Птицелов
Шрифт:
— Ваши излюбленные апартаменты как раз свободны, по счастью, — сообщил трактирщик. — И в полном порядке, как всегда.
Это означало, что войлок под деревянными шпалерами по-прежнему регулярно перебивается, и петли потайной двери всё так же смазываются, чтоб не заклинило в самый неподходящий момент. Иногда в эту дверь Лукас удирал, иногда — вытаскивал трупы. Он искренне надеялся, что сегодня ему не понадобится делать ни того, ни другого, так что войлок его интересовал, пожалуй, больше.
— Ну раз как всегда, то и выпивку тащи, как всегда, — распорядился он и посмотрел на помертвевшего
— Винный буфет полон, мессер, не извольте беспокоиться.
Когда они оказались в том, что трактирщик именовал «апартаментами», Лукас наконец отпустил своего пленника, прошёлся по комнате, на ходу переставил свечи, гремя медными канделябрами, и, ногой отодвинув кресло, стоящее во главе небольшого дубового стола, сел в него с удовлетворённым вздохом. Все эти действия предпринимались для того, чтобы его спутник не услышал щелчка, с которым повернулся ключ в замке двери, через которую они только что вошли.
— Не гляди на меня так, Илье, — потребовал Лукас. — Знаю, местечко сомнительное, но, Единый ведает, одно из немногих в этом проклятом городе, где можно спокойно поговорить. Да садись ты, — добавил он, видя растерянность бывшего слуги, и встал. — Я нам налью.
— Я сам! — подскочил севший было Илье, но Лукас жестом остановил его.
— Ну уж нет, благородный мессер, вы у меня больше не в услужении, так что позвольте для разнообразия мне вам услужить.
А заодно остаться в уверенности, что ты меня не подпоишь, добавил он про себя, открывая стоящий в стенной нише буфет. Ровные ряды бутылок тускло поблескивали зелёным стеклом. Лукас не знал, что наливали в главном зале «Сивого мерина», но здесь, в «апартаментах», выбор всегда был отменный.
— Материнское будешь? — не оборачиваясь, осведомился Лукас.
— Как скажете…
— Оно здесь неплохое, десятилетней выдержки, — продолжал Лукас, вытягивая бутылку и отряхивая солому, прилипшую к стеклу. — По крайней мере, когда я был тут в последний раз, походило на десятилетнее.
Он сам расставил кубки и разлил вино: неторопливо, аккуратно, старательно, будто только этим и занимался всю жизнь. Илье неотрывно следил за его движениями, съёжившись на краешке кресла. Они расстались всего месяц назад, но теперь Лукас словно впервые его увидел. Увидел, какой он ещё, в сущности, ребёнок. Как странно, в Туроне почему-то казалось иначе.
— Илье, сколько тебе лет?
Тот вздрогнул, видимо меньше всего ожидая такого вопроса.
— Девятнадцать, мессер… сэйр Лукас. Будет весной.
— Тебя уже давно пора посвятить в рыцари. Не по умениям, я имею в виду, а по возрасту. А ты, похоже, в деле карьеры решил идти не вверх, а вниз… Из оруженосцев — снова в стюарды. И что бы на это сказала твоя матушка?
— Моя матушка давно умерла, мессер…
— Вот и я о том же. Что бы она только сказала, если бы была жива? Ну да мир праху её.
Лукас одним глотком осушил кубок. Илье, поколебавшись, нерешительно пригубил вино. На его лице отразилось одобрение. Хе, да парень и впрямь знает толк в винах. Лукас пожалел, что никогда прежде не приглашал его в собутыльники.
— Вообще-то, —
помолчав, заговорил Илье, нешуточно удивив Лукаса такой смелостью, — я у Наворнов стюардом только временно… Пока в отъезде сэйр Моллард.— Это кто?
— Это муж месстрес Селест.
— А-а, — сказал Лукас. Илье посмотрел на него с осуждением.
— Месстрес Селест велела сказать, что очень на вас обижена, и что если вы не вернётесь сегодня же, вам придётся иметь дело с её мужем.
— Нет, ну что за чудо-баба, а?! — восхитился Лукас. — Ты вот много знавал женщин, которые грозились бы натравить мужа на любовника, если любовник будет недостаточно куртуазен?
— Ох, сэйр Лукас, вам ли говорить о куртуазности! — сказал Илье. Лукас сдержал улыбку: кто бы мог подумать, что парень так легко пьянеет. — Вы вот три дня из её спальни не вылезали, а потом…
— Нет, право, стоило тебя уволить, чтоб дождаться такого рода нотаций, — сказал Лукас. — Что-то прежде я от тебя их не слышал.
Илье осёкся, опомнившись, и уткнулся взглядом в свой кубок.
— Ладно, расскажи-ка ты мне лучше про сэйра Молларда. Если я внемлю твоим воззваниям и вернусь к месстрес Селест, что и намерен сделать, стоит мне быть во всеоружии. Так куда он уехал и когда вернётся?
— Он сейчас в их родовом имении на Плече, — не поднимая глаз, ответил Илье. — Приедет, наверное, через месяц или около того. Во всяком случае, на такой срок месстрес Селест предложила мне побыть её стюардом.
— А потом?
— А потом сэйр Моллард возьмёт меня в оруженосцы. Он как раз имеет такую нужду и велел месстрес подыскать ему кого-нибудь.
М-да, хорош рыцарь, поручающий поиски оруженосца своей жене. Отсюда, похоже, неожиданностей ждать не следует. Теперь выясним, откуда следует…
— И что, ты жаждешь быть оруженосцем сэйра Молларда?
— Ну да! — вскинув голову, с вызовом сказал Илье. — Месстрес Селест сказала, что, если я буду служить ему хорошо, он уже через полгода произведёт меня в рыцари. Вы-то, сэйр Лукас, с этим особо не торопились!
Лукас слушал его, недоумённо приподняв брови. Дождавшись окончания короткой речи Илье, хмыкнул и снова разлил вино.
— Если тебе так хотелось стать рыцарем, Илье, ты мог просто сказать мне об этом, — не глядя на мальчишку, проговорил он.
Тот снова потупился. В нём боролись страх, стыд, чувство вины и обида, привычка проглатывать упрёки и желание выговорить наболевшее. Наблюдать за этими совершенно прозрачными терзаниями было трогательно.
— Ну как же такое можно сказать, — почти жалобно проговорил он наконец. — Каким же я буду рыцарем, если сам стану выклянчивать этот титул? Только мой господин может решить, что я готов.
— Вот именно, Илье. Вот именно.
Тут уж парень, окончательно раздавленный, совсем сгорбился, едва ли не прячась под стол. В ведении дискуссий он явно был не мастак. Лукасу стало его жаль.
— Но, видишь ли, на деле подобными рассуждениями почти никто не руководствуется. И я не удивлюсь, если сэйр Моллард и впрямь произведёт тебя в рыцари уже через месяц. Если жена его как следует попросит.
К его удивлению, Илье вроде бы не уловил намёка — пристыженное выражение его лица не изменилось.