Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

Разумеется, никто не посмел бы претендовать на роль официального любовника. Всем было известно, что место занято давно и прочно, и не кем-нибудь, а самим наследным принцем. Но полковник не брал на ложе ни смазливых оруженосцев, ни молоденьких лейтенантов, ни даже пленных эртау (среди которых встречались вполне миловидные, даже по высоким столичным стандартам). Как будто молча осуждал принятые среди кавалеристов развлечения. Поэтому молодому степняку залечили раны магией, отмыли и подсунули в палатку к командиру. Голого и закованного в наручники.

Наручники были магические. Тот, на кого их надевали, подчинялся любым приказам. Абсолютно любым, на каком бы языке они ни были отданы. Разумеется, в Криде подобные артефакты были запрещены. Но они были не в Криде, а в Дикой степи, и три-четыре пары таких наручников ходило по рукам офицеров рангом повыше. Когда наследный принц, занимавший тогда должность начальника штаба криданской армии, приехал с инспекцией в ставку полковника Руатты, он приказал уничтожить противозаконные магические предметы, и приказ его был выполнен. Однако это случилось немного позже.

Степняк встретил полковника на коленях, склонив голову на скованные руки, так что черные волосы рассыпались по ковру, застилающему пол. Но полковник знал про наручники и не обольщался видом этой вынужденной покорности. Он даже почувствовал раздражение и злость на подчиненных. Но час уже был поздний, и он не ощущал в себе готовности разбираться с «подарком» и с теми, кто его подложил. Парень, укрощенный магией, был вполне безопасен и мог хотя бы провести ночь в палатке командира, а не на голой земле. Полковник, уставший за день, не ощущал отвращения при мысли, что за ужином ему будет прислуживать смуглый, обнаженный молодой эртау. Возможно, у него даже не возникло бы искушения воспользоваться подарком по назначению. Но все сложилось так, как сложилось.

Полковник сбросил сапоги и мундир, сел на ковер у низкого столика в походе кавалеристы жили по-простому, без кроватей и стульев, сидели и спали на полу, как степняки. Приказал:

— Я отменяю все отданные тебе приказы. А теперь налей…

Закончить он не успел. Степняк прыгнул, пытаясь схватить его за горло, и они принялись бороться, катаясь по ковру.

Разумеется, Рудра в любой момент мог приказать степняку прекратить. Но это почему-то не пришло ему в голову. Он и так неплохо справлялся. Эртау был шире в плечах, чем изящный полковник, и выше почти на голову. Однако ему мешали наручники, и рана, пусть залеченная магией, давала о себе знать. А может быть, он вовсе не так был полон решимости убить полковника, как пытался показать. Как бы там ни было, Рудра швырнул его навзничь, задрал ему над головой скованные руки и прижал всем телом к ковру. Тяжело дыша, он смотрел в темные глаза степняка, вдруг осознав, что его тело отреагировало вполне предсказуемо. Драка всегда была для Рудры мощнейшим афродизиаком, и сопротивление его невероятно возбуждало.

Эртау больше не сопротивлялся, но смотрел на полковника все так же, сверху вниз, несмотря на то, что лежал под ним голый и скованный. И вдобавок вызывающе ухмылялся. Полковник стер ухмылку с его рта, припав к нему губами требовательно, жестко. И так же взял степняка, жестко и властно, задрав его ноги себе на плечи. Предусмотрительные подчиненные и о смазке заранее позаботились.

Степняк больше не смотрел презрительно. Он вообще никуда не смотрел, закатив глаза, упираясь в ковер руками в наручниках, чтобы подмахивать в такт полковнику. Он не стонал, не кусал губы, только тяжело, рвано дышал. Потом полковник поставил его на колени и вошел сзади, глубоко, сильно, дергая за бедра на себя. Тогда эртау застонал, роняя голову на руки, но тут же замолчал, вцепившись зубами в плечо. Полковник кончил в него, потом стиснул рукой его член и несколькими движениями заставил излиться на ковер.

Когда они сели ужинать, эртау налил полковнику вина без приказа. Поднес на коленях, будто так и надо. Он не выглядел униженным или сломленным, скорее довольным. Губы его так и норовили сложиться в ухмылку, когда он расстегнул штаны полковника и взял в рот его член. Рудра еще успел припомнить, что по степным обычаям изнасилование после боя вовсе не считается позорным. Напротив, это честь, которую оказывают побежденному, признавая его достойным противником. С неумелым и трусливым воином никто не стал бы делить ложе, будь он сто раз юн и смазлив. Степняки всячески поддерживали миф, будто они возбуждаются на доблесть в бою и воинское искусство, а вовсе не на красивую задницу.

Рудра вздохнул и отдался ласке умелого рта. Кончив, не постеснялся оказать ответную любезность. Что бы ни думал эртау о том, подобает ли прославленному Красному Льву сосать мужской член, тем более у пленного степняка, он не мог озвучить свои мысли. Не только потому, что не знал всеобщего. Он и собственный язык на какое-то время забыл. Полковник Руатта, натренированный быстрыми перепихами с принцем в укромных закоулках дворца, божественно делал минет.

На следующий день по приказу Рудры со степняка сняли наручники и вернули ему штаны. Впрочем, большую часть времени он все равно проводил без них. Нагота его не смущала. Опять-таки по степным обычаям пленнику полагалось ходить голым, чтобы хозяин в любой момент мог воспользоваться своими правами. То бишь разложить и оттрахать. Однако даже с голой задницей степняк не терял достоинства. Он не навязывался, не лез первым к полковнику, не принимал нарочито развратных поз и не кидал призывных взглядов. Их предварительные ласки обязательно включали некоторое количество заламываний рук, борьбы и грубых, похожих на укусы поцелуев. Оба страшно заводились от этой имитации насилия.

Полковник знал за собой страсть подавлять, преодолевать сопротивление, навязывать свою волю, но прежде редко ей потакал. Теперь от неподатливости эртау он просто терял голову. Подчиненные понимающе ухмылялись, замечая засосы на шее полковника, синяки на запястьях, сбитые костяшки пальцев, искусанные губы. Знаки суровой степной любви были хорошо знакомы кавалеристам, хотя далеко не все получали их столь же охотно, как полковник, и от столь же охочей жертвы.

Присутствие молодого степняка в палатке для полковника стало привычным. Рудра намеревался отпустить его на все четыре стороны, когда закончится война, вместе с остальными пленными. Для очистки совести он как-то раз показал знаками, что степняк может покинуть его палатку и вернуться обратно к соплеменникам, содержащимся под стражей в больших шатрах. Степняк фыркнул и выразительно поднял брови, будто говоря: «Совсем уже, что ли?» Разве что у виска пальцем не покрутил эртау этого жеста не знали. Он откинулся на спину, заложил руки за голову и выразительно потянулся, делая вид, что на полковника не смотрит. Полковник расценил это как приглашение и позабыл про свои либеральные идеи.

О приезде принца с внезапной инспекцией полковник Руатта был извещен заранее, старинным другом из штаба. Однако ему даже в голову не пришло отослать степняка подальше. Даронги бы все равно узнал, и тогда все выглядело бы так, будто Рудра стыдится. А стыдиться ему было нечего, в отличие, скажем, от капитана Юттайры, державшего своего смуглого пленника на цепи и в ошейнике. У капитана Юттайры были личные счеты с эртау, и по молчаливому уговору никто не замечал ни самого пленника, ни кровавых полос на его спине. Однако наследный принц мог не понять капитана Юттайру, и полковник приказал ему на время визита принца избавиться от столь экзотической детали походного быта.

Кроме того, полковнику было хорошо известно, что принц Дансенну относится к связям с простолюдинами очень легко, не расценивая их как измену. По крайней мере, именно так он и заявил, когда Рудра застал его с хорошеньким юным актером. Естественно, актер уже не мог этих слов услышать, потому как торопливо покинул кабинет, напуганный выражением лица Рудры. Принц Дансенну также поставил полковника в известность, что у мужчины есть определенные нужды, требующие удовлетворения, а именно потребность в мимолетном сексе без обязательств. Полковник повел себя очень разумно, как цивилизованный человек. Он не кричал, не размахивал кулаками и не ругался матом. Он запер дверь, выкрутил принцу руку, нагнул его над столом и отымел с поистине кавалерийским напором. Приводя в порядок одежду, спокойно сказал: «Посмеешь под кого-нибудь лечь убью». Принц разогнулся и дал ему пощечину: «Еще раз войдешь без доклада отправлю в карцер на трое суток!» Он был ниже Рудры по званию, но выше по должности, с королевскими отпрысками такое случается. У них были сложные отношения. Не то что со степняком, про которого полковник ничего не знал. Даже имени. И знать не хотел. Поэтому, когда принц ткнул пальцем в полуголого степняка и спросил: «Это кто?» полковнику было нечего ответить.

Разумеется, принц интересовался отнюдь не именем степняка. С другой стороны, вопрос его был совершенно лишен смысла, и ответить можно было только какой-нибудь остротой. Вид молодого эртау говорил сам за себя, и объяснения были излишни. Кавалерийский устав, кстати, разрешал привлекать военнопленных к работам, служащим для укрепления обороноспособности отряда. При наличии воображения к таковым можно было отнести и функции степняка.

— Полковник Руатта, вы переходите всякие границы, холодно сказал начальник штаба армии Даронги Дансенну. Неудивительно, что ваши подчиненные забыли, что такое моральный облик криданского офицера, если командир подает им подобный пример. Я ничего не доложу главнокомандующему, если вы немедленно прекратите эту варварскую практику.