Птица на привязи
Шрифт:
Но если вы думаете, что сегодня, после моего позорного провала в посольстве, я сдалась, то вы меня не знаете. День был длинный. Я решила во что бы то ни стало узнать, живы ли мои родители и где они находятся. И отправилась… к эзотерическому эксперту.
Посидев с четверть часа в интернете и потом еще полчаса на телефоне, я нашла и обзвонила около десятка ясновидящих, колдующих и привораживающих тёток и даже одного дядьку. Особого доверия они мне не внушали, и всё же мужчина, назвавший себя «эзотерическим экспертом по тонко-плановым делам», наверное, показался мне более убедительным. К тому же его офис находится совсем недалеко от моего дома.
У меня оставались
И вот я сижу в кресле, в консультационном кабинете. Передо мной за столом сидит эксперт, мужчина средних лет, «интеллигентной наружности», в очках. Глаза закрыты, лицо выражает сосредоточенность. Мне прямо ущипнуть его захотелось. Или запищать. Но я сдержалась.
Сижу, рассматриваю обстановку кабинета: массажный стол в глубине комнаты, портреты Христа и индийских посвященных – всего намешано. На письменном столе – каменные яйца и большие песочные часы. Песок в них течет медленно, как на рапиде в кино… Долго он еще будет сосредотачиваться?
– Я вижу, – медленно, не открывая глаз, произносит эксперт, – две сущности. Чистые, самоотверженные. Они очень близко друг к другу…
Я вскакиваю от нетерпения.
– Это они! Мои родители! – меня даже залихорадило малость. – Где, где они находятся?
Эксперт открывает глаза и смотрит на меня несколько раздраженно.
– Дело в том, что я вижу сущностей – а не их физическую оболочку.
У меня брови подскочили от удивления: вот уж не ожидала, что моих маму и папу назовут «физическим оболочками»! Он что, работал технологом на карамельной фабрике? Или прогнозировал в погодном бюро атмосферные осадки?
– Поэтому сложно указать точное географическое местоположение…
– Ну… они хотя бы живы?
Эксперт зачем-то переворачивает песочные часы, хотя песок еще не успел пересыпаться до конца – словно мое время закончилось. Затем он берет со стола роскошный веер с Девой Марией на нем. За три года я, конечно, уже могла и привыкнуть, но, по-моему, даже в жуткую жару мужик, обмахивающийся веером, выглядит нелепо.
– Дело в том, что сущности всегда живы, – пространно продолжает он, собираясь с мыслями. – Можно сказать, что это… души!
Ёвровалюта! Стоило ли тратить кучу денег, чтобы услышать это?! Я смотрю на дверь и думаю, как бы мне лучше уйти, чтобы это не выглядело слишком невежливо.
– Дело в том, что эти две сущности – очень близкие вам, но это… не ваши родители…
Эксперт берет веер в другую руку, перевернув его, и я вижу, что на другой стороне веера уже не Дева Мария, а Боб Марли. Я всё-таки решаю остаться и дослушать. Ну сегодня и денек – богат на неадекват!
– В это трудно поверить, – эксперт явно замечает мой полный недоверия взгляд. – Но это… вы сами. – Он делает паузу, чтобы насладиться произведенным на меня впечатлением. – Понимаете, у вас две душевные сущности. Это случай уникальный за всю мою практику. Но так же, как и в физическом мире встречаются сиамские близнецы, есть они и на тонком плане. Тело одно, а души две… Если вы хотите, я могу объяснить подробней. Осознание подобной двойственности поможет вам найти себя… Суть в том…
От всей этой эзотерики у меня в голове вдруг образовался какой-то странный ветер. Наверное, этим ветром меня и сдуло из этой палаты сумасшествия.
Я взялась за ручку двери.– …Суть в том, – продолжила я его фразу, – что всё, что мне сейчас нужно найти, – это своих родителей!
Я открыла дверь. Эксперт улыбнулся улыбкой Воланда. И на прощание бросил странное:
– Не всё…
* * *
Этот Город не отпускал меня и не давал мне новых зацепок. Взяв меня в окружение, Город М. теперь решил взять меня еще и «на испуг». Больше всего на свете я боюсь быть неадекватной. А проще говоря, съехать с катушек.
Думаю, даже тут, сидя на своем окне и перебирая фотографии, я что-то могу сделать, чтобы собрать свой душевный раздрай в кучку. Только что? Дедушка бы сказал: «Надо сражаться!» И я уверена, не стал бы уточнять, с кем. С Воландом, с Воландемортом или с двойственностью, о которой меня сегодня известил эксперт. А вдруг он не сумасшедший? Я человек тёмный, до седьмого класса путала судопроизводство с кораблестроением. Поэтому могу ошибаться, но мне кажется, что сумасшедшие – самые цельные люди. Они не станут окружать себя и Буддой, и Христом одновременно, а выберут что-то одно, на чем они помешаны.
Двойственность… Всю жизнь меня преследовало это понятие. Если разобраться, то уж если у меня что-то есть, то этого всегда как минимум два! Друзья всегда шутят: «Ты б хоть поделилась с кем – два имени, две родины…».
Я решила опять пойти в свой внутренний кинотеатр и порыться в старых пыльных бобинах с отснятыми кусками моей жизни.
Стою перед зеркалом. Позади меня тоже зеркало. Вижу бесконечное множество взаимоотражений. Я, еще я, и еще я…
Вхожу в тёмную-тёмную комнату, где пахнет жестью коробок с пленкой. Слышу потрескивание старого кинопроектора.
На огромном экране появляется мой дневник, который я забываю вести. Я вижу свои руки, они пишут в дневнике.
Левая рука пишет почерком, напоминающим арабскую вязь: «Два имени, две родины, две пары родителей. Успела получить два образования и подпортить жизнь двум молодым людям. Вторые отношения я уже давно переросла, но никак не могу отпустить…».
На самом деле я бы не сказала «два», но и не одно – это точно. Неоднозначность. Ни левша и ни правша…
Правая рука пишет мелким, как сказал дедушка, «офицерским» почерком: «Неоднозначность». И выделяю зеленым маркером слово «Неоднозначность».
«Ambidexter». Как это по-русски? – «оберуч»… В этом, конечно, есть свои плюсы (устала левая – пишу правой). Но на экране моей жизни вдруг появляется наша новая училка-американка, которая пришла к нам в седьмом классе. Она забирает мою тетрадь и пытается выяснить, кто же написал за меня вторую часть сочинения (а писали мы его вообще-то в классе!). Она позорит меня перед всем классом, обвиняя в том, что вторую половину текста за меня писала Стейси. От такого поворота я слегка обалдеваю. Потом она наконец выясняет, что обе части писала я, но разными руками. Все смеются. Я вжимаюсь в парту.
Я сдавливаю свои виски – как оказалось, это самый удобный пульт на свете! – и перематываю запись далеко вперед, почти в сегодняшние дни, точнее, в прошлую весну. Я вижу себя в танцевальном зале, на занятии по джаз-модерну. Группа девушек и женщин, а также парочка парней делают разминку под музыку. Движения показывает Аня, наш преподаватель по джазу, белокурая стильная девушка в майке, с короткой стрижкой и татушками в виде витиеватого растительного узора на изящных плечах. Прической она напоминает мне Нильса с гусями из мультика по сказке Лагерлёф.