Птица

— Ты идешь в бюро?

Он не ответил на вопрос старухи. Она никогда не говорила кабаре— всегда только бюро.

— Так когда же возвращается твой отец? — сухо спросила она, пока я переминалась у дверей комнаты госпожи Ёнсук.

Все дело было в плате за жилье. Мы уже месяц не давали ей денег.

— Он строит очень большой дом.

— Видимо, дворец!

Отец звонил нам всего один раз. «У вас есть какие-нибудь новости?» — спросил он хриплым, надтреснутым, доносившимся откуда-то издалека голосом. Должно быть, и вправду был очень далеко.

Жара усиливалась, и господин Йи подвесил клетку под крышу. Птица, день и ночь сидевшая под черной накидкой в полутемной комнате, распевала во все горло, обезумев от солнца. Она как будто хотела нам что-то сказать. Господин Йи часто отсутствовал день или два и, когда возвращался, практически не выходил из дома, разве что в общественную баню. Он отдыхал, спал и играл со своей птицей. Коротышке Уилю пришлось положить еще несколько кирпичей под окно, чтобы подглядывать за господином Йи. Иногда мне казалось, что он вот-вот взлетит.

По воскресеньям «заводское семейство» бурно функционировало. Весь день они стирали, убирались и готовили, а вечером шли в кино. Дама, любившая готовить, иногда пекла блины, которыми потом угощала окружающих. Они с мужем всегда были очень милы со мной. Если выдавалось свободное время, заходили, чтобы забрать в стирку наше белье, и говорили, что в случае нужды я всегда могу обратиться к ним за помощью. Муж был полон сочувствия, вечно шептал слова участия, просто из кожи вон лез. Утверждал, что трудное детство закаляет характер, об этом, мол, написано во всех биографиях, он и сам очень рано потерял родителей. Я прекрасно знала, почему этот человек так старается. Жена отца уехала, а сам он все не возвращался и не возвращался. Возможно, этот тип думал, что отец нас бросил и никогда не вернется.

— Ну же, Уми, скажи честно: это мужчина или женщина? — спросил господин Йи, наклонив голову и глядя в спину парочке, под ручку направлявшейся в кино.

Он то и дело задавал мне этот вопрос. И я каждый раз отвечала: «Конечно, мужчина!»,хотя и сама ужасно хотела знать, так ли это на самом деле. Когда глава семейства убеждал меня, что сильным становишься только через преодоление трудностей, я не могла не пялиться на его гладкий подбородок и странно выпуклую грудь. Даже его голос, низкий и глубокий, звучал фальшиво, как будто он его долго вырабатывал. Я взглянула на вывешенное на веревке белье: все чинно-благородно — мужское пополам с женским.

— Ты поймешь, когда вырастешь. У людей чего только не бывает. У него короткие волосы, он носит мужскую одежду, но таких называют трансвеститами. Взгляни на пышный зад и округлую грудь. Когда мужчина и женщина живут вместе, у них рождаются дети, таков закон иньи янь.У этих все по-другому. Откуда взяться плоду, если не было семечка! Старуха все знает, но молчит, потому что сдает им комнату втридорога. И может повышать цену, не стесняясь, эти двое возражать не станут. Ведьме известно их слабое место.

— Хотите сказать, две женщины живут как парочка? Разве так бывает?

— Это их секрет.

Внезапно господин Йи понизил голос и приблизил губы к моему уху. Я фыркнула и поежилась — теплое дыхание щекотало мне кожу.

— Его можно назвать мужчиной, только родился он без «этой штуки». Создатель ошибся. То есть… Знаешь, Уми, у меня появилась отличная мысль. Ты должна написать свою историю девочки — главы семейства для какой-нибудь газеты. Если рассказ выйдет печальным и выжмет слезы и сопли из читателей, люди, которые любят, чтобы о них говорили, станут драться за право помочь тебе, вас с Уилем возьмут в хорошую семью, и все изменится. Будешь жить, как принцесса, просыпаться каждое утро в удобной кровати, сможешь есть все, что захочешь, а красивых вещей тебе подарят не меньше, чем пинков вороватому псу.

Такие речи меня смущали, и я в ответ криво ухмылялась.

Появилась машина дезинфекторов — и с оглушительным шумом объехала весь квартал, распыляя белый порошок по стенам, крышам и улицам. Казалось, случилось что-то серьезное. Старуха домовладелица кинулась накрывать закопанные в землю кувшины, а мы с Уилем выбежали на улицу и вместе с другими ребятишками понеслись следом за грузовичком, то и дело заскакивая в тянувшийся за ним шлейф белого порошка. Над землей он плавал белым облачком.

Обработав все улицы, дезинфекторы пересекли автобусную трассу и уехали за ручей. У меня болели ноги, я задыхалась. В носу покалывало, горло перехватывало. Не в силах угнаться за грузовичком, мы остановились и долго смотрели ему вслед. Когда пыль осела, мы с удивлением обнаружили, что очутились за железной дорогой. Куда подевались остальные дети? Лицо и волосы брата были «припудрены» белым, он напоминал старичка. Я, должно быть, выглядела так же. Волоча от усталости ноги, мы поплелись назад. Когда проходили мимо заброшенного склада, нас окликнули игравшие в «расшибалочку» беспризорники:

— Эй, малышня! Пойдите-ка сюда.

У позвавшего нас парня в джинсах волосы были выкрашены в красный цвет. Я пошла к нему, косясь в сторону склада. Там царил полумрак, но я сумела разглядеть валявшиеся на полу матрасы, одеяла, керосинки и кастрюли. Пыль танцевала в луче солнца, проникавшем через пустую глазницу окна.

— Ты совсем маленький, сумеешь пролезть и достать их. Некоторые монетки провалились во-он туда! — Парень ткнул пальцем в полузасыпанный землей канализационный сток.

Внутри было сухо и, судя по всему, чисто. Уиль легко туда протиснулся и достал две монеты по пятьсот вон.

— Ты похож на белку!

Уиль раздулся от удовольствия.

— А еще я могу залезть высоко-высоко, спрыгнуть и не пораниться.

— Тогда сними бадминтонные воланы, которые мы закинули на крышу, — попросили девчонки.

Уиль забрался наверх по водосточной трубе, сбросил им несколько воланчиков и тем же путем вернулся обратно.

— Ты классный! Настоящий маленький Тарзан.

Все захлопали. Лицо брата просияло от гордости.

— Держи. Это за твои старания.

Мальчишки дали Уилю те монетки, что он достал из водостока.

Когда мы переходили железнодорожные пути, я заметила мужа госпожи Ёнсук. Он медленно брел вдоль рельсов. Если человек идет один по пустой дороге, всегда кажется, что он о чем-то глубоко задумался или просто не хочет выдать своих чувств окружающим.

Когда в комнате работал телевизор, свет мы выключали и, если ужинали, сидя перед экраном, в какой-то момент сталкивались не только головами, но и ложками в кастрюле. Это означало, что рис съеден.