Пуля для депутата

Где и как темной снежной зимней ночью раздобыл Гинденблат диван и кто помогал ему тащить эту мебель, которая весила, пожалуй, значительно больше самого Захара, так и осталось тайной. Начальник попытался было выяснить происхождение дивана, но Гинденблат отшучивался, отнекивался, отмалчивался и в конце концов предложил начальнику выпить.

— Чего?! — тихим, но очень страшным голосом произнес начальник.

— Чего-чего… — ворчливо-скрипуче отвечал Гинденблат. — Смена моя закончилась. Я уже не на службе. Имею право?..

И так он пронзительно заглянул снизу вверх в глаза начальнику, что тот машинально принял из рук Гинденблата полстакана водки, махнул, крякнул — и молча вышел из помещения, крепко хлопнув дверью. Он дал себе слово, что, как только переступит порог собственного кабинета, первым же делом напишет приказ об увольнении маленького еврея.

«Какой с него толк? — думал начальник, пробираясь к своей конторе и увязая по пути в снегу. — Только водку будет жрать да мебель тырить. Откуда диван взял? Точно — стащил из коридора какого-нибудь… Сука! Не зря его из ментовки поперли. Такой… Прыщ!»

Но когда начальник добрался наконец до своего кабинета, его отвлекли бесконечные телефонные звонки, обычная сплошная ругань с растяпами водителями (которые то не привезли песок, то не вывезли мусор), с такелажниками — эти вчера что-то отмечали, сегодня все, как один, явились на работу со страшного бодуна и, побродив по территории, дружно отправились за пивом… Не до Гинденблата стало начальнику. И вместе с тем какое-то странное, веселое тепло гуляло по телу Владимира Ильича — инженера транспортного цеха, отвечавшего, в числе прочего, и за территорию между платформой электрички и самой «Сортировкой» и имевшего в подчинении целую армию такелажников, сторожей, пожарников, техников, разного рода мастеровых, — непривычное тепло это вытеснило обычное утреннее раздражение. И вдруг он вспомнил о Гинденблате.

«А ведь правильно он мне накатил! — вдруг рассудил начальник. — Если с другой стороны на это посмотреть — что такого? Он же и в самом деле уже сменился. Опять же мне — приятное сделал… Не каждый день, конечно, так нужно начинать работать, но иногда-то можно…»

Заключив рассуждения так, Владимир Ильич потянулся к ржавому сейфу, открыл толстую тяжелую дверцу и достал свою заначку, которую обновлял регулярно, два раза в неделю. Сорвав с заначки пробку-«бескозырку», он плеснул в стакан на три пальца «Московской», выпил, задымил папиросой. День начинался, в общем, неплохо.

— Слышь, Ильич!.. — окликнул его вошедший в кабинет без стука дворник Максим.

Максиму было за пятьдесят, он не пил, не курил, слыл человеком «правильным», но на работу опаздывал регулярно и к обязанностям своим относился очень умозрительно.

— Слышь, Ильич, чего там у тебя за шестерка снег кидает? — ревниво спросил дворник. — Новый, что ли, кто? Я его не знаю… Лопату у меня, сволочь, вытащил из каптерки! Я ему говорю: сука, давай сюда лопату! А он меня послал… Я бы ему дал по башке, да думаю, скажу сначала тебе… А то — убью еще ненароком. Он махонький такой, потом меня же и привлекут. Я же, ты знаешь, если разойдусь…

— Пойдем поглядим, — весело ответил Владимир Ильич, чувствуя, как заначка начинает работать в его организме, производя любимые им биохимические процессы.

Выйдя на улицу, начальник обнаружил, что дорожка, ведущая от сторожки Захара до конторы, расчищена от снега, даже утоптана. И ходить по ней теперь — одно удовольствие!

— Ну и что? — лениво поинтересовался он у стоящего с унылым видом Максима. — В чем проблема?

— Да… Лопату, понимаешь… Увел… А она ж на мне числится!

Гинденблата в пределах видимости не наблюдалось.

— Пошли к нему, — вдруг сказал Владимир Ильич, сам еще не зная, что он сейчас будет говорить и делать.

Лопату они обнаружили, конечно, в сторожке Захара. Лопата, тщательно очищенная от снега, стояла у стены, аккуратно к ней прислоненная — как раз напротив таинственного дивана.

Гинденблат уже переоделся: в черный костюм-тройку, в вычищенные (хотя и старенькие) ботиночки, в белую рубашку. Даже галстук имелся! В таком виде он мог походить на кого угодно — только не на ночного сторожа-алкаша. В руках Гинденблат держал пальто, а на полу стоял кожаный портфель. Рабочая одежда лежала аккуратной стопкой на диване.

— Я слушаю вас, — проскрипел Гинденблат, всовывая руки в рукава и застегивая пуговицы пальто.

— Я…

Владимир Ильич внезапно понял, что претензии этого «козла» — Максима — по поводу его долбаной лопаты настолько никчемны, что их даже не стоит и озвучивать.

— Я хотел вам сказать, — неожиданно перейдя на «вы», сказал Владимир Ильич, — что Максиму может понадобиться лопата. Так он возьмет ее тогда…

— Чтобы на место поставил! — проскрипел Захар и двинулся к выходу. — До свидания, Владимир Ильич…

А следующей ночью Гинденблат задержал троих парней, воровавших ящики с коньяком.

Парни пришли ночью, судя по всему, хорошо зная, где стоит состав из Армении. Начали разговор с того, что хотят купить несколько бутылок дивного напитка, затем дали по башке «дяде Ване», оказавшемуся растяпой, и начали шустро сбрасывать ящики из вагона прямо на снег. Как они собирались транспортировать их дальше — это предстояло выяснить милиции… А Владимир Ильич смотрел в непроницаемые глаза Захара Гинденблата и пытался понять, как такому заморышу удалось справиться с тремя двадцатилетними здоровяками.

— Слушай, Захар…

— Яковлевич, — быстро вставил Гинденблат.

— Захар Яковлевич, — послушно выговорил начальник. — Поделись, как ты с ними управился?

В конторе, кроме них, никого не было: молодых гопников увез вызванный Владимиром Ильичем наряд милиции.

Гинденблат посмотрел по сторонам, глянул в окно и сказал равнодушно:

— А чего? Против лома нет приема…

— То есть? — не понял Владимир Ильич. — Ты что — с ломом на них?..

— Зачем с ломом? Нам лом пока, слава Богу, без надобности, — ответил Захар и вытащил из-за пояса пистолет «ТТ».

Карпов слушал историю невероятного Захара и думал: вот сидит перед ним живой материал для нового романа.

— Ты чего, заснул там, молодой? — Гинденблат хлопнул Карпова по плечу.

— Нет… Я слушаю.

— Слушаю… Я говорю — собирайтесь! Завтра приходите… Я парням позвоню. Здесь встретимся, побазарим. А насчет оружия… Подумаем, Николаич. Смутил ты меня, смутил. Дело тонкое. Я по своим каналам пробью, что за люди на тебя наезжают… Стоит ли тебе в это дело лезть?

— Так выхода нет, Захар, — сказал Максимов. — Нас уже пасут! Тут лезь или не лезь, а уже, считай, влезли. Поздно, как говорится, пить боржоми, когда почка отвалилась…