Психология человеческой жизни
Шрифт:
Моя героиня говорила об этом просто: «Дома побудешь совсем недолго, поговоришь со своими, просто на них посмотришь, и сил прибавляется и дальше живешь и снова ждешь, когда домой придешь». Родительский дом (в прямом географическом смысле) остался тем местом, которое в семье всегда и называли домом, где бы кто бы из ее членов ни жил реально. О тяге домой известно всем, моя героиня говорила о том, что долго (очень долго) пришлось жить по общежитиям, снимать квартиры у чужих людей, это всегда было неудобно, неуютно своей временностью, невозможностью сделать то, что хотелось. А хотелось простого – цветов у дома, в доме, лужайки, чтобы дети могли играть. «Мечты, как в кино, правда?» Осуществить позднее, когда уже был свой настоящий дом, оказалось не так-то просто. «Они – чужие люди – все испортят, вытопчут или вырвут. Мы много раз сажали цветы, но так и не видели их по-настоящему». Чужие безжалостны к труду – они не столько украдут из сада, сколько испортят, вытопчут, разбросают на дороге разбитые овощи и вырванные цветы. «Это варварство так больно видеть, я не могу это переживать, словно меня саму топчут. Лучше не сажать». Это я слышала много раз в разных вариантах – слова о том, что лучше не делать то, что легко и бездумно уничтожат другие. Ведь убили щенка, котят, украли все, что можно было украсть за день отсутствия в доме. Кто? Те чужие, которых знаешь в лицо, с которыми живешь рядом не один десяток лет, которые знают твою беспомощность и беззащитность, но не знают, что ты, моя героиня, сильнее их всех тем, что не питаешь ненависти и не говоришь о них их языком, а уповаешь на тот суд и то наказание, которые неизбежны для
Очень горько слышать слова о том, что в войну было лучше, чем сейчас: люди были добрее и участливее, такого воровства бессмысленного не было – крали от голода, а не для того, чтобы испортить. Но это чужие, и их место в концепции человека, которую Нина, сама того не подозревая, воплощает в жизнь каждым своим действием, каждым своим чувством.
В этой концепции отражаются относительно устойчивые представления о том, как строятся человеческие отношения. Выделю те из них, которые любой, кому приходилось общаться с Ниной, переживал как проявление ее доброты, терпимости и участия. Думаю, одним из важных компонентов ее концепции человека является открытость к людям – та готовность к общению, которая отличает любознательность от любопытства. В этой открытости сосредоточено умение установить с другим человеком ту психологическую дистанцию в общении, которая выявляет его качества: умение слушать другого без назойливости расспросов и рассказов о себе; умение услышать другого человека и проявить участие в той форме, которая не связывает человека необходимостью следовать заботе, а создает условия для собственного осмысления ситуации жизни. В психологии это называют умением вести диалог, психотерапевты говорят в таких случаях о разных видах соответствия клиенту. Суть подобных отношений в том, что оба участника взаимодействия получают новые переживания, которые не разрушают их психическую реальность, а проявляют ее новые свойства. Умение соответствовать другому человеку без разрушения собственного Я, без растворения его в другом человеке, чувство границы психической реальности другого человека и своей собственной – это проявление в общении концепции человека моей героини. За этой концепцией стоят и те жизненные правила, которые не формулируются и не декларируются, а присутствуют естественно как живая ткань отношений. Я попробую их сформулировать для читателя, понимая, что все мои формулировки не смогут передать теплоту и свет, которые рождаются от присутствия среди людей Нины. Есть в этом человеке то, что нельзя выразить словом. Однако я пишу словесный текст и поэтому пробую формулировать: человек понимается как существо, потенциально обладающее разумом, который ему надо обрести. Предполагается, что дорога к собственному разуму у каждого человека своя и за него никто ее не пройдет. Считается, что есть хорошие и плохие люди, это существует как данность, и с плохими людьми надо жить, стремясь держаться от них подальше. Людей надо изучать, постоянно стремиться к новому общению, чтобы больше знать. Чтение – один из путей познания людей. Существует убежденность в том, что руганью и критикой человека не направишь на путь к разуму, а только озлобишь. Подробности чужой частной жизни не представляют самостоятельного интереса, они обсуждаются только тогда, когда другой человек сам заинтересован в этом. Считается, что самостоятельность человека – главное проявление его Я. Есть мнение, что у человека есть типичные для его фамилии черты, которые обязательно проявятся в его жизни. Типичные индивидуальные качества человека можно увидеть уже у ребенка. Долгая жизнь среди людей показала, что люди со временем меняются: «Одно поколение учеников не похоже на другое. Это можно видеть даже по успеваемости класса. Нельзя сказать, чтобы лучше или хуже, – они другие по интересам, по поведению». Изменение характера людей связано с общественной жизнью, с тем «насколько человек чувствует себя связанным с другими людьми, со своей семьей».
Другие люди в течение всей жизни вызывают чувство удивления тогда, если отказываются от естественных нравственных добродетелей и считают нечеловеческое истинным. Именно удивление, связанное с появлением в жизни неожиданно нового и не соответствующего ожиданиям. Такое чувство вызывает, например, сообщение о продаже еще не родившихся детей, объявление о покупке мужа для дочери, информация о драках девочек из-за мальчиков на городской дискотеке. Все это принимается с тем отношением («Чуден мир!»), в котором собственная способность понять и принять происходящее не является абсолютной. Но эти сообщения не пугают своей бесчеловечностью, они лишь обостряют интерес к жизни, к людям, к себе. Обобщения от встреч с одними людьми не переносятся на других, каждого человека «надо понимать как человека». Пережитое не породило предубеждения к людям, не создало того, что психологи называют социальными стереотипами: встреча с немцами, детьми тех фашистов, которые убили братьев и долгие годы морили голодом всю семью, породила только глубокую взаимную симпатию и дружбу на долгие годы. Когда молодой немец пытался объяснить, что они – его поколение – не виноваты, что они – другие, ему просто сказали, что война кончилась, а живым надо жить по совести. Это так очевидно и просто. К ним, немцам, не было никаких претензий, не было желания унизить или проявить свою непреходящую боль от потери. Нет. Были вопросы о жизни, об устройстве их государства, о родителях и работе – то общение людей, когда люди интересны друг другу как разные. Рождественской открытке от «наших немцев» в семье рады, как и весточкам от детей.
Запрет на религию, официальная ориентация на атеизм не мешали моей героине крестить детей и читать молитвы перед сном, обращаясь к Всевышнему за поддержкой и помощью. Слова молитвы, упование на милость и милосердие Бога не суесловие, а та необходимая основа отношений с миром, которая дает силы и поддержку во всех испытаниях. Это осознается как главное правило жизни, как сама ее суть. Религиозные праздники всегда отмечались и отмечаются так, как это было принято в родительской семье.
Профессиональная работа с людьми – педагогическая деятельность – была тем жизненным призванием, где складывалась концепция человека; проявлялась она в ежедневных отношениях с учениками, «каждого из которых хотелось научить мыслить самостоятельно». Предмет – математика – давал для этого возможности, силы и время. Усилия не пропадали бесследно – ее ученики знали предмет и могли сдавать вступительные экзамены в главные вузы страны. Как говорят сегодня, они были конкурентоспособны. Она учила их добросовестно, потому что не могла иначе, – это была ее жизнь, их жизнь, где ложь в отношениях – главный порок. Учить плохо – значит лгать себе и им, ученикам. Это было недопустимо, это было то, что обосновывало ее отношение к ученикам, которое они чувствовали и принимали с детской признательностью. Будучи детьми, они делились с ней сладостями, а став взрослыми – выпускниками, – говорили слова благодарности и через десятилетия узнавали при встрече, не избегая взглядом и не скупясь на приветствие. Ее работа в школе не ограничивалась предметом. Школьные стенгазеты размером в несколько квадратных метров, конкурсы стихов и шахматные олимпиады, карнавалы, лыжные соревнования – это неполный перечень того, что она могла и хотела делать с чужими детьми – своими учениками. Зачем надо было тратить на это силы? «Это была моя жизнь, я любила школу, детей, свою работу, я и сейчас все это люблю», – простые слова о главном, о соответствии человека своему сознанию, своему делу, своему Я. Философский язык позволяет сказать, что это слова человека, преодолевшего отчуждение от собственной жизни. Я бы добавила: и не имевшего этого отчуждения, и не имеющего его сейчас. Одна из причин отсутствия отчуждения состоит в том, что концепция человека, которая реализуется в отношениях с другими людьми, задает высокую степень свободы для осуществления жизни как собственного Я, так и жизни других людей. В ней нет примитивного стремления отождествлять других с собой, нет стремления упростить многообразие жизни до одного варианта, нет страха перед многообразием проявлений человеческой сущности и неизбежным риском в условиях
высокой неопределенности человеческой природы. Всего этого нет, потому что есть обоснование своего бытия Создателем, своей сущности как его дара, своей семьи как основания своей сущности, своего Я как осуществления Я– усилий по его проявлению.Думаю, что моя героиня это сформулировала короче и точнее: «Мне всегда хотелось жить, даже когда было невыносимо тяжело». Жажда жизни – это еще одно из переживаний, которое характеризует данность Я, его силы как потенциал нереализованных возможностей. Они открываются человеку в осознании того, что его жизнь зависит от него самого, его усилий, его чувств, как зависит от него решение о выборе спутника жизни, об организации семьи и ее сохранении в изменчивых социальных обстоятельствах. Более чем пятидесятилетний опыт семейной жизни моей героини – еще одно свидетельство того, что у нее нет отчуждения от собственной жизни, она живет в каждом ее дне, не повторяясь в привычках и шаблонах, «учась всю жизнь у самой жизни».
Тяжесть усилий, затраченных на осуществление жизни, отсутствие бытового благополучия не воспринимаются как жизненное наказание или поражение. «Мне папа всегда говорил, что завидовать – большой грех, надо уметь радоваться тому, что люди могут сделать хорошее и самому стремиться делать лучше». Это тоже из вечных ценностей, из заповедей. Это то, что делает ценными собственные усилия, те Я-усилия, которые осуществляются с помощью собственных же обоснований – тех самообоснований, которые проявляет Я.
В концепции человека, которую осуществляет в жизни Нина, ее собственное Я проявляется в тех ситуациях, когда на нее пытаются оказать воздействие: она не принимает решения об изменении своей жизни, если считает это недопустимым с точки зрения тех нравственных обоснований жизни, которым следует. «Я знаю, что я упрямая: если считаю, что так нельзя, то меня почти невозможно заставить…» Это упрямство, я бы сказала, устойчивость структуры Я, сочетается с его пластичностью и динамичностью, которые позволяют быть открытой собственным чувствам, быть захваченной потоком изменений, которые они привносят в психическую реальность. Бабушка, она так заигралась с внуком, что они вместе забыли о режиме дня для младшего школьника. Мне думается, что это одно из проявлений Я как данности, тех его свойств, которые не могут воплотиться в осознанных формулировках, отражающих отношения к людям, к себе. Эти свойства – больше, чем структура сознания: они раскрывают сущность данности Я, его самодостаточность как природного образования.
Редкое умение играть с детской увлеченностью, любовь к проявлениям детского восприятия мира, сама возможность такого восприятия как готовность к удивлению и восхищению говорят, по-моему, о наличии у моей героини того качества Я, которое больше всего соотносится с эпитетом «живой». Живое восприятие, живой ум, живое воображение, живые чувства, свежесть впечатлений и переживаний – это все о ней. За ними – ранимость, повышенная сензитивность, позволяющая чувствовать то, что мало доступно другим людям, поражая их порой той восприимчивостью к событиям жизни близких людей, которой нет объяснения в рациональном мире.
Сама она неохотно рассказывает о своей нетипичной сензитивности, считая ее естественным проявлением связи с близкими, родными людьми.
Эта чувствительность сочетается с постоянным стремлением сохранить красивое, чем бы оно ни было, – рисунком ребенка, репродукцией, открыткой к празднику. Эти вещи остаются перед глазами – для радости. Она и сама любит рисовать или раскрашивать черно-белые рисунки, превращать их в цветные, нарядные. Делает это красиво, аккуратно, доводя каждый свой рисунок до полноты узнавания. Так рисуют дети и люди, которые не могут не рисовать. Все рисунки для этой книги сделаны ею. Рисование для людей, которые не делают это предметом профессиональной деятельности, является формой экстериоризации того чувства полноты жизни, которое связано с существованием невербального корня бытия. Рисунки делаются не для кого-то и не для чего-то, они самоценны, и в самом процессе рисования важнее всего то, что может быть внесено в него другими людьми, даже самыми близкими и родными.
Отношения с другими строятся как проявления безусловной любви и заботы, которые позволяют любимым чувствовать себя в полной безопасности рядом с любящим. Эти любовные отношения лишены и тени манипулирования или потребительства, стремления использовать силы и время другого человека в собственных интересах. В них есть все, чтобы проявить свою силу и обрести ее в самостоятельной активности. Эти отношения прекрасны тем, что вопрос о долге и ответственности друг перед другом близких людей никогда не был предметом спекуляции. Ответственность и долг – это нравственные категории сознания человека, т. е. те целостные (гештальт) образования, которые придают сознанию определенность, обозначают и проявляют Я для человека и для других людей. Если в сознании человека присутствуют нравственные категории, то их наличие естественно сказывается на всех проявлениях психической реальности. Любовные отношения нравственного человека пронизаны ими так же естественно, как и другие проявления его Я. Эти отношения дают другому человеку и себе ту необходимую свободу для проявления данности Я, и ту защищенность от разрушающих воздействий, которые могут гарантировать только нравственные обоснования самой жизни. В современной психологической литературе чаще всего представлены конфликты и коллизии несостоявшейся жизни. Поэтому, может быть, читателю мое описание покажется лишенным динамики и сюжетного напряжения, но динамики в осуществлении нравственной ответственности и долга значительно больше, чем в уходе от ответственности или игнорировании долга. Это та динамика переживаний, которая с возрастом просветляет лицо человека, оберегая его от обреченности застывшей маски. Я бы назвала динамику этих переживаний абсолютной человеческой ценностью и пыталась описывать ее как качество живого, проявляющееся в способности к изменению при соблюдении тождественности с данностью Я. Это – одна из задач бытия живого – постоянное обновление при сохранении жизни как целостности.
В любви отношения долга и ответственности, которые я назвала естественными для Нины, проявляются как способность к изменению при сохранении данности Я. Это присутствует в принятии семейных решений, где возможности членов семьи не оцениваются как слабость, а принимаются как проявление существующей силы.
Она сама никогда не жалуется на недомогание и пытается преодолеть неизбежные для пожилого возраста проблемы с тем мужеством и терпением, которые не требуют признания других. Только в предельных ситуациях она готова побеспокоить других своей слабостью, и всегда это только просьба, которую может понять и услышать только любящий и хорошо знающий ее человек. Забота о собственном здоровье не возводится в специальную задачу – посильные физические нагрузки не отвергаются. Возможность выполнения работы основывается на умении распределять силы – сочетать нагрузку и отдых. Бесстрашие перед физической работой и желание учиться как проявление интеллектуального бесстрашия говорят о наличии тех качеств Я, которые определяют единство тела и души. У Нины звонкий ясный голос, с той глубиной интонаций, которая заставляет людей прислушиваться к нему. Нина никогда не пользовалась им для крика, ворчания и раздражения. В этом тоже проявление цельности натуры, не вибрирующей от каждого прикосновения, а обладающей той необходимой для целостности прочностью, которая делает ее узнаваемой во всех проявлениях или, как говорят в психологии, во всех продуктах деятельности. Голос дан человеку как дано ему его Я. Голос можно потерять, как человек теряет Я, можно испортить, если использовать его без учета его качеств (это относится и к Я). Голос можно развить, если воздействовать на него в соответствии с его природой (это относится и к Я). Голос – только одно из свидетельств той цельности, которая существует как структура тела и данность Я, и сама эта цельность есть проявление индивидуальности человека как живого, имеющего собственное назначение.