Птица несчастья
Шрифт:
– Пусть подавится! – присовокупил Федор для достоверности.
– В том-то и дело, парень, что меченый ты теперь, – продолжил Иваныч. – Вон, и НикДир подтверждает.
Пожилой ходок кивнул:
– Тебе год обождать следует, чтобы мертвая вода выветрилась. А не то они тебя увидят.
– Кто они? – не понял Федор.
– Они, – с нажимом произнес НикДир, – которые в Заручье обитают. Мавки, русалки, лешие… Разной твари по паре.
– А так разве они нас не видят? – Федор чувствовал себя дураком: он и половины из сказанного ходоками не понимал.
– Видят, но как бы вскользь, – разжевал НикДир. – А ты
Федор растерялся: людоеды они, что ли, в Заручье? Хотя если вампиры или оборотни… О чем это он? Их не существует!
– Ну не в прямом смысле, конечно, сожрут, хотя упыри и волколаки могут, – Иваныч будто прочел его мысли. – Просто в болота заманят или в озере утонешь. Помнишь, Миху Патлатого, Горелый?
– Ну, – отозвался тот.
– Говорил я ему: не спеши, месяц потерпи, а потом топай в свое Заручье – он до этого радикулит мертвой водой лечил. Нет же! Как магнитом его туда тянуло. Отходился Патлатый, костей так и не нашли.
– Охренеть! – Горелый завис над пустой чашкой из-под чая. – А чего раньше молчал?
– А надо о таком перед вылазкой говорить? – отрезал Иваныч. – Вернулись, вот и говорю.
– Так что, – обратился Иваныч к Федору, – погоди годок, надежнее будет. Если в Заручье сгинешь, то все напрасно: и жизнь твоя, и мертвая вода, что на тебя потратили, когда другим не всегда хватает. Да и родителей этим не осчастливишь.
– Может, они мечтают от него избавиться, – хохотнул Горелый и осекся, заметив укоризненный взгляд НикДира.
В окно по-прежнему билась муха. Федор мгновение смотрел на нее, забыв обо всем. Он сам, как муха, колотится о невидимую преграду. Кажется, протяни руку, и все получится. Но надежда лишь поманила, да обманула.
– Та-а-ак, – произнес Горелый. – Сегодня у нас пятница, а значит, в клубе танцы. Ты идешь? – обратился он к Федору.
– Я? – растерялся тот.
– Ну не НикДир же, – Горелый встал из-за стола. – Чего тут штаны протирать, пойдем, растрясемся. На девчонок посмотрим.
Федор раздумывал недолго: и в самом деле, что тут делать? А в клубе, глядишь, Горелый что дельное расскажет.
– Идите, идите, – махнул рукой Иваныч, – а я отсыпаться. Прошлую ночь глаз не сомкнул, потому что всякая гадость именно перед возвращением начинается.
– Вещи свои оставь, – велела Федору Марина Вячеславовна: – у нас на Севере воровать не принято.
– Я верю! – среагировал он. – А почему так? – Федор все же не удержался от вопроса.
– Люди у нас счастливые, – пояснила она, – хотя и тяжело живем.
– Кому тяжело, а кому трудно, – не остался в стороне НикДир.
Марина Вячеславовна отвела Федора в клеть. Федор бросил рюкзак на тюфяк, набитый соломой, а сам спустился вниз, где уже ждал Горелый.
– Ну поехали, – Горелый направился к одному из внедорожников с брезентовым верхом, покрытому толстым слоем пыли. Сбоку кто-то выцарапал поверх грязи надпись: «Никита + Тина = любовь».
– Тебя Никитой зовут? – Федор указал на надпись.
– А-а, нет, это какому-то малолетке делать было нечего. Я Виталий.
Они, наконец, познакомились.
– А Горелым тебя за что прозвали? – полюбопытствовал Федор. – Из-за цвета волос?
– Да нет, – ответил Горелый, – история одна приключилась. Я белье над костром повесил сушиться, а веревка
с одного края оборвалась. Вещи-то мои, тю-тю, сгорели, пришлось как погорельцу на базу возвращаться. Так в тот раз за мертвой водой и не сподобился.Он включил зажигание, зажглись фары. Проснулось радио, которое сперва зашипело, а потом выдало:
«Голуби своркуют радостно,
И запахнет воздух сладостно.
Домой, домой, пора домой!» 1
Горелый подхватил: «Домой, домой, пора домой!»
– Завтра рвану, как высплюсь, – обратился он к Федору. – Но сперва погудим, как следует.
Он выжал газ, и внедорожник ринулся вперед, распугивая возвращавшихся с поля коров.
– Зажжём, Федя! – заорал Горелый. – Я живой вернулся и с наваром!
1
Сектор Газа «Пора домой»
Внедорожник мчался, подпрыгивая на колдобинах и поднимая клубы пыли. Даже на мосту Горелый не сбавил скорость, так что Федору показалось, что бревна не выдержат и вместе с машиной загремят вниз. Автомобиль свернул налево и вскоре остановился возле деревянного здания серо-зеленого цвета. Перед входом кучковались парни и несколько девушек.
– Привет, молодежь! – Горелый вылез из внедорожника и помахал им рукой. – Как жизнь?
В ответ раздался нестройный хор голосов: «О, Горелый, здравь буде! Какими судьбами? Как сам?» Его тут же обступили, одну из девушек Горелый ухватил за талию:
– Валюха, все цветешь?
Она в шутку оттолкнула его:
– Руки не распускай! А что за симпатяга рядом с тобой?
Федор понял, что это о нем, и смутился.
– Это, – Горелый указал рукой в его сторону и подмигнул, – наш новый коллега.
– Молодой больно, – протянула Валюха и улыбнулась Федору, тот сдержанно кивнул.
Валюха была высокой, плотной, с вытравленными до неестественной белизны пергидрольными волосами и черными тенями вокруг глаз.
– Возраст – дело наживное, – Горелый увлек Федора внутрь клуба.
Там гремела музыка, под потолком в клубах дыма мигал серебристый шар. Горелый с кем-то здоровался, пожимал руки, а сам уверенно шел к сцене, где сидел местный ди-джей. Федор следовал за ним.
– Привет, братан! – ди-джей поднялся из-за пульта. – Что слушать будем?
– На твой вкус.
– Хлебнешь? – ди-джей достал трехлитровую банку с белесой жидкостью, в которой плавали апельсиновые корки, и граненый стакан.
Горелый взял стакан:
– Плесни на дно.
Он залпом выпил содержимое стакана и занюхал рукавом.
– Хороша самогонка, аж глаз рвет. Будешь? – спросил он у Федора.
Тот отрицательно замотал головой:
– Не пью.
Но Горелый уже протягивал стакан:
– Значит, пора принять боевое крещение. Чтобы вылазка твоя первая в Заручье как по маслу пошла. Традиция такая.
– Но я… – Федор начал возражать.
– Ты с крючка не спрыгнешь, я же вижу, – подмигнул ему Горелый. – Через год, но вернешься. Так что считай это посвящением.
Федор зажмурился, перестал дышать и выпил самогон одним глотком. Жидкость обожгла гортань и ухнула в желудок огненным комом, из глаз брызнули слезы.