Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности

Смыслы объектов и ситуаций не «усматриваются» непосредственно. Осмысленные ситуации конструируются человеком в процессе обработки информации и построения концептуального образа мира. Смыслом ситуаций и объектов побуждается и направляется конкретное поведение. «Осмысленный объект потенциально содержит схему поведения» (Nuttin, 1973, S. 182). Более того, само поведение – «… это не “движение плюс когнитивный смысловой элемент”, а смысл, инкорпорированный в двигательные реакции» (Nuttin, 1984, р. 171). Смысл самого поведения конституируется его конечной целью; отдельные поведенческие акты или «сегменты» приобретают смысл в контексте того целого, частью которого они являются.

Нюттен отмечает также стремление человека строить систему представлений о Вселенной, о мире в целом и о своем месте в нем, найти смысл своего существования ( Nuttin, 1973; 1984). В контексте этой системы представлений для людей приобретают тот или иной смысл такие ценности, как свобода, истина, солидарность и др.

С теорией Нюттена отчасти перекликается экзистенциальная теория человеческого поведения Р.Мэя (May, 1969). Мэй использует другой, феноменологический язык для описания поведения, говоря не о потребностях, мотивах и объектах, а о воле, желаниях и намерениях (интенциях). Желания он рассматривает как форму слияния силы (энергии) и смысла. Именно их слияние придает желанию побудительную силу. Если не учитывать смысловой компонент при анализе желаний, мы придем к искаженной картине. Р. Мэй иллюстрирует это примером избирательности сексуальных желаний, которая нарушается и превращается в простую канализацию либидозной энергии в двух случаях: в искусственной ситуации длительной фрустрации, как у солдат, размещенных на крайнем Севере вдали от поселений, и в случае психопатологии (May, 1969, р. 209–210). Структуру, которая придает смысл опыту, Мэй называет интенциональностью. Интенциональность – это мостик, связывающий ядро сознания с объектами, частично преодолевающий дихотомию субъекта и объекта (там же, р. 223–226). В какой-то степени человек сам создает свои смыслы, но на основе более широкой социальной смысловой матрицы, в которой он живет.

Соответственно, чтобы понять поведение человека, надо раскрыть его смысл. В частности, задача психотерапевта состоит в том, чтобы как можно лучше осознавать интенциональность клиента во время текущей сессии. При этом любое взаимопонимание основывается на совместной смысловой матрице, общей для психотерапевта и пациента, которая строится на основе их индивидуальных матриц. «Я должен быть способен принимать участие в смыслах моего пациента, но в то же время сохранять мою собственную смысловую матрицу, и таким образом, неотвратимо и обоснованно, давать ему интерпретацию того, что он делает – часто по отношению ко мне. То же самое верно и для всех других человеческих отношений: любовь и дружба требуют, чтобы мы участвовали в смысловой матрице другого, не отказываясь от своей. Таким путем человеческое сознание понимает, растет, меняется, становится просветленным и осмысленным» (May, 1969, р. 262).

Сравнивая теории Нюттена и Мэя с подходами к объяснению поведения, опиравшимися на понятие валентности, видно, что помимо сходства, которое уже отмечалось выше, существуют и заметные отличия. Главное из них заключается, на наш взгляд, в том, что если понятие валентности относится к непосредственному воздействию на поведение (по аналогии с физическими силами), то смысл у Нюттена и Мэя влияет на поведение опосредованно, через процессы когнитивной репрезентации действительности в сознании. Теории Нюттена и Мэя являются поэтому отчасти как бы связующим звеном между группой подходов, интерпретировавших смысл объектов и ситуаций в терминах поведенческой валентности, и другой группой подходов, в которых смысл рассматривается исключительно в контексте репрезентации действительности в сознании, как феномен сознания. К рассмотрению этой группы подходов мы и переходим.

Первым из таких подходов является теория личностных конструкторов Дж. Келли (Kelly, 1955; 1969; 1970), которую ряд его последователей прямо называют теорией личностных смыслов (Procter, Parry, 1978; Fransella, 1982; см. также Mair, 1970; Salmon, 1978; Harri-Augstein, 1978; Bannister, 1979). В основополагающем труде Келли – двухтомной «Психологии личностных конструктов» (Kelly, 1955) термин «смысл» практически не фигурирует; модель субъективной интерпретации внешних событий излагается полностью на языке личностных конструктов. Вместе с тем, в более поздних работах (Kelly, 1969; 1970) Келпи активно использует понятие личностного смысла в том значении, которое позволяет нам без колебаний отнести его теорию ко второй группе подходов к рассмотрению смысловых механизмов сознания и деятельности.

Философская позиция Келли, которую он обозначает словами «конструктивный альтернативизм», сводится к следующим положениям. Объективная действительность существует и движется во времени, однако она открывает возможности для различных ее интерпретаций. Жизнь необходимо подразумевает способность отражения живым существом окружающей действительности. У человека это отражение носит характер построения системы конструктов, через призму которых он воспринимает мир. Конструкты представляют собой субъективные параметры категоризации и оценки событий, которые не обязательно могут быть выражены в словесной форме. В реальном поведении человека валидность этих конструктов подвергается проверке; в тех случаях, когда имеющиеся конструкты не позволяют эффективно предсказать результаты поведения, система конструктов подвергается более или менее значительной перестройке. Развитие личности заключается, по сути, в развитии, обогащении, уточнении и иерархизации системы личностных конструктов. Этот процесс происходит непрерывно у каждого человека. Келли так формулирует фундаментальный постулат своей теории: «Психологические процессы индивида направляются механизмами предвосхищения им событий» (Kelly, 1955, р. 103). Фактически вся общепсихологическая теория личности и психотерапевтический подход Келпи представляют собой раскрытие этого постулата.

Основной пафос Келли был направлен на познание конкретной индивидуальности каждого человека, на отказ от практики прикладывания общих аршинов к разным людям (Kelly, 1955, р. 206–207). Позже Келли особенно подчеркивает, что «психология должна иметь дело с переменными, которые могут что-то значить в жизни человека. В этом случае у психолога будет то, к чему, по-моему, стоит стремиться» (Kelly, 1969, р. 123). В конце пятидесятых – начале шестидесятых годов Келли дополняет свою теорию положением о том, что конструкты придают личностный смысл событиям, к которым они прикладываются, а также планам, воспоминаниям и высказываниям – для того, чтобы понять сообщение, необходимо знать систему конструктов говорящего. Система конструктов человека предоставляет ему свободу принятия решений именно благодаря тому, что позволяет ему иметь дело со смыслом событий, вместо того, чтобы быть механически вовлеченным в них (Kelly, 1969).

Смыслы событий являются, по Келли, чисто субъективными и лишь проецируются в мир. «События не говорят, что нам делать, у них на лбу не написан их смысл, который мы могли бы открыть. Хорошо это или плохо, но мы сами создаем на протяжении своей жизни те единственные смыслы, которые они для нас несут» (Kelly, 1970, р. 3). Смыслы, которые мы приписываем событиям, коренятся в субъективной оценке причин и следствий этих событий, в их временной динамике. Вместе с тем смысл определяется не только самим предвосхищаемым следствием оцениваемого события, но и всей цепью умозаключений, лежащих в основе этого предвосхищения (Kelly, 1970, р. 3). Это положение вновь возвращает нас к конструктам как основному детерминанту смысла событий. Осмысленность жизни Келли связывает со способностью видеть настоящее в прошлом и будущее в настоящем (там же, р. 11–12).

Ряд последователей Келли также взяли понятие смысла на вооружение. Так, Ф.Франзелла указывает на определяющую роль контекста в формировании смысла (Fransella, 1982, р. 49). В другом месте она говорит о смысле самих личностных конструктов, выводя его из отношений данного конструкта с другими ( Fransella , 1970, р. 76). Д.Хинкл пишет о смысле поведения, отождествляя его с внутренним содержанием этого поведения (Hinkle, 1970). Центральное место понятие смысла занимает в концепции самообучающейся личности Ш.Харри-Аугстайн и Л.Томас, которая, являясь с одной стороны прямым развитием теории Келли, по своему содержанию относится скорее к третьей группе подходов к рассмотрению смысла как структурного элемента сознания и деятельности и будет рассмотрена нами несколько ниже.

На некоторые положения теории Келли опираются представители интеракционистского подхода к объяснению детерминации поведения (Endler, Magnusson, 1974; Magnusson, 1976; 1978; 1982; Nystedt, 1981). В рамках этого подхода различается анализ среды и ситуаций как таковых, под объективным углом зрения, и субъективно воспринимаемых и осмысляемых нами ситуаций. «Очевидно, “реальный мир”, в котором мы испытываем ощущения, чувствуем, думаем и действуем, – это мир, который воспринят нами и наделен нами смыслом» (Magnusson, 1982, р. 232). Л.Нистедт указывает на то, что ситуация всегда структурируется и осмысляется индивидом в зависимости от внешнего сиюминутного контекста, характеристик субъективной семантики, текущих состояний субъекта и влияния перечисленных «систем» на селекцию входной информации (Nystedt, 1981). Д.Магнуссон называет такие более фундаментальные моменты, детерминирующие субъективный смысл ситуаций как опыт и историю жизни личности, знания, хранящиеся в его долговременной памяти (Magnusson, 1976; 1978). По этой причине восприятие ситуаций глубоко индивидуально: возможно столько интерпретаций одной и той же ситуации, сколько в ней присутствует действующих лиц, хотя разные ситуации обладают разной степенью неоднозначности субъективной интерпретации. Положение о детерминированности поведения человека в некоторой ситуации психологическим смыслом, который имеет для него эта ситуация, является одним из основных положений интеракционизма в психологии личности (Endler, Magnusson, 1974; Magnusson, 1976).

Сходные и вместе с тем несколько более разработанные представления о смысле внешних ситуаций предлагает Э.Петерфройнд, синтезировавший клиническую теорию психоанализа с современными процессуальными моделями переработки информации (Peterfreund, 1971; 1976; Peterfreund, Franceschini, 1973). «Каждый из нас более или менее различно интерпретирует имеющуюся информацию, – пишет он. – Мы отбираем и перерабатываем ее, приходя к нашим индивидуальным взглядам на мир, к нашей индивидуальной “действительности”. Посредством таких интерпретаций информация обретает значение – общепринятые денотативные и коннотативные значения плюс уникальные личностные смыслы, представляющие для психоанализа особый интерес» (Peterfreund, 1976, р. 63–64). Петерфройнд пытается выделить две группы смыслов: смысл входной информации о внешнем мире и смысл информации, соответствующей различным феноменам переживания ( Peterfreund , 1971). Это различение, однако, методологически некорректное; на уровне конкретного анализа Петерфройнд к нему реально не прибегает. Общая идея, выдвигаемая Петерфройндом, заключается в том, что информация приобретает смысл лишь в отношении к некоторому более широкому информационному контексту. Этот смысл непосредственно определяется характером переработки соответствующей информации, в частности генерализацией информации и классификацией ее в долговременной памяти. С другой стороны, переходя на язык клинического психоанализа, Петерфройнд указывает на обусловленность личностных смыслов личным опытом, на неотделимость их от мотивов, а также на зависимость смысла травмирующих событий для ребенка от уровня его развития и зрелости, уровня интеллекта и эмоционального состояния. Смыслы могут изменяться во времени; одни и те же события могут подвергаться реинтерпретациям различными способами в зависимости от опыта, развития способностей к переработке информации, изменения контекста и возникновения новых смыслов в процессе психоанализа ( Peterfreund , 1971, р. 235).