Psychica

Маликов уклонился от интервью, спрятавшись в скорой, а Глеб охотно прокомментировал инцидент, важно жестикулируя указательным пальцем. Энтузиазм репортеров быстро угас, и они укатили прочь так же внезапно, как и появились.

– Вот настоящие демоны, – довольно заметил Глеб. – Никакого от них спасения! Согласны, док? А первого клиента, между прочим, приняли на ура. Доставили его согласно прописке. Он, представляете, на удивление быстро пришел в себя. Не знаю, как это получилось, но никакого бреда в приемном покое он уже не нес, на вопросы отвечал правильно, и уже меня чуть не приняли за ненормального. Я попал под удар и подорвал репутацию, что привез к ним обычного дебошира. Долго объяснял, что произошло, и заставил больного вспомнить, что он тогда испытывал. Он не отрицал, что кукухой двинулся, и утверждал, что нуждается в психологической помощи, дескать, подавай ему психолога, желательно девушку, выпускницу МГУ. Где же ему такую найдут? Наивный! А ложиться в стационар отказался. Пришлось оформлять его по статье. Я наплел дежурному, что он склонен нарочно прятать симптоматику. Поверьте, внешне он был абсолютно нормален, спрашивал о жене, и совершенно не понимал, как мог так жестоко с ней поступить, собирался немедленно навестить ее, требовал отвезти к ней за наш счет. Мы тогда пошутили между строк, что, мол, рогатый он, застукал ее с хахалем, и тому подобное, но тему не развивали. Короче, вкололи ему снотворного и сопроводили в наблюдательную палату. Дальше я учтиво ретировался. Сознаюсь, я обычно быстрее сбегаю, но уж больно тип интересный. И этот шутник на него похож. Только вычурная аутоагрессия смущает. Хорошо, что рядом никого не оказалось. Сейчас повезу его в другую больницу. В предыдущей попросили не беспокоить, а он по регистрации как раз подходит. Положу его в отделение суицидников. Будет на карандаше и на полном пансионе под неусыпным вниманием медсестер. Заполнит тесты, сдаст анализы, выпьет таблеточку, проспится и раскается в содеянном.

– Мда… странно, – отрешенно сказал Максим. – Разве сейчас обострение? Вроде не сезон?

– Верно. Только у нас всегда сезон. Кстати, прошлым летом была мода скакать голышом по центру, пугая прохожих. Это были забавные курьезы. Но те как на подбор наш проверенный контингент, а тут неизвестные господа, и если уж, между нами, не похожи они на психиатрических больных, совсем не похожи. От своих запах особый исходит. Сразу определяем членский билет, а эти – аномальные субъекты. Предполагаю, что наглотались они какой-то синтетической дури, и их вштырило не по детски, но это чисто мои теоретизирования. Вам, боюсь, они будут непонятны. Простите, не утомил?

– Нет, что вы! У вас увлекательная специальность, – искренне заключил Максим. – Романтика! А мы ремесленники, действуем строго по алгоритму. Делай раз, делай два. На автомате.

– Что вы?! Какая романтика?! – скривился доктор, – одно и тоже, одно и тоже. Приелось! Хочется зарыться в песок. Вы спасаете жизни в буквальном смысле, вы – герои, а мы реально демоны в человеческом обличии, истуканы в белых халатах.

Глеб горько усмехнулся и опустил взгляд.

А ведь он так молод, подумал Максим, а уже превращается в циника, и блеска в глазах уже нет, а был ли он раньше, и будет ли в будущем, если он определяет суть ближнего одним немигающим взглядом, и даже читает мысли? Эх, не его эта стезя – психика. И вообще нужно быть аккуратнее в выражениях, а то этот разговорчивый эскулап и про него придумает небылицы. Наверняка уже поставил ему диагностическое клеймо и записал в свою клиентуру.

Наверняка.

– Симыч, едем?! – Димка торопил на базу.

Заметно похолодало. Звезды пропали. Заморосил дождь. Они доберутся до станции нарочито медленно. Их точно не потревожат, дав возможность перекурить. Два вызова сразу – предел. Пусть пашут другие, а им достаточно.

– Заболтался с вами, – отрапортовал доктор, – нужно этого выпендрежника везти.

– Смотрите! Вон она! – проскрежетал застоявшийся зевака. – Узнаю номера!

Доктора обернулись на шоссе, но в презрительно ослепляющих огнях автострады ничего разглядеть не удалось.

– Они следили! Следили, чем кончится, – заключил прыщавый сопляк и надвинул кепку на лоб, словно для конспирации. – Менты?! Где же менты? Уже попрятались, падлы!

– Ерунда! Вы просто под впечатлением! – разумно объяснил Глеб. – Будет вам искать приключений! Они сами вас найдут. За вами тоже следят?

– Следят! – на полном серьезе выпалил шкет.

– И кто же?

– Предки и органы правопорядка, – выпалил паренек так серьезно и подобострастно, что обоих врачей после недоумения пробило на смех.

– Гуляй, сынок, – потрепал его по загривку Максим. – Поменьше пялься на дорогие тачки.

– Таких пока не угонял, – завистливо заметил проныра и прошмыгнул в толпу.

– Ох, хлыщ! – обронил Глеб и спохватился: – Все! Регламент! Будем прощаться! Знаете, иногда полезно пообщаться с коллегой, но не в три часа ночи.

– Аналогично, – просопел Максим, вытирая испачканный красными пятнами халат.

В дороге водитель надоедливо спрашивал, почему их сегодня тянуло на леваки? Максим ссылался на влияние планет и ошибки диспетчеров. Симыч достал из бардачка теплую газировку, но Максим отказался пить и предложил заехать в гипермаркет. Фельдшер слушал плеер и совершенно не собирался устраивать разбор полетов. Сложные переезды вымотали всю троицу. Заросший черными кудрями, Максим сопел, поглаживая загорелую шею, и представлял, как утром отчалит в родную гавань отсыпаться по-настоящему.

Семыч прибавил скорость, собираясь застать криминальную сагу на «НТВ». К станции подъехали без единого скрипа, чтобы лишний раз не светиться. Одна нужда – упасть на тахту и забыться. Максим проглотил пенталгин, спросив у сменщиков, нет ли сегодня магнитной бури? Дежуранты вяло отвечали, что его подозрения – сплошная хиромантия. Но когда Димка тоже попросил таблетку, Максим окончательно убедился, что магнитное влияние существует. Заварив пакетик чая с бергамотом, Максим распластался на кушетке, думая о встреченных чудаках и затейливом докторе.

Ростом он вымахал под метр девяносто. Сутулый и грузный, с выпяченным животом, вторым подбородком и расхлябанной походкой с еле заметной перемежающейся хромотой. Когда-то, до свадьбы, он усердно занимался в качалке и хвастался резными кубиками на прессе. Сейчас хвастаться уже нечем, кроме потрепанных бицепсов и массивной грудной клетки. Вид он имел серьезный и в тоже время вполне обыденный: пристальный и тяжелый взгляд с колючей щетиной, одутловатыми ямками под глазами, пухлыми щеками и чуть согнутым носом. Характером отличался противоречивым: то вспыльчивым, то подчеркнуто мягким, но легко раздражался по пустякам. Армейская служба и перенесенные вредности оставили неизгладимый отпечаток в психике. Но если внимательно присмотреться, если сбросить воинские опилки и проникнуть внутрь сквозь толстую кожу, то перед наблюдателем предстанет весьма тонкая и ранимая натура. Максим умел быстро адаптироваться в среде, где надо выглядел брутальным и хамоватым, а где-то воспитанным и интеллигентным, а в редкие моменты сентиментальным и трогательным. Он никогда специально не претворялся и мог быть разным, словно хамелеон, исключительно по наитию.

И сейчас в полусне он погружался в вечную молодость, воскрешая прочитанные учебники и вызубренные конспекты, научные кружки и пройденные олимпиады. Ворочаясь в неудобных позах, Максим пытался понять, на что намекал тот доктор в постановке диагноза, когда вещал о демонах, жутком страхе и дебюте заболевания. Боль по-прежнему не отпускала. Пенталгин не действовал. Половина упаковки за смену – перебор.

Расставшись с идеей разобраться в непознанном, Максим отвернулся к стенке, очутившись на знойных берегах Сан-Ремо в объятиях карнавальных волн, черноглазых танцовщиц, слабоалкогольных коктейлей и белоснежных альбатросов.

Глава вторая

Проснулся Максим от тошнотворного запаха, раздражавшего забитый нос. С шестилетнего возраста он страдал хроническим насморком, но это не помешало уловить аромат мусорной корзины, поставленной около его койки. Не успел он выразить ноту негодования, как появилась санитарка Тамара Павловна и забрала ведро, видя в нем мешок с подарками, а не скопище зловонных помоев.

К восьми часам в голове полегчало. Послышались заторможенные возгласы и братания. У вешалки появился угрюмый мужлан с рюкзаком за спиной – Пашка Фомин, недавно устроившийся сотрудник, холостяк и спорщик, любитель поиграть в покер или русский бильярд на мелочь, фанат английской премьер-лиги и лапшы «Доширак». С нескрываемым возмущением он уставился на Маликова, бросил рюкзак на подоконник и присел напротив, опершись на пуховую подушку.

Максим первый прервал молчание.

– Ты что-то припозднился.

– По набережной шатался. Гуляю, брожу, скитаюсь. Тут хоть развеяться можно от тоски. Свои люди, и пива выпить не западло, а дома совсем тухляк.

По его трехдневной щетине и охриплому голосу Максим сделал вывод, что Фомин в выходные смотрел в бутылку. Он не был конченным алкоголиком, но выпить никогда не отказывался, и не так, чтобы часто, а сезонами, поэтому уже имел несколько выговоров от администрации и считался ведущим кандидатом на сокращение.