обращать внимание на полный подозрения пристальный взгляд продавщицы. И прыгая взглядом по товарам, созданным для вытягивания последних денег на кассе, она в какой-то момент поняла, что не узнает некоторые из них. Расплатившись, Диана уставилась на странный батончик. Его обертка отдаленно напоминала дизайн маунти дью: рваные черные и зеленые полосы начинались у краев упаковки и встречались в центре, точно клыки хищника, создавая подобие замкнутой, но дырявой пасти. На всю длину обертки растянулось название "Sotiris", выполненное яркими желтыми буквами с розовой обводкой. Чуть ниже белыми буквами слоган объяснял, почему нужно купить именно этот батончик: "Вся сладость благочестия! И ни грамма сахара!"

– Что-то еще хотите? – раздраженно поинтересовалась продавщица.

– Я? А… Да, – Диана хотела купить тот батончик, но растерялась и потеряла его из виду. – Нет… Нет, ничего. Спасибо, – сказала она и пошла к выходу.

– Да… Видимо, плохи дела у радио, если они всяких сектантов зовут, – на улице сказал Дмитрий.

– Он, между прочим, академик, а не хуй с горы, – вступился Евгений. – Как минимум уважаемый человек.

– Хоть каких наук он академик, блаженный ты наш? – рассмеялся Дмитрий в ответ.

– Согласна с Димой, – кивнула Диана, отпив. – Голос из динамиков – просто голос. Там даже ты мог бы сидеть, если б захотел.

– Постмодернизм испортил трезвый взгляд на мир, теперь люди готовы верить в подделки и при этом на дух не переносят истину! – пророческим тоном сказал Евгений.

– Объективная истина людям пока не доступна, – говорил Дмитрий. – Но такие, как ты, доверчивые дурачки, никогда не пропадут.

Евгений лишь презрительно фыркнул в ответ.

– Ну и вот скажи мне, пожалуйста, – продолжал Дмитрий, – мужик слышал «голос воды», – парень показал в воздухе кавычки, – а где в нашей жизни что-то необычное? У тебя уже было что-то? У меня вот нет, только один придурок пытался прыгнуть под машину недавно. А у тебя, Диан?

Откуда-то заиграли The Smashing Pumpkins. Она достала из кармана телефон, взглянула на экран, заулыбалась и тут же ответила:

– Привет!

Однако в ответ на нее лилась истерика. Женский голос то кричал, срываясь, то резко убавлял в громкости, переходя на хриплых шепот, а динамики позволяли парням услышать лишь обрывки фраз.

– Что? Помедленнее, пожалуйста, – просила Диана.

– Они… твари… – доносилось из трубки. – Сосед бежал, а его…

– Давай по порядку…

И истошный вопль вылетел из трубки. Звонок не прервался, но звонящая больше не отвечала Диане.

– Что случилось? – Дмитрий всерьез занервничал.

– Что-то с моей подругой, – ответила девушка. – Какой-то бред. Ничего не поняла, что она сказала… Кто-то напал? Не знаю, что с ней… Мне страшно.

– Подруга? – удивился Евгений. – Я думал, люди не выносят тебя, Токси, как и ты их.

– Заткнись, Жень, – отмахнулась Диана.

– Где она живет? – спросил Дмитрий.

– Восточная олимпийская, – отвечала девушка. – В новых районах.

– Я вызываю такси, – сказал Дмитрий.

Пока Дмитрий ковырялся в телефоне, пытаясь вызвать машину с дико сбоящим интернетом, Диана не могла найти себе места. Она ощущала, как воздух пропитывается разноцветной вибрацией, еле-еле незаметной, если всматриваться, и слегка наэлектризованной. Девушка физически ощутила на себе ужас, одолевший ее подругу, будто бы их нервы срослись высоковольтными километровыми проводами. Она ощущала вибрации, видела покачивание воздуха, как легкой дымки. В любой другой ситуации Диана решила бы, что вот-вот потеряет сознание, но сейчас она понимала, что будет дальше крепко стоять на ногах и какие-то внутренние силы донесут ее туда, где ей следует быть.

Она заметила в маниакальном взгляде Евгения оранжевый огонь безумного азарта. Он наверняка хотел визжать от счастья, как тревожная сирена, ожидавшая полвека начало ядерной войны, но сдерживался изо всех сил. Что-то изнутри прошептало Диане: «Что-то странное грядет».

Подъехавшая машина сверкала розоватым глянцем. Ее желтый кузов окаймляло ярко-фиолетовое свечение, как блики на фотографиях, сделанных через мутный объектив. Девушка ожидала увидеть на водительском сидении кого угодно и даже что угодно, но там сидел самый обыкновенный уставший таксист. Но это не дало Диане полного облегчения. Зерно сомнений в искренность окружающего мира уже начало прорастать внутри.