Пучина Сирены

– Как красиво.

Смешок и Злата одновременно вздрогнули и посмотрели на него.

– Лун! – выдавила Злата, арбора постарше с пышными кучерявыми волосами рыжего цвета. – Мы, э-э-э, не слышали, как ты вошел.

– Извините. – Лун сел на пятки, чтобы посмотреть на изделие поближе. – Это для Нефриты или для Жемчужины? – Наверное, теперь, когда к ним стали прилетать раксура из других дворов, арборы считали своим долгом сделать наряды королев еще более роскошными.

Лун поднял глаза и заметил облегчение, промелькнувшее на лице Златы. Однако оно исчезло так быстро, что Лун засомневался, не показалось ли ему.

– Для Жемчужины, – ответил Смешок. Приподняв брови, он прибавил: – Как думаешь, ей понравится?

Злата несильно толкнула его в плечо и одарила сердитым взглядом. Это Луну уже точно не показалось.

– Конечно, понравится, – сказал он и встал, собираясь уйти. Он не хотел никого смущать. А мастера, наверное, подумали, что раз они делают украшение Жемчужине, а не Нефрите, то он обидится.

Лишь два дня спустя Лун узнал, для кого на самом деле так старались ювелиры.

* * *

Дождь шел всю ночь и большую часть утра, не давая никому работать на платформах, поэтому почти весь двор остался в древе. Лун сидел со всеми остальными в чертоге учителей, где любили собираться как арборы, так и окрыленные.

Чертог был большим и располагался прямо под приемным залом. Его стены и купольный потолок покрывала детально проработанная резьба, на которой изображался лес перистых, спиральных, папоротниковых и многих других деревьев. Их ветви тянулись вверх и сплетались на потолке, а корни обрамляли круглые проемы, которые вели в смежные коридоры. В стены были вставлены ракушки, источавшие мягкий белый свет, а в чашах-очагах лежали горячие камни. Здесь было уютно и тепло. Зал никогда не пустовал, и если кто-то хотел поговорить или послушать разговоры других, то идти следовало именно сюда. Кто-нибудь обязательно варил здесь чай, готовил корешки со специями или пек хлебные лепешки, а арборы постарше рассказывали истории или читали вслух книги из библиотеки наставников.

Чтения как раз нравились Луну больше всего, ведь иначе он не мог узнать, что было написано в тех книгах. Он умел читать и говорить на двух других языках, которым обучился сам. Однако альтанская и кедайская письменность была простой, а письменность раксура оказалась столь же изощренной и запутанной, как и сами раксура.

Лун пытался избавиться от неграмотности и частенько заходил в ясли, когда птенцов учили читать. Он сидел со Стужей, Горьким и Шипом, пока Река, или Кора, или какая-нибудь другая учительница чертила на глиняных табличках буквы и слова, а птенцы повторяли за ними. Когда они читали простые книжки, Лун читал у них из-за плеча. Учиться так было сложно, ведь он не мог приходить на все уроки и не мог задавать вопросы, чтобы не выдать своего секрета. Однако в чем-то он все же преуспел: выучил все буквы, знал, какие звуки они означают, и уже начал узнавать некоторые слова. Похоже, никто не понимал, что он делает, кроме, как ни странно, Шипа.

Когда он пришел на урок в третий раз, Шип задумчиво покосился на него, а затем повернул свою табличку так, чтобы Луну было лучше видно. Лун в ответ покосился на него, но больше они об этом не говорили, и старший консорт был уверен, что Шип ни с кем не делился своими подозрениями, даже со Стужей и Горьким. Скорее всего, Шипу нравилось, что у него с Луном есть общий секрет, который знают лишь они двое. Луна это тоже устраивало.

Но в тот дождливый вечер никто не принес в чертог учителей книгу. Вместо этого Река попросила:

– Лун, расскажи нам о земных обитателях.

Арборы и воины постарше сели поближе, чтобы послушать, и даже молодые воины, державшиеся поодаль, с трудом скрывали свое любопытство. Весь двор знал, что жизнь Луна разительно отличалась от жизни обычных раксура, но почти никто не мог себе представить, в чем именно. Они знали, что он побывал в самых разных и самых необычных местах – но ведь и Утес много путешествовал. Лун не видел смысла рассказывать им, насколько тяжело ему жилось, и поэтому избегал некоторых подробностей. Например, он не говорил о том, как однажды ему пришлось бежать среди ночи из высеченного в скале города, как он оказался пойман в западню в одном из туннелей и как ему пришлось прятаться в узкой трещине, куда он едва помещался, пока бывшие товарищи из народа морейн охотились на него.

Поэтому он рассказал им о висячем городе Зенна, о дешарцах, которые там жили, и об их запутанных обычаях, которые сильно осложняли жизнь всякому чужаку. Конечно же, всем захотелось послушать о том, как дешарцы относились к сексу, и их нравы озадачили других раксура так же, как когда-то Луна.

– Получается, если они переспят друг с другом, не проведя эту церемонию, то переспать снова уже не смогут? – спросил Крестец, задумчиво почесывая шрам на шее. У него явно не получалось понять причудливую логику дешарцев.

Лун попытался объяснить:

– Почти. Спать можно только со своим спутником жизни, а он может быть лишь один, и менять его нельзя. Спутниками жизни становятся во время церемонии, и если ты переспишь с кем-то до нее, то потом никто не захочет с тобой связываться.

Кора нахмурилась.

– Но зачем им вообще нужен спутник жизни? Да еще и один, и навсегда? – Не считая королев и консортов, раксура себя так не ограничивали.

– Чтобы завести детей. Если у тебя появится ребенок не от твоего спутника жизни, то будет плохо. И тебе, и ребенку. – А еще раксура не могли понять, как ребенок может быть нежеланным. У королев и арборов выводки появлялись лишь тогда, когда они сами того хотели, а для того, чтобы заботиться о малышах и птенцах, существовала целая каста учителей.

– Но как они вообще узнают, спал кто-то с кем-то или нет? – недоуменно спросил Звон. – Откуда? Ведь если они переспали с кем-то без церемонии, то можно же об этом просто помалкивать, верно?

– Они меняют окраску после секса? – задумчиво спросила Елея.

– Нет. Другие просто узнают и все. Я сам так и не понял как и откуда, – признался Лун.

Крестец усмехнулся и потянулся к чайнику.

– Чудные создания. Впрочем, о нас они, наверное, сказали бы то же самое.

Столкнись дешарцы с раксура, они бы, скорее всего, ничего не сказали, а впали бы в панику. На востоке, где дворы раксура встречались нечасто, земные обитатели принимали их за Сквернов. Но не успел Лун сказать об этом, как с лестницы, что вела в приемный зал, к ним сбежал солдат. Его звали Ячмень, и он сразу же крикнул:

– Где?.. Лун, к нам только что прилетели гости из другого двора! Две королевы и несколько воинов. А еще с ними консорт!

Раздались ахи и возгласы. Лун обеспокоенно переглянулся со Звоном и Елеей. Похоже, гости явились с официальным визитом, причем с самым официальным из возможных. «И конечно же, они прилетели именно сегодня», – подумал Лун. За утро в приемном зале наверняка наследили и натащили туда воды. Зная раксура, гости, скорее всего, нарочно подгадали время, чтобы поставить двор в неловкое положение. Лун сказал:

– Королевам кто-нибудь сообщил?

– Да, Шалфей полетел к ним, – сказал Ячмень, подпрыгивая на месте от волнения.

Река поспешно встала и стряхнула с себя крошки. Затем она сказала Елее:

– Нужно сначала подать им чай в приемный зал, дать гостям возможность обсохнуть, и уже потом проводить их в королевский чертог.

Елея тоже поднялась на ноги и беспомощно оглядела себя.

– Мне нужно идти к ним. – Гостей всегда встречали старшие воительницы, а поскольку Елея была сестрой Нефриты, эта обязанность ложилась на ее плечи. Сейчас она была одета в старые коричневые штаны и рубаху, заляпанную ягодным соком, а из украшений на ней поблескивал лишь медный браслет, надетый выше локтя. Елея все равно была красивой, но она не могла встретить двух чужих королев и консорта в таком виде. Лун выглядел еще хуже, но его позовут в зал, только когда закончится формальное приветствие, а если королевам захочется потянуть время, то это случится ой как нескоро.