Птичка Кама. Сборник рассказов

–Чёт я так волнуюсь, – хихикнула Кама, случайно выпустив слова наружу. Слишком тихо, чтобы разобрать, но коллеги всё равно поглядели на неё. – Вспоминала молодые годы.

Блеф удался; коллеги вернулись к делам, отчего Кама заулыбалась ещё шире. Если добавить к любой вещице или действию элемент тайны, она становится интереснее. Сначала Кама добавила её к свиданиям с художником, а сегодня забралась дальше. Заберётся. И снова заволновалась.

Глаза закрылись; квадратичный потолок спрятался, хотя в памяти он красовался ещё пару секунд. Глаза открылись; остаток работы и путь до условленного места встречи пролетели на почти нулевой громкости.

–У тебя вообще бывают выходные? – прервал тишину Костя. Кама думала о чём-то мелком, но очень сильно. – Эй? Приём от севера югу.

Они сидели в широкой ванне. Кама лежала на Косте, потом подалась вперёд и обхватила руками колени. Он водил пальцем между лопаток по татуировке в форме бабочки со странным телом и странными крыльями.

–Моя сестра называет её “кривой портак”, – Кама не двигалась, только губы; даже грудь не вздымалась от дыхания.

Ей казалось, что она одна в этом номере. Спину щекочет ветер. Можно говорить, что вздумается, и никто не разнесёт слова по ушам.

–Но на самом деле это даже не бабочка. Это буква имени.

–И как его зовут?

–Теперь только Хмырь.

–Память полна сожалений, – в тишине комнаты Кама уловила бархат в голосе Кости.

–Нет. Или да. В общем, не знаю. Тогда я хотела внимания и получила его, и захотела так отблагодарить.

–Не он ли должен был тебя благодарить? – Костя нажал на позвонок. Мышцы Камы рефлекторно напряглись, сдвинув лопатки. И жившая между ними бабочка шевельнула крыльями.

–Ай! Что ты делаешь?

–Смотри. Я понял, для чего она здесь.

Костя поднялся и потянул Каму к зеркалу. Мокрые ноги зашлёпали по плитке. Он подхватил её, опасаясь падения.

В номере с конкретной целью было много зеркал. Угол как раз позволял взглянуть себе на спину.

–Смотри. Сведи плечи. Она машет крыльями, – глаза художника искрились, а улыбка захватила лицо.

–Нет же.

–Смотри внимательнее. Сделай ещё раз.

–Это даже не бабочка.

–Раньше нет. Но теперь бабочка.

Затем Костя отвернул её от зеркала и отступил на пару шагов.

–Ты очень красивая. Не подумай, что я оцениваю, только наслаждаюсь.

Кама застеснялась и закрыла стеснительные части руками. Капельки воды на коже забрали тепло; побежали мурашки. Вмиг стало холодно. И глаза Камы забегали в поисках полотенца. Костя улыбнулся. Ему тоже было холодно из-за возмущений кондиционера, но он даже не думал двигаться.

Улыбнувшись в ответ на улыбку, она спряталась под одеялом. Скоро на кровать сел и Костя. То и дело он хватал Каму за ноги пытаясь погладить, а она вырывалась. Обычно она не сильно боялась щекотаний, но сейчас движения сошлись с настроением.

Когда время игр вышло, Костя раскинулся на кровати. Осталось немного до прощания. Кама вынырнула из-под одеяла и легла на живот, опершись на руки. Она изучала худое тело художника, бессильная понять, где была краска, а где синяки.

–Почему на твоём теле столько синяков?

–Не знаю. Я уже давно такой, – Костя нашёл один и ткнул в него. – Не так их и много. Или ты хочешь странной истории?

Кама улыбнулась и кивнула.

– Подпольные бои? Не, наверное, слишком просто. Думаю, лучше что-то сентиментальное. Типа болезни. Определённо. Половина драм об этом. Лейкемия, времени месяц или два, и сердце бьётся, как сумасшедшее. И можно будет плакать над моим телом, когда душа вырвется из тела.

–Ты что такое несёшь! – ткнула в бок кулаком Кама.

–Виноват. Не хватает идеи. Доработаю, – улыбнулся Костя, поднимаясь. Он снова отстранился на пару шагов, чтобы разглядеть.

К очередной встрече Кама готовилась с большим энтузиазмом. Тёплый летний день так воодушевил её, что она захотела попробовать ролевые игры. Кстати пришлись костюмы с праздников и чулки, которых оказалось много. Но Кама, бросив в шкаф, напрочь о них забыла. До этого летнего дня.

И всё было хорошо. Костя говорил, что думал, а думал он о вполне хороших вещах. Особенно, не стеснялся говорить, что Каме не стоит забывать о своём удовольствии. Уже эти слова после некоторого повторения доставляли удовольствие, и всё двигалось правильно. Однако в важный момент в животе что-то щёлкнуло: Каму захлестнул смех. Костя остановился, смутился. Кама попыталась объясниться, но не смогла внятно сказать. И её захлестнула вторая волна. Иногда бывает – смеёшься, потом начинаешь плакать. Кама зажала себе рот рукой, посмотрела на Костю. Из глаз уже побежали слёзы, лицо покраснело. Воздух тяжело пролезал сквозь пальцы. Смущение Кости переросло в панику. Вероятно, с его стороны то выглядело пугающе.

Костя спрыгнул с Камы, усадил её и попытался дать воды. Она уже прятала лицо за ладонями – перед глазами всё витал вид Кости. Его испуг. Значит, выглядела ужасно, решила она. И теперь у неё появился повод грустить.

–Прости, – тяжело удалось ей выдавить. – Прости.

Она повторяла между всхлипами. И самой бы понять, почему?

–Чем я могу помочь?

Кама сидела на кровати. Рядом стоял Костя. Они были голыми, только Костя был очень бледным. Она притянула ноги к груди, чтобы чуть меньше контактировать с миром. Всхлипы уредились, затихли. Теперь ей было нестыдно показать заплаканное лицо ему. Он мог помочь. Мог ли?

–Заберешь меня навсегда?

Фраза поплыла ручьём по комнате, где была лишь мебель и две статуи. Обоим требовалось время, чтобы ожить. Кама не верила, что сказала это, и ждала. А Костя только ждал. Его глаза не бегали, как у пойманного за кражей подростка; наоборот, в них что-то было. Похожее на смелость. Но почему он молчал?

–Я хочу, – большая пауза превратила ручей в неспокойное море, чьи волны бились об уши Камы болезненно. Но художника она слышала, – дай мне время.

Зачем, хотела спросить голая Кама, но не стала. Обещание звучало пустым. Как же та смелость?! Ей снова захотелось сжаться, даже сильнее прежнего. Лучше найти одежду. В остывшем беспорядке даже трусики найти не удалось, а без них остальное надевать она не хотела. Костя тихо сел рядом и мягко вытянул их из-под заворота одеяла. Этакий спаситель, когда все и всё уже сгорели.

Разговоры разбились о панцирь Камы. Слова не хотели отталкиваться от губ, падали обратно. Любовники собрались и ушли почти молча, но то было не удовольственное молчание, какое ожидалось после уединения.

Вечер пятницы не сложился правильно: подруги разъехались или заболели, муж сидел перед телевизором и не хотел никуда идти. Кама уселась рядом и открыла пиво. Вероятно, не имелось в мире картинки, способной захватить внимание Вити безраздельно, потому что даже фильм о сотворении кумира и музыкальной пластинке не сумел сделать так. Кама уловила этот взгляд. Да мне поебать, решила она, отпивая. Витя громко выдохнул; она всё ещё цеплялась глазами за экраны телевизора и телефона, едва сдерживая смех. Выбешивать людей, когда ей того хотелось, казалось ей великолепным талантом. И получалось неплохо. Иногда. Тумблер внутри щёлкнул – зря Витя повысил голос. Ведь мог переключить на шутку. Кама взорвалась, как умели взрываться негритянки в кино. И зачем это всё? Она остановилась. Не для того, чтобы закончить, скорее, перевести дух.

–Слышишь! Ты! – продолжил Витя, в глазах мелькнуло злое. Каме стало не по себе.

Она вскочила и убежала на кухню. В голове зрели мысли, как лучше ответить, но все они казались неподходящими. Или слабыми. Или недостаточными. Даже руки затряслись. И пиво потеряло вкус. Что за дичь? Допив его в пару глотков, она швырнула бутылку в мусорку. Та стукнулась о банку или другую бутылку с острым звоном.

–Чё ты там творишь?

Сука, заткнись ты уже, повела губами Кама, но ничего не смогла произнести. Накинула серую рубашку, обулась и пошла вдаль из квартиры. Благо вокруг продолжалось лето. И даже вечером холодная смерть ей не грозила.