Псионик

Ахмед живет на соседней улице. Он по рождению то ли араб, то ли индиец. Я в них, если честно, не разбираюсь. Да и не столь важно это сейчас. Не играет роли, как ты выглядишь, значение имеет лишь твой статус.

Ахмеду сильно повезло с работой. Он – водитель школьного автобуса. Утром отвозит нас в школу, в обед забирает из школы. Нас с Настей. Двоих учеников, которые вынуждены из своего убогого заводского района ехать в соседний квартал успешных людей. Может, не самых богатых, но всяко более счастливых, чем мы. Там находится школа, в которой есть старшие и средние классы. Там находится мой персональный ад.

– Привет, Ахмед. – Девчонка резво заскочила внутрь и плюхнулась на первое же сиденье.

Я просто молча, по-мужски, пожал протянутую руку.

Ахмеду около сорока. Кроме того, что он водит школьный автобус, получая жалкие гроши от муниципалитета, этот темнокожий мужчина еще подрабатывает грузчиком в продуктовом магазине на углу, где пересекаются две главные улицы нашего района.

– Как семья? – Настя наклонилась и вытянула шею, заглядывая за перегородку, которая отделяла пассажиров от водителя.

– Все хорошо. Твоими молитвами. – Ахмед улыбнулся ей в зеркало заднего вида.

– Она не молится. – Я плюхнулся на противоположную сторону от подруги. – Мы все уже давно не молимся. Забыл?

– Боря! – Девчонка ударила меня кулачком.

– Холодно, а вы налегке. – Ахмед поцокал языком и покачал головой.

Мы с Настей промолчали. Ну, да, в этом году начало сентября такое, будто зима придёт гораздо раньше. Однако, это ничего не меняет. Муниципалитет выдает зимнюю одежду на предстоящий сезон лишь в октябре. То есть, нам ждать еще месяц. И всем плевать, что там на улице. Дождь, снег, ураган. А купить мы не можем. Это слишком непозволительная роскошь.

– Зато таких красавиц, как ты, поискать. – Ахмед снова улыбнулся Насте в зеркало. – Удивительно. Настоящий цветок посреди…

Он замолчал, подбирая слова.

– Посреди кладбища ядерных отходов. – Я усмехнулся. – Такое же безнадежно гиблое место. Можешь еще сравнить с выгребной ямой. А что? Настоящий цветок, выросший в выгребной яме…

– Боря… – Настя нахмурилась и погрозила мне пальцем. – Ты сегодня просто в ударе, я посмотрю. Твой сарказм сегодня излишне саркастичен даже для тебя. Хватит. Если не перестанешь, начну злиться и мы поругаемся. Ясно?

– Ясно. – Я улыбнулся подруге, а потом, краем уха слушая, как она расспрашивает Ахмеда о семье и детях, уставился в окно.

Это был обычный день. Так мне казалось. Обычный день нашей убогой, сраной жизни. Если бы я знал, насколько ошибаюсь, попросил бы Ахмеда остановить автобус, взял бы девчонку за руку и сбежал бы. Куда-нибудь очень далеко. Тогда, возможно, мы смогли бы отсрочить то, что произошло спустя несколько часов. Отсрочить. Не миновать. Спрятаться от судьбы нереально. Особенно мне. Это я осознал еще в тот момент, когда понял, что отличаюсь от других. Сильно отличаюсь.

Воспоминания и щенок

Я тупо пялился в окно класса на серую хмарь за стеклом. Училка что-то вдохновенно рассказывала про экологию и пути ее сохранения. Вообще не слушал, если честно. Она каждый раз с таким восторгом проводит урок, что на месте администрации я проверил бы гражданку Марину Леонидовну на адекватность. Или на употребление чего-нибудь веселящего. Чему радуется женщина, непонятно. Экологии пришел трындец. Несмотря на активные усилия по ее восстановлению.

Давненько не бывало таких поганых дней, вот, что скажу. В начале сентября обычно еще светит солнце. А тут…

Может, погода так повлияла, может, мое настроение в целом, но я снова вдруг вспомнил тот самый первый раз, когда однозначно понял, что-то со мной не так.

Почему я решил, будто пять лет? Нет… Около семи, наверное… Точно. Мы должны были пойти в школу через месяц. Я хорошо запомнил тот день…

– Боря, идем гулять на мусорку? Поищем какие-нибудь классные штуки. Их потом можно продать старьевщику.

Настя, которая научилась выговаривать все звуки, чем ужасно гордилась, обожала произносить слова, в которых есть «рычащие» буквы. Она нарочито их выделяла, эти буквы, напоминая маленького чумазого тигрёнка. Тигренка-альбиноса.

У Насти для нашего района абсолютно удивительная внешность. Совершенно светлые, пожалуй, даже платиновые волосы, белая кожа без единого изъяна и синие, чистые, как довоенное небо, глаза.

Ее отец раньше частенько, будучи пьяным, любил по этому поводу присобачить жене парочку синяков на лицо. Мол, с кем, сволочь, нагуляла? Жена плакала, клялась и божилась, дочь самая что ни на есть родная. А если муж сомневается, то может отправиться в клинику и сделать тест на отцовство.

На этом, как правило, выяснения отношений и претензии по крепости родственных связей заканчивались. Муниципальная больница подобных анализов не делает, а в частную клинику Настиного отца даже на порог не пустили бы. В последние годы он с этой темой почему-то затих. Не с пьянкой. Тут все нормально. Лакает больше прежнего и так же распускает руки. Насчет Настиного происхождения тема закрылась. Он больше не требует от жены доказательств верности.

– Не хочу на мусолку. – Я тогда был маленький и трусливый. Маменькин сынок. Замотал головой, а потом сделал шаг назад.

В отличие от подруги, моя «р» еще не была готова обрадовать мир своим существованием. Это, между прочим, сильно нервировало. Видимо, несмотря на возраст и слишком мягкий характер, во мне, как у большинства людей, уже возился маленький эгоист.

Девчонка, какая-то девчонка, всего лишь девчонка умеет «рычать», а я, словно последний придурок и умственно отсталый – нет.

– Ой, ну, что ж ты такое ссыкло… – Настя схватила меня за руку и потащила прочь от дома.

Обычно мы гуляли на небольшом пятачке, расположенном поблизости от наших жилищ. Кто-то из соседей врыл в землю старые шины от колес. Мы по ним прыгали, изображая лягушек. Вернее, так. Вчера – лягушек. Сегодня – зайчиков. Завтра – кенгуру. Других развлечений не имелось.

Причем и я, и Настя всех этих животных видели лишь на картинках в энциклопедии. Ее нам показывала воспитатель в детском саду. Она уверяла, будто когда-то подобного зверья было в наших местах до чертиков. Ну, может, кроме кенгуру. Эти смешные животные, с крепкими, сильными нижними лапами, жили в Австралии. Сейчас их почти не осталось. Что-то порядка двадцати-тридцати особей, которые находятся во всемирном заповеднике и тщательно оберегаются системой охраны природы.

– Идем, идем… – Настя продолжала тащить меня за руку.

Я в итоге сдался. Спорить с подругой – себе дороже. Она иногда становится фантастически упряма.

– Настя, нас накажут… – Твердил я ей одно и то же, пока мы двигались к окраине.

Мусорка была огромной. Всегда. А сейчас стала еще больше. Она находится прямо сразу за последним домами района. Смешно. Большинство жителей работают на заводе по утилизации отходов, но мы сами обитаем по соседству с этими отходами.

Оказавшись на территории свалки, Настя не успокоилась. Она упорно тянула меня в самый центр. Обычно там можно найти что-нибудь интересненькое. Например, пару десятков не до конца изношенных вещей или какую-нибудь не до конца убитую технику. Богатеи любят выбрасывать то, что не сломалось, только из-за испорченного внешнего вида. Придурки… Я на мусорке прежде бывал несколько раз, но дальше границы, вглубь, не уходил. Взрослые если узнают, отхватить можно по первое число.