Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности
Шрифт:
Будущее, по М.М.Бахтину, есть преимущественно смысловая категория; «осознавать себя самого активно – значит освещать себя предстоящим смыслом» ( там же, с. 105). Смысловое будущее чужеродно, враждебно настоящему и прошлому, ибо для него принципиальна незавершенность. «Смысловое абсолютное будущее есть будущее не в смысле временно́го продолжения той же жизни, но в смысле постоянной возможности и нужности преобразовать ее формально, вложить в нее новый смысл» ( там же, с. 107). «В каждом моем акте, моем действии, внешнем и внутреннем, в акте-чувстве, в познавательном акте, оно противостоит мне как чистый значимый смысл и движет моим актом, но никогда для меня самого не осуществляется в нем, всегда оставаясь чистым требованием для моей временности, историчности, ограниченности» ( там же, с. 108).
Этот смысл играет ключевую роль и в моем понимании себя самого. В том, что касается моего смысла и ценности для себя самого, я «отброшен в мир бесконечно требовательного
В своих поздних работах М.М.Бахтин вновь возвращается к уточнению понятия смысла. Он подчеркивает разведение семантической (значенческой) стороны произведения и его ценностно-смыслового момента, который порождается приобщением к высшей ценности ( Бахтин, 1979, с. 368–369). В отличие от значения, смысл диалогичен. «Смыслами я называю ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла… Актуальный смысл принадлежит не одному (одинокому) смыслу, а только двум встретившимся и соприкоснувшимся смыслам. Не может быть “смысла в себе” – он существует только для другого смысла, то есть существует только вместе с ним» (там же, с. 350). Наконец, смысл не может действовать как материальная сила, влиять на физические явления, но он и не нуждается в этом; осуществляя смысловое преображение бытия, он оказывается сильнее всякой силы (там же, с. 367).
Наконец, четвертый контекст употребления понятия смысла в гуманитарных науках подразумевает постановку проблемы смысла человеческих действий и других невербальных проявлений. В числе авторов, заложивших основы такого понимания смысла, следует назвать в первую очередь В.Дильтея, Э.Шпрангера и М.Вебера, работы которых предшествовали упоминавшимся выше работам К.Ясперса, Ж.-П.Сартра и М.Мерло-Понти.
В.Дильтей, введя понятие живых переживаний как единиц анализа жизни в целом, приписывает им осмысленность, обусловленную их местом в контексте жизни как целого. «Моя актуальная концепция жизни определяет, как я вижу сегодня каждую значимую ее часть. Через нее эта часть соотносится с другими значимыми частями; она принадлежит к определенному контексту, обусловленному отношением между значимыми моментами жизни и моей нынешней интерпретацией их. Эти смысловые соотношения конституируют мой актуальный опыт и пронизывают его» (Dilthey, 1961, р. 100). Индивидуальная структура психической жизни может быть понята только с помощью интерпретации смысла жизненных проявлений. Как отмечают анализирующие поздние работы Дильтея К.Будт и Л.Moc, герменевтический поворот в методологии Дильтея привел его к осознанию того, что понять человека возможно только через понимание смысла его жизненных проявлений в физических, внешне объективированных формах. Только те психологические процессы, которые получают культурно обусловленную объективированную форму выражения, могут быть ключом к пониманию человеческой индивидуальности, как других, так и себя самого; в их смысле выражается наша сущность (Boodt, Mos, 1993).
Близкие взгляды мы находим и у ученика Дильтея Э.Шпрангера (1914/1980). Шпрангер вводит понятие смысловой связи, понимая под ней связь с ценностью, выступающей объяснительной инстанцией по отношению к смыслу: «какой-нибудь механизм, например, можно назвать осмысленным, поскольку все осуществляемые им отдельные процессы скоординированы в направлении к общему результату, который имеет какую-то ценность. Организм является полным смысла, поскольку все его собственные функции направлены на сохранение своего состояния в данных жизненных условиях и поскольку само это сохранение может рассматриваться как ценное для него. Но прежде всего полна смысла жизнь души в индивидууме, так как она в самой себе имеет значение всей своей активности и значение связи частных функций, переживая их как ценное или, наоборот, не имеющее ценности» ( Шпрангер , 1914/1980, с. 294–295) «Лишь внутри структуры душевные элементы получают смысловую связь подобно тому, как в имманентных смысловых связях находятся части организма» (там же, с. 299).
Э.Шпрангер говорит о надындивидуальном смысле, лежащем в основе смысловых связей, как о специфической форме объективности, хотя надындивидуальный смысл объекта определяется его смысловыми связями с теми или иными установками сознания. «Когда я рассматриваю книгу… как предмет купли-продажи, я тем самым включаю ее в хозяйственную смысловую связь; рассматривая ее как продукт познания, я включаю ее в научную связь; если я обращаю внимание на оформление книги – в эстетическую связь. Несомненно, в моем сознании имеются различные установки, из которых исходят эти смыслы, и каждое такое смысловое направление подлежит особому закону» (там же, с. 288). Надындивидуальный смысл существует в мире духа, который развивается по историческим законам. Он, однако, может быть объективирован в языке, произведениях
искусства, технических сооружениях, и через эти объективированные формы быть воспринятым другими людьми. «В качестве смыслосозидающей и смыслопереживающей индивидуальная душа переходит отсюда в надындивидуальный дух» (там же, с. 300). Понимание смысла, необходимое для того, чтобы понять психологию человека, предполагает, по Шпрангеру, знание смысловых связей, выходящих за пределы субъективности и непосредственных переживаний самого человека, который может и не осознавать смысл своих действий (см. Рубинштейн, 1997, с. 164).В «понимающей социологии» М.Вебера понятие смысла является одним из центральных. Вебер называет действием понятное отношение к объектам, которое имело или предполагало субъективный смысл для действующих индивидов, независимо от степени выраженности последнего. Через этот смысл поведение может быть, во-первых, соотнесено с поведением других людей (если по своему смыслу действие соотносится с действием других людей и ориентируется на него, то мы имеем дело с социальным действием), во-вторых, определено и, в-третьих, понятно объяснено ( Вебер , 1990, с. 497, 602–603). Вебер различает два значения понятия «смысл». Смысл может быть действительно субъективно предполагаемым неким действующим лицом или же теоретически конструируемым (там же, с. 603). Вебер подчеркивает, что понимающая социология не есть психология, ведь с точки зрения первой рациональная целесообразная структура поведения являет собой наиболее четкий и понятный случай смысловой структуры, а «чем однозначнее действие ориентировано по типу рациональной правильности, тем менее смысл его может быть понят с помощью каких-либо психологических соображений» (там же, с. 500). Иррациональные же, эмоционально обусловленные смысловые связи легче всего понимаются через соотнесение их с чисто целерационально сконструированным действием, в качестве «отклонений» от последнего (там же, с. 605). Мера целерациональности, по сути, выступает у Вебера как мера осмысленности действия.
Необходимым моментом понимания действия выступает, наряду с непосредственным пониманием его содержательного смысла, также объясняющее понимание – понимание рациональной мотивации через включение действия в понятную смысловую связь, в которой они находят свое объяснение (там же, с. 608). «“Мотивом” называется некое смысловое единство, представляющееся действующему лицу или наблюдателю достаточной причиной для определенного действия» (там же, с. 611). Хотя М.Вебер ставит во главу угла рациональность, он осознает, что нельзя полагаться на суждения людей о своих мотивах, что истинные мотивы часто скрыты, искажены, замаскированы. В основе внешне схожего поведения могут лежать совершенно различные мотивы и смысловые связи. Именно смысловая связь действий является, по мнению Вебера, объектом постижения для социологии и истории (там же, с. 614). К современной ему психологии М.Вебер относится без особого уважения, критикуя ее, в частности, за то, что она не стремится истолковать человеческое действие с точки зрения его предполагаемого смысла, довольствуясь естественнонаучным анализом (там же, с. 621).
Смысл является для Вебера ключевым понятием в понимании не только человеческих действий, но и человеческой культуры.
«Трансцендентальная предпосылка всех наук о культуре состоит… в том, что мы сами являемся людьми культуры, что мы обладаем способностью и волей, которые позволяют нам сознательно занять определенную позицию по отношению к миру и придать ему смысл. Каким бы этот смысл ни был, он станет основой наших суждений о различных явлениях совместного существования людей, заставит нас отнестись к ним (положительно или отрицательно) как к чему-то для нас значительному» (Вебер, 1990, с. 379). Смысл в этой цитате раскрывается также как осознанно творимый человеком.
В заключение коснемся трансперсонального подхода к проблеме смысла В.В.Налимова (1989 а, б), который стоит особняком по отношению ко всем рассмотренным выше подходам. В.В.Налимов утверждает, что человек «существует лишь в той мере, в какой он погружен в мир смыслов» (1989 а, с. 247), понимая под смыслами «все то, что когда-либо было проявлено в культурах будущего» (1989 б, с. 85). Они существуют изначально. Смыслы организуются в тексты – «структуры, организуемые вероятностным взвешиванием смыслов. Взвешивание – это придание элементарным смыслам вероятностной меры» ( Налимов, 1995, с. 123). Природа смыслов может быть схвачена только через их проявление в Бытии, содержащем сознание; сознание «предстает перед нами как некоторое устройство, непрестанно и по-новому раскрывающее смыслы» ( Налимов, 1989 б, с. 85).
Сущность раскрытия смыслов состоит, по В.В.Налимову, в наложении на универсальный всеобщий континуум смыслов определенных фильтров, которые проявляют те или иные смыслы с той или иной вероятностной мерой. Такими фильтрами выступают, например, научные, философские и религиозные концепции, языки, другие культурные образования. Таким фильтром является и личность. «Архитектоника личности – это архитектоника смыслов, воплощенных в личности – демиургической носительнице смыслов» ( Налимов, 1989 а, с. 120). Личность выступает как генератор и преобразователь смыслов. Она открыта миру и способна преобразовывать его своими действиями, порождаемыми новыми смыслами (там же, с. 166–167).