Птица у твоего окна

Как-то Сергею довелось услышать о некоем таинственном Бородаче, занимавшемся рэкетом и заказными убийствами. Знала о Бородаче и Катрин, валютная проститутка, с которой Сергей познакомился при столь необычных обстоятельствах. По словам Кати, Бородач был связан с теми, кто наверху. Несколько раз он брал Катю с собою на вечеринки, где она должна была развлекать иностранцев, также имеющих связи с могущественным шефом, завязанных на наркотиках, вывозах ценностей за границу, а также русских девушек в бордели различных государств. В основном, это были люди из Румынии, Болгарии, Венгрии, Польши и даже Турции. На этих совместных банкетах бывал и тот, кто был с Катей на фото, и кого Сергей называл Янисом.

Но конкретно о нем Катя знала крайне мало и дел с ним не имела.

Итак, Бородач. Встретиться с ним было не очень сложно. Труднее заслужить доверие. Здесь нужно было приложить немало старания.

Сергей ни с кем, кроме Майи, не делился своими планами. Ей он доверял. Но сама Майя понимала его не до конца. Ей казалось опасными и ненужными все его дела и планы мести.

***

Как-то Сергей предложил Майе на несколько дней съездить к морю.

Выправив себе недельный отпуск на работе, он в гулком поезде умчался в синюю даль. Деньги у него были, и он щедро тратил их на девушку.

Они бродили по крымским горам и ущельям, купались в холодных ручьях, нежились на пляжах, ныряли в лазурных водах пенистого могучего моря.

Когда им надоели общественные пляжи, они уединились в лесу в палатке у горных скал.

Майя фотографировала Сергея, но тот был хмур, улыбался деланно, натужно. На душе у него был камень. Майя понимала, что все это – следствие происходящих в его жизни событий и вновь отговаривала его мстить.

Но он вдруг превращался в хмурого и злобного человека и говорил правильные и высокие слова:

– Пойми, это не только личная месть, не только месть за Мальвину. Это акт справедливого возмездия за все их грязные дела. Они ведь губят сотни людей.

– Ну и пусть. Тебе – то, какое дело до всего этого? Это дело милиции! А тебе, зачем совать голову в петлю? Мало тебе Афганистана!

– Понимаешь, пока они живут и ходят по земле, нет мне покоя на этом свете. Я бы всех их словил и с наслаждением расстрелял, как это делали в Афгане.

– Но, Сережа, это ведь жестоко!

– А они по отношению к другим разве не поступают жестоко?

– Да нет, ты меня не понял. Не для них жестоко. Они бы понесли заслуженную кару. Для тебя самого это слишком жестоко! Ты бы убил в себе что-то… гуманное, человеческое…

– Красивые слова.

– Но зачем ты так? – взволнованно сказала Майя. – Разве ты никогда не мучился от того, что убиваешь?

– Ха, еще как мучился. А сейчас все равно! Привык!

– Ну, все – таки расстреливать страшно…

– Поначалу страшно. Ножом убивать страшно, душить страшно. А когда у тебя в руках автомат Калашникова вырабатывается новая психология: убиваешь не ты. Убивает оружие, а ты просто нажимаешь на спусковой крючок.

– А кровь?

– До сих пор не могу переносить кровь, хотя уже немного привык…. Та ведь как было. Не убьешь ты, убьют тебя. Попался к нам как-то важный душман, заместитель какого-то их начальника. Ну, допросили его. А потом мне говорят, давай, Серега, в расход его, очередь твоя. Это приказ. А я тогда молодой был, «череп» назывался… Мне его жалко было. Глянул на него, а он ведь старик, седой весь и дырка у него в ноге – ранен, ходить не может. Долго я не решался… Подходит ко мне майор и говорит: «Слушай, если ты сейчас его не…, то завтра он тебя.… Понял? Завтра придут освобождать его и убьют тебя, и много наших». И я нажал на гашетку…. Потом мучился. Вот так впервые…

– Боже, какой ужас! Слушай, Серега, а вообще вам этих афганцев жалко было? По телику все твердили о гуманитарной и военной помощи…

– Ха, видел я это по телевизору. Какие мы благородные, какая у нас доблестная армия – освободительница. Интернациональный долг! Бедным дехканам помогаем обрабатывать землю, мешки с мукой раздаем. Не скрою, было, но не всегда, да и не это главное. Я помню, что и сам поначалу во все это верил. По своей наивности и неопытности дарил галеты и сгущенку, консервы… Но однажды нас обстреляли. Погиб мой лучший друг. Тогда я призадумался – ведь и меня могли убить, так же, как и его. И мать моя могла получить мой холодный труп в цинковом гробу. А когда я узнал, что мать пережинала инфаркт – у меня к ним отношение изменилось. Я стал бороться за свою жизнь. Стал думать о том, что зачем все это? Чем мы им помогли? Они там друг друга режут и убивают, а нам то до этого какое дело?

– Сережа, я тебя понимаю. Но боюсь, что ты уже испытываешь наслаждение, когда направляешь оружие на человека и видишь, что держишь в руках его судьбу.

– Это неправда. Я бы не смог этого. И, наверное, это во мне сказывается наше советское гуманное воспитание, которое, во многом, правильное. Но по отношению ко всяким мерзавцам и скотам – да!

– А отличаешь ли ты хорошее от плохого, заблудшего, от продавшегося дьяволу?

– Майя, хороший вопрос…. Я считаю, что, да, ибо перевидал их много. И еще… Я видел, как ребята, чтобы уйти от этого мрака действительности пристрастились к этим чертовым наркотикам, стали их рабами. Так вот, я найду это логово, чего бы мне это не стоило и уничтожу его, даже ценою своей жизни.

– Сплюнь и прикуси язык, безумец! Такие речи говоришь! Я вижу, тебя не переубедить. Ты просто болен этим!

– Называй это как хочешь, – Сергей взял палку и поворошил ветки костра, на котором варилась в котелке уха. Ветер усилился, раздувая рубиновые угли.

– Не забудь перец, лавровый лист и соль, – сказал Сергей, заглядывая в котелок.

– Ох, знаю, – вздохнула Майя и поднялась. Она казалась тяжелой, бронзовой от загара. Шорты обнажали ее стройные, длинные ноги.

– Слушай, комары кусаются, – она хлопала себя по ногам.

Покончив с пахучей и жирной ухой, они решили искупаться в озере. Зной усиливался. Сочная, густая тропическая зелень дышала жаром.

Ручей, звонко петляя меж базальтовых скал, серебрился на солнце, пеной бушевал по камням. Озерко было холодным, солнце бросало золотые отблески в голубую воду.

Когда они искупались в острой освежающей воде, Майя, вытираясь полотенцем, спросила:

– А что ты думаешь делать дальше?

Сергей не отворачиваясь, стоя спиной к ней ответил, глядя куда-то в скалы:

– Постараюсь выйти на Бородача… А то чувствую, что топчусь на месте. Надоело помогать грабителям.

– Да нет, я говорю о дальнем будущем. Ну, когда вся эта кутерьма закончится.

– Об этом не думаю. В общем-то, постараюсь избежать тюрьмы…. Да и жить здесь мне совсем не хочется. Поднакоплю деньжат и уеду…. Ведь будь я поумней – ушел бы к духам и давно преспокойно жил бы на Западе. Там простому дворнику живется лучше, чем у нас инженеру.

Майя промолчала. Сергей ничего не сказал о ней. Она не входит в его планы. Неужели все это временно?!