Птичья гавань

Первое время А. действительно не вмешивался в дела. Более того, благодаря его связям с полицией, нас перестали закрывать ночами. Понятное дело, клуб нужен был А. как прикрытие, чтобы он мог показать свои чистые руки. Но со временем в клубе начало появляться все больше странных людей. И вот уже какие-то мутные типы стали ошиваться здесь постоянно, просили коктейли по выгодной цене, говоря, что они «друзья босса». И вот уже посетитель спрашивает у меня:

— У вас здесь можно купить кокаин?

Первый раз я очень удивился такому вопросу и послал человека куда подальше. Потом просто пожимал плечами какое-то время. А потом стал отвечать, что такие вещи лучше спрашивать у кого-то на входе.

В нашем подсобном помещении теперь тоже постоянно торчали темные люди. Подельник А. — нашего призрачного босса — уже в открытую продавал на кухне. Люди пробовали товар, занюхивая дороги на белых тарелках. Некоторые стеснялись персонала, другие чувствовали себя совершенно свободно. Я лишь окидывал эти шайки брезгливым беглым взглядом, не отрываясь от дел.

Зимние ночи были холодными, особенно холодно было по утрам ехать на скутере домой. Но это был уютный новый дом в Сиолиме.

10

По будням посетителей стало меньше, и теперь у нас было больше свободного времени. Мы пересчитывали накопленные деньги и прикидывали, куда поедем дальше. Скоро сезон закончится, работа закончится, мы сможем продолжить путешествие через пару недель. Гоа уже стоял у нас поперек горла, во всяком случае у меня, ведь я человек не очень социальный, в отличие от жены. На каждый день насыщенной общественной жизни мне нужна неделя взаперти. Посетители все больше нервировали меня, я все хуже их понимал. Как только я освоил свои незатейливые функции, довел их до автоматизма, то утратил интерес и начал деградировать. С алкоголем я тоже завязал, даже сам запах вызывал отвращение, особенно запах крепкого бухла, пока я мешал коктейли. Мечтал о тихом одиноком времяпрепровождении, перед тем как вернусь на родину и поеду в тур с музыкальной группой. Пока же мы выбрали для себя такой маршрут: отсюда лететь в Непал, из Непала в Таиланд, из Таиланда в Камбоджу, потом во Вьетнам и домой. Двадцать первого апреля мы окажемся в Москве, спустя ровно полгода, как покинули ее. При медленном индийском интернете на покупку билетов ушел целый выходной. И теперь, когда билеты были у нас на руках, каждая рабочая ночь тянулась дольше обычного. Если в самый пик вечеринки (по выходным все еще случились настоящие party) я вдруг оставался один за баром и мне со всех сторон кричали: «Rum & coke! Мохито! Two Tuborg!», то я уже особо не спешил. Я знал: чем размереннее ритм, тем легче нервам.

А., наш босс и местный наркобарон, был недоволен снижением сезона и уменьшением выручки. Похоже, он подозревал нас в воровстве и теперь задерживал наши деньги. Мы получали свое не в конце смены, как прежде, а через день или два. Под стойкой стояла коробка — касса, куда мы бросали крупные купюры, мелкие лежали в другой, маленькой коробке, на стойке — деньги на сдачу. И была отдельная коробка для чая. Прежде, если вдруг заканчивался размен, я брал деньги из большой коробки и ехал в соседний дешевый бар поменять купюры. Теперь А. додумался установить вместо коробки деревянный ящик с прорезью на крышке. Мы бросали купюры туда и не могли достать. А если у нас заканчивался размен, мы брали деньги из собственного чая или нужно было идти к помощнику босса, чтобы он открыл ящик ключом. Естественно, мы быстро додумались оставлять часть крупных купюр в «малой кассе». Но подельник босса раз в час стал заходить и забирать их. Потом А. все-таки позволил увеличить прорезь в ящике-кассе — так, чтобы рука могла пролезть и взять купюру. Но запретил нам хранить крупные купюры в «малой кассе». В общем, я рассказываю все эти подробности, чтобы хоть как-то пролить свет на противоречивую личность одного из наших боссов. Внешне А. походил на накокаиненного дьявола, худого и жилистого прыткого дьяволенка, иногда ласкового, иногда агрессивного. Он часто говорил со своим еврейским акцентом, дико картавя, смешивая времена и вообще путая все правила:

— I’ll broke him face!

Или, если речь шла о свершившемся факте:

— I broke him face!

Он не стремился говорить правильно. Его «р» звучало, как «г», он был немного смешным, но это не делало А. менее опасным. Один раз он действительно «сломал лицо» русскому туристу прямо перед клубом за то, что тот дал одной из его девушек (тоже русской) каких-то плохих наркотиков. Русский ничего не успел сделать, он получил по лицу, упал с мотоцикла, собрал свои разбитые окровавленные очки, уехал и больше никогда здесь не появлялся.

Иногда А. нужны были деньги и он отказывался выделять их даже на закупки, иногда мог выдать на закупки из собственного кармана — если накануне удачно набарыжил наркотой. Но в целом сток наш оставлял желать лучшего. Иногда мы писали мелом на доске: «Все закончилось!» — и среди ночи пытались докупить что-то в соседних барах по мере поступления денег в кассу. Это был хаос. Игоря же совсем отодвинули от хозяйства и от счета денег, он получал в собственном клубе зарплату по итогам выручки, да и то с опозданием. В последние смены он вообще старался подойти забрать из кассы собственные деньги, до того как А. приберет их к рукам. Атмосфера накалялась.

В связи с переездом в Сиолим появилась одна мелкая проблема — дорожная полиция. Вечером можно было наткнуться на них по дороге на работу, или же можно было наткнуться, если мы раньше заканчивали. Где-то с десяти вечера до часу ночи они стояли на участке дороги, который было никак не объехать. В Индии для вождения скутера нужны права.

Обычно полицейский просит заплатить ему штраф — тысячу двести рупий, не дает тебе никакой квитанции и отпускает. Это завышенная цена, можно сторговаться на пятьсот. Разговор происходит так:

— What is your language?

— Russian.

— Тысяся двести. Ноу судья. Тысяся двести now.

— Sorry, I have only five hundred.

— Okay. Give me five hundred.

Я заплатил штраф по этой схеме только однажды. В другое время просто объезжал полицейских. Но иногда объехать не удавалось, полицейский мог выйти на дорогу и прямо броситься под колеса. Тогда я говорил:

— Sorry. I forgot my drive license at home.

Полицейский отвечал, что все равно придется заплатить.

Тогда я говорил, что денег у меня нет. Или же говорил, что все мои деньги забрал другой полицейский двумя-тремя часами ранее. Их интересовало, сколько забрал другой полицейский. Я отвечал: пятьсот. Хорошо, езжай, говорили мне. Но я почти никогда не садился за руль выпившим или пьяным, поэтому легко отделывался. Насколько мне известно, тем, от кого разило алкоголем, приходилось платить больше, чем тем, кто просто катался без прав.

В мою последнюю рабочую ночь я возвращался домой часа в три. Полицейских я уже не рассчитывал встретить и удачно проехал опасный поворот. Но через километр они вдруг — двое — подрезали меня на здоровом мотоцикле, тот, что сидел сзади, выставил какую-то палку, и я чуть не улетел в кювет. Это был будний день, жена отдыхала дома, я ехал один.

— Где твои права? — спросили у меня.

Я ответил, что забыл их дома. У меня попросили тысячу. Я сказал, что денег совсем нет, и это было правдой.

— Поехали в участок, — сказали мне полицейские.

Тот, что был сзади, все время внимательно следил за мной, пока мы ехали. Ехали мы очень медленно, и я понял, что им лень заниматься мной, они ждут, когда я улизну. Но мне даже стало интересно, и я хотел прокатиться. Они сделали небольшой круг, потом остановились.

— Завтра имей с собой тысячу рупий. Я буду ждать тебя, — сказал легавый-пассажир.

На следующий день Игорь сообщил, что они с А. окончательно поругались. А. орал:

— Ты уволен! Вы все уволены! Вы не умеете делать бизнес! Теперь Игорь будет искать для себя новое место и откроет его уже в следующем сезоне. Мы должны были отработать перед отъездом в Непал еще несколько смен, но они отменились. Конечно, можно было остаться доработать в клубе, но Игорь нам был гораздо симпатичнее, чем А. Так что последние дни мы провели как обычные туристы: гуляли и выбирали подарки для друзей. Если мы встречали кого-то из постоянных клиентов клуба, те говорили, что ни за что не посетят место, которое по праву должно было остаться за Игорем. И высказывали надежду, что я и моя жена через полгода вернемся в Гоа и будем работать для них в новом клубе, который будет еще лучше, еще дружелюбнее, еще безумнее. В ходе одного из таких разговоров я вдруг подумал, что действительно уже хочу вернуться. С одной стороны, не терпелось уехать, с другой — хотелось скорей вернуться. Я часто тосковал по стройкам, магазинам одежды, складам, офисам и вообще всем местам работы, отдыха и городам, в которых жил.