Психопатология в русской литературе

Современники писателя бились в догадках о предмете гоголевской страсти и пришли к выводу, что это была очередная выдумка писателя, пытавшегося как-то объяснить свой побег за границу с приличной суммой денег. Мы еще вернемся к анализу этого этапа в развитии болезни Гоголя, а пока обратимся к описанию еще одной странности писателя – амбитендентности в одежде. Это была странная смесь щегольства и неряшества. Из-под парика, который писатель одно время носил, выглядывала вата, из-за галстука торчали белые тесемки.

Одни описывают: солидный сюртук, бархатный глухой жилет, другие – одет вовсе не по моде и даже без вкуса, третьи – галстук просто подвязан, платье поношенное, четвертые – зеленый фрак с длинными фалдами и мелкими перламутровыми пуговицами, коричневые брюки и высокая шляпа-цилиндр. Все эти несообразности в одежде, пренебрежение к принятым в обществе сочетанием цветов вызывали насмешки. Да вот появившаяся в конце жизни прожорливость, да хромота, такая, что Гоголь ходил с палкой – все это складывалось в определенный облик метко подмеченный Д. Мережковским: «При первом взгляде наружность его удивляет: в ней что-то странное, на других людей непохожее, слишком напряженное, слишком острое и вместе с тем надломленное, больное… самое поверхностное впечатление от наружности Гоголя – тревожное, почти жуткое и в то же время смешное, комическое: зловещая карикатура. …Чем пристальнее всматриваешься в него, тем это смешное становится более жутким, почти страшным, фантастическим».

Можно было бы привести примеры еще нескольких странностей, это и рано появившаяся переоценка собственной личности, и сверхценные идеи отравления, и мысли о своем высшем предназначении, это, в конце концов, идеи религиозного характера.

Но не будем утомлять читателя подробным описанием этих немаловажных для полной характеристики психопатологических симптомов.

Перейдем к описанию психической болезни Гоголя.

Все исследователи психопатологии Гоголя сходятся во мнении, что первый приступ болезни возник у писателя в августе 1829 года. Д. Е. Мелехов считает, что первый приступ болезни наблюдался в 1840 году.

Но нам нигде не встретилась клиническая оценка двух психотических эпизодов, имевших место у Гоголя в детстве и отрочестве.

В возрасте 5 лет маленький Никоша перенес приступ ужаса. Он был один, спускались сумерки. В ушах что-то шумело, что-то надвигалось и уходило куда-то, а стук маятника часов казался малышу стуком времени, уходящего в вечность. И здесь Никоша увидел кошку, которая кралась к нему – мягкие лапы слабо постукивали о половицы когтями, и зеленые ее глаза искрились недобрым светом. Мальчику стало жутко, он схватил кошку побежал в сад и утопил животное в пруду.

Сам Гоголь рассказывал А. О. Смирновой, что ему было страшно, он дрожал и в то же время чувствовал какое-то удовлетворение, но потом почувствовал угрызение совести, страшно плакал и успокоился только тогда, когда отец высек его.

Второй эпизод (да можно ли это происшествие назвать эпизодом?) случился с Гоголем в Нежинской гимназии (1825 г.). Суть дела заключалась в том, что Гоголь, пытаясь избежать наказания розгами за какие-то шалости, притворился «бешеным»: «… Лицо у Гоголя страшно исказилось, глаза сверкали диким блеском, волосы натопорщились, стрегочет зубами, пена изо рта, падает, бросается и бьет мебель, – взбесился! … Оставалось одно средство: позвать четырех служащих при лицее инвалидов, приказали им взять Гоголя и отнести в особое отделение больницы, в которой пробыл он два месяца, отлично разыгрывая там роль бешеного». Так вспоминает друг Гоголя по Нежинской гимназии Тимофей Пащенко. Нестор Кукольник, другой однокашник, описывает «сумасшествие» Гоголя почти так же, добавляя только, что Никоша так искусно притворялся, что все были убеждены в его помешательстве. Правда он говорит, что в больнице Гоголь провел не 2 месяца, а две недели.

Неужели и вправду Гоголь симулировал психическое расстройство? Странно то, что профессор-психиатр В. Чиж тоже склоняется к мысли о симулятивном поведении Гоголя. Но позвольте, ведь каждый мало-мальски, грамотный психиатр, а тем более судебный психиатр скажет, что симулировать «бешенство», или иное психомоторное возбуждение еще никому не удавалось длительно. Обычно симулируются симптомы «тихого» помешательства – депрессивные состояния, синдромы вербального гальлюциноза, паранойяльные, параноидные расстройства, синдромы, относящиеся к категории «тюремных» психозов и т. д.

Симулировать возбуждение – бредовое, маниакальное, различные состояния ажитации, синдромы помраченного сознания длительно не удавалось никому.

Так что же было с Гоголем?

По описанию похоже и на аффект-эпилепсию, и на истерический припадок и на состояние суженного сознания, что тоже не укладывается в такие длительные сроки как 2 недели или тем более 2 месяца. А может быть, и, скорее всего, это был второй шизо-аффективный приступ, положивший начало нескончаемой череде приступов болезни, сведшей Гоголя в могилу.

Ведь в том же 1825 Гоголь вернулся в гимназию после каникул неузнаваемым, с характером, полярным имевшему место ранее. Так не был ли это шизофренический шуб в классическом его определении – приступ шизофрении, после которого личность больного приобретает новые, несвойственные ему ранее черты.

Исследование психической болезни Гоголя проводилось знаменитыми учеными – психиатрами Н. Н. Баженовым и В. Ф. Чижом до революции и А. Е. Личко и Д. Е. Мелеховым в советское время.

Нужно сказать, что первые два психотических эпизода, описанные нами выше, не нашли отражения в анализе истории болезни Гоголя, проведенного уважаемыми коллегами.

Нужно согласиться с В. Ф. Чижом, что наиболее очерченный аффективный приступ наблюдался у Гоголя в 1892 году, когда он внезапно сбежал из Петербурга в Германию, где проскитался немногим более месяца и вернулся в Петербург «просветленным».

Попытки современников объяснить это «сумасбродство» отчаянием после краха и сожжения первой большой повести «Ганс Кюхельгартен», или попыткой убежать от безответной (выдуманной?) любви, или даже усматривали корыстный мотив – сбежал-то Гоголь с крупной суммой денег – оказались, как сейчас стало понятным, несостоятельными, потому что Гоголь был психически нездоров.

Вот несколько отрывков из этого письма (ранее уже приводились другие): «… Адская тоска, с возможными муками, кипели в груди моей. О, какое жестокое состояние! Мне кажется, если грешникам уготован ад, то он не так мучителен… С ужасом осмотрелся и разглядел я свое ужасное состояние. Все совершенно в мире было для меня иногда чуждо, жизнь и смерть равно несносны, а душа не могла дать отчета в своих явлениях. Я увидел, что мне нужно бежать от самого себя… В умилении я признал невидимую десницу, пекущуюся о мне, и благословил так дивно назначенный путь мне».

Впоследствии Гоголь объяснял свой странный поступок тем, что всю весну и лето 1829 он был болен, что по всему телу высыпала сыпь, что по заключению врачей у него кровь «крепко испорчена» и что необходимо «для очистки» пить воды в Травемюнде, недалеко от Любека.

Много лет спустя в «Авторской исповеди» он признается, что проект и цель этого путешествия были очень неясны. В. Чиж считает, что побег Гоголя за границу в 1825 г. был импульсивным актом и никак не оценивает состояние Гоголя, предшествование этой стремительной поездке. А это, на наш взгляд, был, четко очерченный аффективный приступ с явлениями ажитированной депрессии, состояниями экстаза и религиозным бредом («ужасное наказание», «невидимая десница», «существо, которое Он послал», «божество Им созданное, часть Его же самого»).