Псы господни (Солдаты удачи - 8)
Шрифт:
Как только все расселись по жестким скамейкам вдоль бортов, Пастухов вынул из кармана конфискованный браунинг и протянул назад Амиру.
– Получи свою "запаску".
– Нет-нет, - отказался Амир.
– Ты ее нашел, ты и владей. Пригодится. На Востоке от подарков не отказываются, если не хотят оскорбить.
– Пригодится застрелиться, - шутливо пробормотал Пастух, разглядывая миниатюрное оружие.
– Что ж, спасибо, Амир.
Чтобы занять руки, он тут же расстелил на коленях тряпочку, найденную в салоне, разобрал и почистил незнакомое оружие, не обращая внимания на шум и вибрацию.
* * *
Так
– Грузимся сейчас же, пока не рассвело. Вылет ближе к обеду. Разместитесь как-нибудь на борту и поспите, вы ведь за дорогу должны были устать. С борта не высовываться, по летному полю никому не шляться. Лишние глаза только во вред.
– Что-то не так?
– спросил Пастухов.
– Нет, все в порядке, - строго заявил Потебня.
– На поле днем работают разные ученые... и другие. В самолет они не полезут, но на полосе все видят.
– Понятно.
– Хорошо, что понятно, - со знакомой армейской интонацией, эхом отдавшейся в ушах капитана Пастухова, заметил он.
– В Москве вас встретит майор Стрельчинский и поможет покинуть режимный объект. Вы старший группы?
– спросил он.
– Заказчик господин Али Амир, - указал Пастухов.
– Очень приятно, - протянул руку полковник.
– Можете не беспокоиться, операция отработана. Вас очень рекомендовали.
– Мне тоже о вас хорошо отзывались, господин полковник, по-восточному польстил Амир.
– Надеюсь, мы сработаемся, - по-уставному выразил надежду полковник.
– Какие-нибудь вопросы есть?
– Хорошо было бы покормить моих людей чем-нибудь горячим.
– Через полтора часа завтрак. Вам принесут термос с пищей. Это все? Тогда счастливого пути.
...По грузовому трапу джип, заполненный товаром, загнали в широкое брюхо "Руслана" и закрепили на растяжках. Самолет летел в Москву практически порожним, поэтому и приютиться здесь было не на чем. Расселись на откидных узких скамейках, прислонившись к прохладным стенам.
– В кабину пилотов бы забраться, там кресла - лучше не надо, размечтался Муха.
– И стюардессу тебе на колени, - поддержал его Артист.
– Сначала кофе, потом - остальные услуги населению.
– Нет, - твердо сказал Муха.
– И кофе, и женщины очень мешают спать. А я хочу мягкое кресло, чтоб вытянуть ноги и...
– А виллу на Канарах не хочешь?
– снова подковырнул Артист, пришедший в хорошее настроение.
– В бизнесмене все должно быть прекрасно, - уверенно заявил Муха, и шестисотый "мерс", и вилла на Канарах, и...
– И контрольный выстрел в голову, - не давал ему покоя Артист.
– Дурень ты, Артист.
– И ты добрый дурень, Муха, - улыбнулся наконец Боцман, давно не слышавший, чтобы хлопцы дурачились. Это был добрый признак бодрости духа и надежды на скорый конец операции.
– Вон ваши стюардессы, - обратил их внимание Пастухов.
По грузовому трапу тяжело поднимались два солдатика в грязных робах. Они тащили два
военных термоса и плотно набитый чем-то пакет. Опустив все это рядом с пассажирами, они козырнули, и старший доложил, обращаясь к Дудчику - единственному среди пассажиров человеку в военной форме:– Завтрак, товарищ майор. Разрешите идти? Дудчик, будто проснувшись, открыл глаза и мутно посмотрел на солдат:
– Идите, защитники.
Горячая еда была очень кстати, потому что за время гонок по бездорожью все они питались от случая к случаю и только консервами. Поэтому сразу закипела бодрая работа ложками, которых оказалось ровно столько, чтобы хватило на всех. Это показывало класс выучки полковника Потебни: не забыл, отдавая приказание, точно назвать количество едоков.
– Послушай меня, Пастух, - сказал Амир, доедая гречневую кашу с бараниной.
– Обрати внимание на Дудчика. Мне не нравится, как он себя ведет. От него могут быть хлопоты.
– Он просто объелся гашиша, - высказал мнение Пастухов.
– Нет, он перестал видеть свое будущее. Прикажи людям, которые будут дежурить, чтобы смотрели за ним внимательно. В таком состоянии человек делает странные поступки - во вред себе и всем.
– Дать ему еще гашиша и связать, - предложил Возех сквозь набитый рот.
– Не надо, будут трудности в Москве, - отверг эту идею Амир.
– Он не сможет идти и говорить.
– Не надо, ничего не надо, - повторил Дудчик, как во сне.
Майора не покидало чувство, что жизнь его закончилась еще там, в Душанбе, когда он позабыл уничтожить листок в нагрудном кармане, а потом не смог избавиться от него в машине, а потом оказался в комнате, наполненной врагами. Это было такое же чувство, которое возникло тогда, на перевале, когда Возех убивал его друзей. Казалось, он должен был бы исчезнуть с лица земли, когда его прекратили пытать, а он все еще жил, существовал. Под воздействием гашиша, делавшим тело бесплотным, ему казалось, что он давно умер и парит где-то в вышине. Но, открыв глаза, он понимал, что еще жив и снова видит все те же ненавистные лица...
Амир был прав, у него действительно появилось зыбкое и неопределенное желание сделать что-нибудь - пусть бессмысленное, но изменившее бы это существование среди врагов. Он тягуче размышлял: что?
Попытаться сдаться властям? Это было невыполнимо.
Обратиться к Пастуху и объяснить ему, почему он оказался так нужен и опасен Амиру? Но что, если это приведет к новым допросам и пыткам?
Может, попробовать умереть? Но разве смерть спасет его дочь и брата от уготованной им участи? Кроме того, самоубийство потребует от него проявления активности, мужества, а ничего этого сейчас у него катастрофически не было...
Понадеяться на то, что действительно эта мутная волна вынесет их с братом за границу, даст им желанный покой? Но это - явно детские мечты, поддерживаемые только какой-то магической, завораживающей силой тугих денежных пачек за пазухой, которые могут в любую минуту без труда отобрать назад. Надо, пока не отобрали, просто раскидать их на какой-нибудь улице в Москве и смотреть, как люди ловят эти блекло-зеленые бумажки с чужим лицом.
А пока принять еще один комочек из коробочки и забыться хоть на минуту сном и отсутствием всяких желаний.