Псы Господни (Domini Canes)
Шрифт:
Именно эти изображения ужасали больше всего. Угольно-чёрный вал кокона казался на них колоссальным горным обрывом, верхняя часть которого скрывалась где-то в облаках. «Пробойник» копошился у самого подножия, как маленький светлый жучок, тащащий за собой микроскопический вагончик, за которым тянулась ниточка коммуникаций. Вика не раз бывала у «пробойника» и знала, какая это махина. Здесь же усилия Коваленко проколоть кокон узким пучком лучевого «коктейля» из множества тщательно отобранных видов излучения, казались попытками божьей коровки просверлить хоботком броню огромного авианосца…
— Б…дь!
Вику трясло.
— Ну, с Богом… — пробормотал Макаров, вытирая лысину платком. Руки его заметно дрожали. Через открытую дверь его кабинета был виден «машинный зал», как полусерьёзно называли его МЕНАКОМовцы. Несколько человек напряжённо застыли у мониторов. Вчера, после летучки, один из немцев сказал Вике, что если бы Коваленко просто доехал до кокона метров на тридцать — то и в этом случае мировой науке хватило бы полученных данных на несколько лет интенсивной обработки.
— Это, как фотографии от «Spirit» и «Opportunity». Терабайты информации, тысячи снимков, не успеваем обрабатывать. А здесь… — немец махнул рукой куда-то в сторону. — Прорыв, настоящий прорыв! А мы ещё и прокалывать пытаемся…
На экране от точки, в которую упирался невидимый «луч-коктейль», пошли концентрические круги. Идеально ровные, они расширялись, сглаживая все вихри и протуберанцы отвесной стены. Через несколько секунд эти круги застыли и покрылись сложным выпуклым узором мелкой ряби. Края образовавшейся глади обрамили фиолетовые дрожащие вспышки.
— Я же говорил! — заорал кто-то в зале. — Вот она — интерференция! В чистом виде!
— Всё-таки больше по нашей эмиссии, чем по исключению… — непонятно сказал тяжело дышащий Коваленко. — Роман?
— Гоним волну, — ответил запыхавшийся почему-то Роман Ковров. — Группа поддержки свои пучки держит в фокусе. Блин, у нас тут что ни секунда — Нобелевка.
— Х…й с ней пока… с Нобелевкой… — напряжённо ответил Коваленко. — Третий этап! Ложкарёв? Молчи, не отвечай… просто хотел напомнить… чёрт, шестой генератор тухнет!
— Выправили, — ответил кто-то неизвестный.
— Вижу… так вот, Ложкарёв… коньяк готовь, понял? В историю входим… как Ньютон с Дираком…
Вика закусила руку, чтобы не закричать. Рябь расцветилась каким-то болезненным жёлто-зелёным сиянием. На поверхности круга рябь свивалась в сложные переплетённые узоры, напоминающие не то червей, не то кишки.
— …как Ньютон с Дираком, — пробормотал Коваленко, запуская программу третьего этапа.
Вокруг него пели сирены. В воздухе стоял запах влажной морской соли. Игорю Антоновичу казалось, что если он повернёт голову, то увидит нагих розовых прелестниц с лютнями, арфами и прочими морскими ракушками, небрежно рассевшихся на мокрых от морской пены скалах. Пение было красивым, но тревожным. Оно не просто тревожило… оно пугало, как полуночная заупокойная служба. Хор нарастал, заглушая и рёв основного генератора, и мерное рокотание двигателя, и свист невесть откуда налетевшего ветра.
Он понимал, что из всех семи миллиардов жителей планеты Земля эту литанию слышит только он, но всё равно
упрямо сказал:— Некрасиво поют. Я знаю, вы не слышите, но поют мерзко.
— Что ты имеешь ввиду?.. впрочем, потом расскажешь… ты как? Терпимо пока? — спросил Бриджес, похоже с самого утра сидящий на валидоле.
— Угу… — машинально ответил Коваленко, запуская вручную последние три агрегата. Вопроса он не понял… ориентировался на интонацию. — Всё, пять секунд до полного режима… — крикнул он, пытаясь заглушить многоголосый хор. — Пять… четыре… три…
На момент «ноль» бесновавшаяся окружность, напоминающая теперь какие-то пульсирующие и непрестанно шевелящиеся груды тошнотворных чёрных и волосатых спагетти, диаметром до трёх метров каждая, лопнула.
Поверхность вогнулась внутрь, потом часть её чёрной плёнкой выдавило наружу… а потом мгновенно утончившаяся плёнка разорвалась и втянулась внутрь…
Коваленко смотрел в огромный провал куда-то в безграничное серое пространство, в котором сгустками ваты стремительно возникали и исчезали какие-то невероятные формы. Хор в голове Коваленко взвыл на немыслимо высокой, истерической ноте и резко смолк. На мгновение Игорю Антоновичу показалось, что он оглох… но внезапно по ушам ударил рёв генератора. Из огромной дыры в чужой мир слегка выпучило серую вату… другое сравнение ошеломлённому Коваленко в голову не пришло. «Вата» шевелилась, протягивая в сторону «пробойника» длинные блестящие ворсинки.
—..горь, Игорь, Игорь! — забормотали наушники. Бриджес говорил монотонно, словно вызывал друга уже несколько часов.
— Игорь! Пора уходить! Игорь!
— Да-да, — выдавил Коваленко. — Сейчас…
Он неуклюже вывалился из двери. Что-то не пускало его и он дёргался, застряв ногами на широкой гусенице, пока не сообразил, что забыл отцепить кабели и шланг скафандра. Шипя и матерясь, он вырвал шланг из патрубка и выдернул кабели из разъёмов. Скафандр хрюкнул. Забормотала автономная установка жизнеобеспечения. Коваленко спрыгнул с гусеницы и упал на колени, вцепившись руками в дрожащую землю. Земля обжигала даже сквозь перчатки.
Его ударило в спину и потащило в сторону. Поднявшийся ветер несколько раз перевернул его, как куклу. Коваленко прикусил язык и теперь плевался кровью. Правая рука хрустнула; он закричал от боли. Ему казалось, что это никогда не кончится. Внешнюю поверхность прозрачной сферы шлема забрызгало бурой дымящейся слизью. В какой-то момент он почти встал на ноги, но проклятый ураган швырнул его так, что в голове помутилось…
…он отбивался от хватающих его щупалец…
— … да перестань ты! — вдруг заорал ему в уши Ложкарёв.
Что-то сильно и грубо потащило его в сторону, потом приподняло и грохнуло на твёрдое и ребристое. Он застонал и попытался обтереть левой рукой стекло шлема. Тело налилось свинцом… взлёт?
— Сейчас… погодите… летим уже! — сказал знакомый голос.
Поверхность под ним резко ухнула вниз и Коваленко инстинктивно ухватился за что-то…
— Уходим, Антоныч! — крикнул хриплый голос Ложкарёва. — С тебя причитается!