Птенцы Виндерхейма

Наконец определилась победительница. Упрямая гальтка укусила чжанку за руку, воспользовалась ее болью, удачно провела прием захвата и швырнула противницу. Врезавшись в дерево, девчонка бессильно сползла к выпирающему из почвы корню. Попыталась встать, но северянка быстро подскочила и ударила коленом прямо в лицо, окончательно вырубив чжанку. Тяжело дыша, гальтка сорвала с шеи соперницы кулон.

И рухнула на землю, потеряв сознание от удара по затылку.

Лис довольно ухмыльнулся. Наклонившись, забрал оба кулона и, недолго думая, стащил с девчонок ремни. Пряжки – вещь полезная, доказано дракой со Свальдом. К тому же ремнем можно захлестнуть дубинку противника и вырвать ее из рук. Если придется сойтись лицом к лицу, понятное дело.

Глянув на девчонок, Хельг хмыкнул. Вот яркий пример отсуствия стратегии и даже тактики. Дуры. Понижение рейтинга – достойная расплата за отсутствие мозгов.

– Война – бесчестное дело, Хельг. – Стейнмод задумчиво осматривает куст роз. – Знаешь почему?

Лис, уже научившийся держать свое мнение при себе и не высказывать, пока не убедится в его правильности, отрицательно качает головой. Затем спохватывается и говорит:

– Нет.

– Ну, это просто. На войне нет места чести. Нет деления на слабых и сильных, правых и неправых, благородных и неблагородных. Есть только победители и побежденные. Так было – и так будет.

Присев на скаймейку рядом с кустом, Стейнмод откладывает в сторону рукавицы и ножницы. Хельг, расположившийся на ветке дерева над садовником, с трудом сдерживает нагрянувшие после слов Стейнмода вопросы. Он привык получать ответы от старика без всяких расспросов, словно тот читал мысли, как гальтский псионик.

– У ойкуменовцев есть интересная поговорка: «Война – основа всего». Древняя поговорка, еще со Смутных времен. Однако пережила века, как видишь.

По листьям скачут солнечные зайчики. Задержавшись на лице Хельга, они заставляют мальчика зажмуриться и, довольные, прыгают дальше. Наверное, отыскать других мальчишек и ослепить их.

– Война – это кошмар. Что бы ни говорили аристократы и военные. Сражения доблестных воинов, захват территорий, подковерная борьба за власть – не это природа войны. Ужас и страх – ее сущность. Ужас перед другими и страх за себя. Малость? Конечно, малость. Но все великое в основе имеет малое. Все начинается с малого. История Мидгарда началась с похода Харальда на юг. Такие были до него, такие были и после него. Обычный, по сути, стандартный поход, завершившийся, однако, не возвращением с награбленным добром, а возведением поселений и подчинением бхатских царей.

– Харальда вел Всеотец! – не удерживается от замечания Хельг.

– Ну да, Бог-Солнце, конечно, – кивает Стейнмод, ухмыляясь. Увидь ухмылку какой-нибудь особо богобоязненный храмовник, садовнику уже была бы обеспечена анафема. – Однако посмотри на это с другой стороны, Лисенок. Бхатам, уж прости старика за богохульство, плевать было на Всеотца. Войну им объявил сванд – бандит и разбойник с далеких западных островов, а не Бог-Солнце. И воевали они со свандом. Сам знаешь Святое Писание: в сражения первого конунга с бхатами не вмешивался ни Всеотец, ни иные боги. Бог-Солнце испытывал своего Сына, как твердят богословы. И тебе наверняка уже рассказывали, что «Дварфов» Харальд создал не из ничего, а переделав железных идолов из бхатских святилищ. За «Дварфами» последовали «Стрелки», за ближайшими южными островами – россыпи островков Ожерелья Бхарты, а за ними величайший враг Харальда, одолеть которого предстояло, однако, не ему, а его потомку, – Махабхата, великая империя бхатов. А все начиналось просто и буднично. Сванды напали на бхатский остров. Малость, с которой начался процесс возвеличивания современного Мидгарда. Малость, которая могла таковой же и остаться, – банальностью, тривиальным событием.

Солнечные зайчики возвращаются. Наверное, в саду не нашлось других мальчишек, сидящих на деревьях. Хельг жмурится, отодвигается, но пятна света продолжают преследовать его, как эскадрилья «Молний» преследует тварь из Северного Обрыва. Предчувствуя скорое поражение, Хельг вздыхает и спрыгивает, приземляясь рядом со скамейкой.

– Я запутался, – честно признается он.

– В чем?

– Ты говорил о войне, потом о малом и великом, а затем о Харальде. Я не вижу связи.

– А что я тебе говорил раньше, Лисенок?

Хельг хмурится. Ему не нравится, когда Стейнмод называет его Лисенком. Вот Лис – другое дело. Даже в устах Альгирдаса звучит не как издевка. Лис – это серьезно. Настолько серьезно, что прямо можно гордиться собой. Не то что Лисенок. Ну кто в здравом уме будет серьезно относиться к Лисенку?!

«Наверное, это потому, что Лисенок – это малое, а Лис – великое, – думает Хельг. – Не хочу быть малым».

– Ты говорил, что связь не всегда существует.

– Вот именно! – Стейнмод улыбается. – Я же не храмовник, чтобы утверждать, что все предопределено. Есть случайности, Хельг. Есть никем не ожидаемые совпадения. В великой реке мира невероятно огромное количество течений. Есть замечательная поговорка…

«Разумеется, ойкуменовская», – решает Хельг и угадывает. В последнее время старик полюбил сыпать почерпанными из ойкуменовских книг присловьями и историями. Впрочем, в последнее время Лис сам проводил большую часть времени за изучением континентальной культуры.

– «Кто не следует судьбе, того судьба тащит за собой». Обычно ее трактуют как утверждение, что у каждого человека в мире есть предназначение. Но забывают об обратной стороне этой поговорки: если судьба каждого человека в предназначенной ему свободе, то следует научиться быть свободным. И не свободным от обязанностей и прав, от социальных уложений и норм, от других людей. Совсем нет. Свободным для свершения великих дел, для самореализации, для других людей.

Стейнмод хитро улыбается, поглядывая на мрачного Хельга. Мальчишка все так же не понимает, к чему клонит старик.

– Война бесчестна, потому что лишает свободы. Она подчиняет себе. Она – движитель, направляющий по душам людей ужас и страх. Не война порождает их, но она лучшее удобрение для их цветения. И каждый из нас с самого момента ведет свою маленькую, личную войну – пока трясется в ужасе из-за других и боится за свое такое особое, уникальное существование.

Хельгу слышится намек на его проблемы со старшими братьями. Обидный такой намек.

Глупости.

Стейнмод никогда не говорит намеками. Все сказанное им подразумевает только то, о чем непосредственно говорится. И ничего больше. Старик всегда говорит прямо, даже если эту прямоту Хельгу временами трудно понять.

– Стать победителем трудно и легко одновременно, Лисенок. Во-первых, ты должен сродниться с войной. Научиться лишать свободы. Научиться нести ужас и страх. Во-вторых…

Садовник замолкает. И молчит довольно долго. Хельг не выдерживает:

– А во-вторых?!

– Во-вторых, Лисенок, ты должен понять, что ради победы ты сделаешь что угодно. Только так ты сможешь выполнить первое условие. Пока ты сам испытываешь ужас и страх, – тебе не стать победителем. Ни в своей маленькой войне, ни в любой другой. Первый шаг к свободе – это признание своей свободы. Маленький, вроде бессмысленный шаг, но без него ты ничего не сделаешь. Освободиться от ужаса и страха тяжело. Война – основа всего, помнишь? Лучше и не скажешь. Однако все не сводится к своей основе. Фундамент дома и сам дом – не одно и то же. Родители и их дитя – не одно и то же. Стать победителем легко. Очень легко. А вот продолжать быть победителем – трудно, очень трудно. Понимаешь?