Псы господни

— Вежливый предлог, чтобы поскорее покинуть нас, — пошутила Маргарет.

— О, только не это! — с жаром воскликнул дон Педро. — Немилосердно так думать о человеке, который в столь малой степени распоряжается своей собственной судьбой.

Маргарет отвернулась от него и взглянула в окно.

— А вот и Нед с лошадьми, дон Педро.

Дон Педро взглянул на ее аккуратно уложенные на затылке волосы и усмехнулся в черные усы. Он уловил раздражение в голосе Маргарет, уразумевшей, как тщательно он продумал план своего освобождения. Тон ее сразу стал ледяным, а последующий безразличный смех был лишь хитрой женской уловкой, чтобы скрыть разочарование. Так рассудил дон Педро и остался доволен своими наблюдениями.

Он проверил их во время верховой прогулки, когда Маргарет сообщила ему, что, пожалуй, знает канал, по которому можно будет отправить его письмо. После того, как она с обидой восприняла известие о намерениях дона Педро, он и не рассчитывал на готовность Маргарет помочь ему осуществить свой замысел, конечной целью которого было возвращение на родину.

Так уж случилось, что утром, когда он писал свое письмо — на латыни, чтоб его не смог прочесть какой-нибудь любопытный простолюдин, — она отправила короткую записку сэру Джервасу.

Тот явился незамедлительно, в одиннадцать, когда они, по сельскому обычаю, сели обедать. За обедом Джервас самолично убедился, что молва о доне Педро, истинном аристократе, изысканно вежливом и остроумном, верна. И, словно осознав, что ранее совершал тактическую ошибку, высказываясь об испанцах с присущей ему прямотой, сэр Джервас был нарочито любезен с доном Педро, и тот отвечал ему тем же.

Когда обед закончился и граф, верный своей привычке, тут же удалился, Маргарет пригласила Джерваса в сад — полюбоваться последними в этом году розами. Сэр Джервас, естественно, принял приглашение, и дон Педро остался за столом вместе с Фрэнсисом Тревеньоном.

Джервас собирался высказать ей свое недовольство, чтоб потом с радостью простить. Но когда они вошли в розарий, надежно укрытый от штормовых ветров высокой живой изгородью из тиса, она держалась с такой непривычной обезоруживающей робостью, что вся его досада улетучилась, и он тут же позабыл заранее заготовленные колкости.

— Где вы скрывались все это время, Джервас? — спросила наконец Маргарет, и этот вопрос, который он ждал и на который имел наготове дюжину язвительных ответов, поверг его в смущение.

— Я был занят, — произнес он виновато. — Мы вместе с сэром Джоном оснащали мой корабль. И к тому же… Я не думал, что понадоблюсь вам.

— А вы являетесь лишь когда можете понадобиться?

— Только тогда, когда вше рады, а это примерно одно и то же.

Маргарет открыла рот от изумления.

— Какое недоброе обвинение! — воскликнула она. — Стало быть, вас здесь ждут, только когда вы нужны? Фу!

Джервас смутился еще больше. Всегда она находит его вину там, где ее нет.

— Но ведь ваш испанец был неотлучно при вас и не давал вам скучать, — сказал он грубовато, напрашиваясь на возражение.

— Он очень вежлив, Джервас, не так ли?

— О, весьма вежлив, — проворчал Джервас.

— Я нахожу его чрезвычайно занимательным. Вот уж кто повидал мир!

— Что ж, то же самое могу сказать и о себе. Разве я не плавал вместе с Дрейком…

— Да, конечно. Но тот мир, что я имею в виду, мир, открывшийся ему, очень отличается от вашего, Джервас.

— Мир он и есть мир, — нравоучительно заметил Джервас. — И если на то пошло, я повидал гораздо больше, чем он.

— Если речь идет о диких неизведанных краях, то я вами согласна, Джервас. Но по нему можно судить, что он хорошо знает цивилизованный мир, мир культуры. Он бывал при всех дворах Европы, ему знакомы их обычаи и нравы, он всесторонне просвещенный человек. Он говорит на языках всех народов мира, божественно играет на лютне, а поет… О, если бы вы слышали, как он поет, Джервас! И он…

Но Джервасу уже претили ее похвалы.

— Сколько он еще прогостит здесь, это чудо всех веков? — прервал он ее вопросом.

— Боюсь, недолго.

— Боитесь? — В голосе его прозвучала явственная неприязнь.

— Что я такого сказала? — удивилась Маргарет. — Почему вы так рассердились, Джервас?

Он раздраженно хмыкнул и стал прохаживаться взад и вперед, с остервенением впечатывая в землю каждый шаг. Плавая с Дрейком, он повидал мир и многому научился, но у него было мало возможностей постичь коварные повадки женщин.

— Что вы собираетесь с ним делать? — спросил Джервас, — Ваш отец принял решение?

— Отца это не касается. Дон Педро — мой пленник. Я держу его рада выкупа. Как только придет выкуп, дон Педро уедет.

Это сообщение сначала удивило, потом слегка развеселило Джерваса.

— Если вы ждете выкуп, у вас нет никаких оснований беспокоиться, что дон Педро скоро покинет вас.

— Вы слишком самоуверенны. Дон Педро написал письмо знакомому в Нант, а тот поедет в Испанию и привезет выкуп.

Сэр Джервас отбросил всякую вежливость.

— О! — воскликнул он с усмешкой. — Уж лучше бы вы послали в Труро за констеблем и передали дона Педро судьям.

— Это все, чему вы научились, плавая с сэром Фрэнсисом Дрейком? Вот как вы понимаете рыцарство? Уж лучше снова отправляйтесь в плавание и плывите подальше.

— Рыцарство! — произнес Джервас с издевкой. — Вздор! — И прекратив издевки, перешел к практическим делам. — Вы сказали, что он написал письмо. А кто его доставит?

— В том-то, конечно, и заключается трудность. Дон Педро это прекрасно понимает.

— Ах, он понимает? Разумеется, он и должен быть понятливым. Он способен увидеть то, что стоит перед ним. Вот это проницательность! — И Джервас рассмеялся, радуясь тому, что и у испанца обнаружилось слабое место.

Радость его заметно поубавилась, когда Маргарет указала ему на последствия проволочки с отправкой письма. К тому времени они вышли из розария, перед ними была каменная скамья в виде ниши, наполовину углубленная в густую изгородь из тиса. Маргарет вздохнула, словно смирившись с судьбой, и села.

— Значит, дон Педро проживет здесь до конца своих дней. — Она снова тяжело вздохнула. — Какая жалость. Я ему глубоко сочувствую. Пленник на чужбине — незавидная доля. Как дрозд в клетке. Ничего не поделаешь! Мы сделаем все, что в наших силах, для облегчения его участи, а что касается меня, я довольна, что дон Педро останется здесь. Мне нравится его общество.

— Ах, нравится? Сами признаетесь?

— А какой женщине оно бы не понравилось? Большинство женщин сочло бы его восхитительным. Мне было так одиноко, пока он не появился в нашем доме: отец вечно занят своими книгами, и компанию мне составляли такие глупцы, как Лайонел Трессилиан, Питер Годолфин или Нед Трегарт. И если вы уйдете в плавание — а вы сказали, что уйдете — мне снова будет очень одиноко.