Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности

Очевидно, что, прикладывая эту схему к процессам межсубъектного взаимодействия, мы тем самым редуцируем эти процессы до воздействия субъекта на партнера как на предмет своей деятельности. Подобное воздействие может носить обоюдный характер:

S1 → O2

O1 ← S2

(1а)

Эта схема в состоянии адекватно описать лишь некоторые частные компоненты процесса общения, такие, как монологическая коммуникация (передача сообщения) или «объектное» (Хараш, 1980) восприятие другого человека. Пытаясь же полностью свести отношения между людьми к элементарной схеме предметной деятельности, как справедливо указывает Б.Ф.Ломов, мы теряем специфику взаимодействия двух равноправных партнеров. «Каждый из его участников относится к своему партнеру как субъекту, обладающему, как и он, психикой, сознанием» (Ломов, 1984, с. 252). Межличностное общение Б.Ф.Ломов характеризует как отношение принципиально иного рода, а именно субъект – субъектное отношение:

S1 ↔ S2. (2)

Однако и эту схему нельзя считать удовлетворительной. Сразу же встанет вопрос: субъектами чего являются два взаимодействующих между собой партнера? Ведь «…“субъект” и “объект” – это оппозиционно-соотносительные категории, обозначающие два полюса целостной и лишь в абстракции расчленяемой системы связей человека с миром. Не существует субъекта без объекта и объекта без субъекта; следовательно, называя одно из этих понятий, мы предполагаем его соотнесенность с другим» (Каган, 1974, с. 51). В схеме же (2) оба субъекта выступают как абстрактные, внедеятельностные, что лишает смысла в этом контексте само понятие «субъект».

Путь, ведущий к решению проблемы, – это путь усложнения первичных элементарных представлений о деятельности и общении, выраженных схемами (1) и (2). Так, А.У.Хараш убедительно показал неадекватность рассмотрения процессов общения как прямого субъект – субъектного взаимодействия. Гносеологической основой субъект – субъектной парадигмы является, по его мнению, та особенность процессов межличностного отношения взаимодействия, «что в них эмпирически достоверным является присутствие только самих взаимодействующих сторон (индивидов, личностей); что же касается самого предмета деятельности, то он уходит вглубь, скрываясь за поведенческим (коммуникативным) фасадом взаимодействия, и его открытие становится делом весьма сложным» (Хараш, 1980, с. 21). Адекватное понимание субъект – субъектной парадигмы, утверждает А.У.Хараш, «невозможно помимо привлечения представлений о субъекте в его отношении к объекту, так как, лишь противополагаясь объекту, субъект утверждает себя как субъект» (там же, с. 23). В результате схема (2) преобразуется в более сложную трехчленную схему:

S1 → O ← S2. (3)

Этим был сделан первый шаг к преодолению теоретического разрыва между общением и деятельностью. Параллельно с преобразованием схемы (2) в схему (3) аналогичные преобразования претерпевала и схема (1). Говоря о развитии предметной деятельности ребенка в онтогенезе, А.Н.Леонтьев писал, что она «все больше выступает как реализующая его связи с человеком через вещи, а связи с вещами – через человека» (1977, с. 207). Собственно говоря, это положение всегда являлось для деятельностного подхода одним из основополагающих. Оно было отчетливо сформулировано в теории развития высших психических функций Л.С.Выготского (1983 а) и получило всестороннее обоснование в экспериментах как самого Выготского, так и «Харьковской группы» психологов. Представления об индивидуальной деятельности как деривате деятельности, первоначально распределенной между двумя или несколькими субъектами и сохраняющей в себе структурные характеристики последней, описываются схемой:

S1 – S2 – O. (4)

В этой схеме второй субъект, опосредующий элементарное субъект – объектное отношение, – не обязательно индивид, им может быть и все человечество в целом. Суть данной схемы в том, что индивидуальная деятельность человека (поскольку он человек) никогда не является полностью индивидуальной. Она всегда включена не только в систему его отношений с предметным миром, но и в систему его отношений с другими людьми. В частности, применительно к ситуации развития ребенка в совместной деятельности с взрослым сделан достаточно экспериментально подтвержденный вывод о том, что только действие второго субъекта-партнера придает объекту действия социально-предметный смысл и значение; аффективные смыслы окружающей действительности тоже открываются ребенку в совокупном действии ( Зинченко, Смирнов, 1983, с. 138, 139).

Схемы (3) и (4) снимают противопоставление общения и деятельности, поскольку они предусматривают включенность процессов деятельности (1) в процесс общения (3) и процессов общения (2) в процесс деятельности (4). Однако данные линейные формулы не снимают различия между двумя этими процессами, что оставляет возможность трактовать деятельность и общение как две особые рядоположенные сущности, две относительно независимые стороны образа жизни человека, как это делает Б.Ф.Ломов (1984). Преодолеть этот разрыв можно лишь сделав следующий шаг, а именно признав вслед за А.В.Петровским (1984) принципиальную обратимость субъект – субъект – объектных и субъект – объект – субъектных отношений, что можно выразить следующей схемой:

Эту замкнутую структуру можно рассматривать как исходную «клеточку» любой человеческой активности. В ней подчеркивается тот момент, что в одних и тех же процессах реализуются как опосредованные вторым субъектом субъект – объектные отношения, так и опосредованные объектом отношения «субъект – субъект». Характерно, что целый ряд авторов независимо друг от друга приходит к выделению этой замкнутой обратимой треугольной структуры в качестве базовой (Кемеров, 1977, с. 104; Василюк, 1986, с. 84; Каган, 1988, с. 131; Горбатенко, 1988, с. 141). Комментируя эту структуру, В.Е.Кемеров, в частности, пишет: «Схема наглядно показывает, что отношение человека к предмету опосредовано его отношением к другому человеку и наоборот, отношение человека к другому человеку опосредовано его отношением к предмету. Собственное бытие личности обнаруживает свой предметный и общественный смысл, поскольку оно реализуется через предметные условия, создаваемые другим человеком (другими людьми), поскольку оно выступает условием бытия другого человека (других личностей, общества)» (1977, с. 104).

Как нетрудно заметить, из структуры (5) легко вычленить и отношение (3), и отношение (4). Более того, элементарные двучленные отношения (1) и (2), включенные в структуру (5), приобретают новое содержание. Для пояснения можно воспользоваться остроумным примером Л.Николова: «Как и в пресловутом любовном треугольнике, когда во взаимодействии участвуют более чем двое, вопрос об их взаимоотношениях усложняется. Усложнение происходит оттого, что двучленные отношения, сумма которых дает трехчленное отношение, являются в сущности трехчленными. В любовном треугольнике муж выступает не только как муж, но и как обманутый муж. Это означает, что в двучленном отношении между ним и его женой появилось новое содержание… отношение с тем же самым третьим элементом, который наставил ему рога» ( Николов, 1984, с. 61).

Взаимодействие, описываемое схемой (5), представляет собой не что иное как совместно распределенную предметную деятельность (Петровский А.В., 1982). Включенные в нее субъект – субъектные взаимодействия (процессы общения) выступают формой координации ее участников и обеспечивают в конечном счете интеграцию индивидуальных действий, распределенных между ее участниками, в совместную деятельность. «Взаимодействие людей подразумевает не только отношение их как субъекта к субъекту, но и совместное отношение их к объекту деятельности» ( Головаха, 1979, с. 73). Самый важный момент, который хотелось бы при этом подчеркнуть, – совместная деятельность не является лишь формой координации и интеграции индивидуальных деятельностей, направленных на реализацию одной общей цели. Такая деятельность была бы квазисовместной. Истинная же совместная деятельность не прибавляется к индивидуальной, а замещает ее. По своей структуре совместная деятельность аналогична индивидуальной; отличие же заключается в том, что в своих звеньях она распределена между двумя и более субъектами, у которых в этот момент нет никакой индивидуальной деятельности, отличной от деятельности, совместно распределенной между ними, со-субъектами которой они выступают. Таким образом, эта деятельность имеет не только общую для ее со-субъектов операциональную, но и общую мотивационно-смысловую структуру. М.С.Каган отмечает, что смысл такой деятельности интерсубъективен (1988, с. 132). О гармонизации смысла моего действия и смысла действия других как основе построения системы отношений людей писал и Б.Д.Эльконин (1990, с. 114–115).Ранее С.М.Джакупов (1985), работавший в русле деятельностной психологической теории мышления (см. Тихомиров и др., 1999), экспериментально показал, что в совместной деятельности формируется общий фонд смысловых образований, который, будучи интериоризован субъектами, выступает через посредство процессов целеобразования в качестве специфического регулятора их совместной деятельности. Признаком совместной деятельности является наличие у ее участников общего мотива. Этот мотив не возникает мгновенно, а формируется постепенно, на начальных этапах деятельности, которая носит поначалу псевдосовместный характер – налицо общая цель и задачи, но общему мотиву и смыслам деятельности еще предстоит сформироваться. Как показал С.М.Джакупов (1985), совместная деятельность как психологическая реальность становится возможной, когда смыслообразование, осуществляющееся в ходе общения в диаде, приводит к формированию общей цели и общего мотива. Участники обмениваются как вербальной, так и невербальной, преимущественно эмоциональной информацией. Ключевым процессом является взаимная реконструкция партнерами по совместной деятельности целей друг друга и их принятие, то есть включение в свою мотивационно-смысловую сферу. На этой основе у участников формируется общий смысловой фонд.

С.М.Джакуповым было показано, в частности, что создание общего смыслового фонда стимулируется невербальным общением и обменом смысловой информацией и, в свою очередь, приводит к активизации невербальных и сокращению вербальных средств общения. Экспериментально подтверждена также связь успешности совместной мыслительной деятельности с наличием общих смыслов, с принятием и интериоризацией общего фонда смысловых образований, которое приводит к качественным изменениям процессов целеобразования, повышению эффективности формируемых целей. При этом если формирование общего смыслового фонда сказывается прежде всего на общем количестве формируемых целей, то степень его принятия участниками влияет на количество достигнутых целей ( Джакупов , 1985). Можно предположить, что общий фонд в одних случаях имеется с самого начала, в других же складывается постепенно, по мере осуществления деятельности. Так или иначе, ту меру, в которой деятельность регулируется общим смысловым фондом, разумно рассматривать как показатель того, насколько она является истинно совместной.

Последним по времени заметным вкладом в развитие представлений о смысловой регуляции совместной деятельности в русле деятельностной психологической теории мышления явилась подробная концептуальная схема А.К.Белоусовой (1997), которая во многом перекликается с положениями С.М.Джакупова, развивая их дальше. А.К.Белоусова считает критерием совместной деятельности наличие области, в которой смыслы и ценности одного участника соответствуют смыслам и ценностям другого, его потребностям, целям, возможностям, когда каждый участник понимает смысл и ценность собственных действий и действий партнера. Она подчеркивает, что в совместной мыслительной деятельности, с одной стороны, у каждого участника формируется своя собственная индивидуальная психологическая ситуация, характеризующаяся своей динамикой и своими индивидуальными новообразованиями; с другой стороны, возникают и общие новообразования, не сводимые к индивидуальным новообразованиям каждого участника. Вот как это происходит: «В процессе реализации промежуточных целей, формирующихся на основе актуальных смыслов предметов и мотивов, участники образуют новые индивидуальные смыслы предметов, влияющие на процесс формирования оценок, образование мотивов и трансформации мыслительной деятельности. В процессе общения, пользуясь вербальными и невербальными средствами общения, испытуемые передают друг другу эмоционально и вербально некоторые сведения об особенностях индивидуальных психологических ситуаций, целей, индивидуальных смыслов и т. д. Процесс передачи партнеру индивидуальных смыслов назван нами процессом смыслопередачи. Передача смыслов партнеру или смыслопередача осуществляется в значениях, вербальных оценках и невербальными средствами. Смыслопередача направлена на образование общих смыслов предметов, то есть на формирование общей психологической ситуации совместной мыслительной деятельности. Можно говорить о том, что наличие общей психологической ситуации участников служит показателем осуществления совместной мыслительной деятельности. Связано это в первую очередь с тем, что за общими смыслами стоят общие мотивы и цели, предметом которых выступает один и тот же элемент объективной действительности. Таким образом, общие смыслы предметов есть продукт совместной мыслительной деятельности и одновременно процесс образования общих целей, мотивов, оценок» ( Белоусова, 1977, с. 69). В структуре общей психологической ситуации А.К.Белоусова различает также активную и потенциально активную области; в первой локализованы общие смыслы актуально осуществляемой совместной деятельности; вторая – потенциальная область развертывания этой деятельности, ее «зона ближайшего развития», где общие смыслы еще отсутствуют, но могут быть сформированы.

А.К.Белоусова уделяет специальное внимание характеру процесса смыслопередачи. «Передать смысл в буквальном значении этих слов нельзя. Через сложную систему эмоциональных (эмпатийных) средств общения человек постигает смыслы другого человека и формирует адекватные (но никогда в полной мере не тождественные) смыслы, и этот процесс по сути дела совпадает с процессом смыслопостижения другого человека и познания его целей, мотивов, стоящих за этими смыслами… Принятие этих целей переводит смыслопостижение в смыслообразование: когда то, что было субъективно значимо для одного, становится решением для другого, то есть не просто тождественно (по эмоциональному знаку через эмпатию), но и действительно общим для двух людей, имеющих общие цели» (там же, с. 72). А.К.Белоусова описывает также препятствия к формированию совместной деятельности и механизмы ее разрушения.

Наиболее наглядно, однако, сущность совместно распределенной предметной деятельности проявляется во взаимоотношениях «ребенок – взрослый», которые В.И.Слободчиков (1986) характеризует как co-бытие. Не прибегая к изложенным выше представлениям о совместно распределенной деятельности, мы попадаем в порочный круг: формирование личности ребенка происходит только в предметной деятельности, субъектом которой он является, но субъектом предметной деятельности может быть только личность. Выход заключается в признании ребенка и взрослого со-субъекта-ми единой распределенной между ними предметной деятельности. Причем отношения между ними здесь изначально асимметричны, поскольку вся операциональная сторона деятельности определяется одним из со-субъектов – взрослым. Только ему первоначально под силу осуществление деятельности, необходимой для удовлетворения потребностей ребенка. «Для активности ребенка открыт только один путь к внешнему миру – путь, пролегающий через другого человека» ( Выготский, 1984, с. 305). Многие авторы говорят о том, что младенец, по сути, психологически неотделим от своей матери, образуя с ней единое целое ( Atwood, Stolorow, 1984, с. 65–67). Их взаимоотношения трактуются как «психологический симбиоз» ( Shotter, 1984). Диада «младенец – взрослый» выступает в отношениях с внешним миром как единый субъект; К.Тревартен описывает отношения внутри этой диады как отношения межсубъектности (цит. по: Коул, 1997, с. 220–221). Хотя на взрослом лежит вся ответственность за результативность деятельности, младенец психологически находится по отношению к ходу деятельности и ее результатам тоже в позиции субъекта, хоть и почти бессильного. Более того, как подчеркивает А.В.Суворов, совместно-разделенное действие может сформироваться лишь в том случае, если руководящий процессом взрослый будет чутко и вовремя улавливать и поддерживать все проявления активности «ведомого» ребенка, передавая ему инициативу во всех точках действия, в каких тот может ее проявить ( Суворов, 1998, с. 66). В этой деятельности создается и общий фонд смысловых образований. Можно утверждать, что включенность ребенка в совместно распределенную человеческую предметную деятельность в качестве со-субъекта этой деятельности (понятие со-субъектности кажется нам более точным, чем понятие межсубъектности) является необходимым условием формирования в этой деятельности его личностных качеств.