Пуля-Квант

— Свободен.

Когда дверь захлопнулась, комбат подпер голову ру­кой и долго сидел молча. Особист хмыкнул:

— Смотри, чего творят, — и повернувшись к нам, кивнул в сторону окна. Непривычно он выглядел в по­левой форме, я видел его только в повседневке, в ките­ле и брюках навыпуск.

Уловив за окном движение, я взглянул туда — на по­ле садились две вертушки. Это в такую-то погоду…

— На то и спецы, — произнес комбат. Особист кашлянул:

— Сергей Николевич, позволите?.. — Взял за спин­ку стул и придвинул к столу.

Этот подполковник всегда был вежлив, рассудителен, и навязанное литературой да кино мнение о том, что все особисты сволочи, никак не вязалось с его повадками, речью и тем, как он курировал наше дело. Выглядел он гораздо старше меня — лет сорок пять, может, больше. Встречались мы с ним часто, пока шло следствие. У ме­ня сложилось впечатление, что мужик он толковый и, в отличие от следователей военной прокуратуры, которых сменилось аж трое за полгода, отнесся к нашей истории серьезно, без ухмылочек и недоверия…

Комбат сгреб со стола ключи и пачку сигарет, ухва­тил полевую сумку и встал.

— Захаров, что-то долго вы… — особист опять ка­шлянул, — добирались…

— Так нам борт не выделяли, — брякнул Леха. Комбат поравнялся с нами, показав напарнику кула­чище, сказал:

— После беседы — в «строевую» за аттестатами, встанете на довольствие, получите оружие. В три часа на инструктаж к начальнику штаба, — и вышел из ка­бинета.

— Есть! — дружно ответили мы хлопнувшей двери.

Конвоя в коридоре не было, на первом этаже толь­ко наряд по штабу, комбат велит топать за оружием на склад РАВ, после прибыть для получения задачи — зна­чит, отправят в Зону с глаз долой. Но начальник особо­ го отдела все же прилетел, чтобы поговорить… Стран­но как-то все.

Подполковник с минуту таращился в стену невидя­щим взглядом, потом сказал:

— Садитесь.

Мы скинули рюкзаки и уселись за стол напротив офицера. Он раскрыл полевую сумку, достал вдвое сло­женный файл, развернул. Тронул пальцами тонкий, как волос, шрам на левой щеке и заговорил:

— Знакомец ваш объявился. Суток не прошло, как с вас сняли обвинения. Поэтому я здесь. — Он выдержал паузу. — Формально я должен вас вывезти под конвоем, дело пойдет на доследование… Чего скисли? Что, Захаров?

— Кто объявился? — спросил напарник.

— Давыдов. Показания я снимать с вас не стану — работа следователя. А вот разобраться, — подполков­ник качнул головой, — хочу.

Я покосился на Леху, тот с прищуром глядел на осо­биста.

— Да не смотри ты на меня так, Захаров, — спо­койно произнес подполковник. — Вам знаешь тут сколько хлопот будет…

Он не договорил, и так ясно — нам ответ перед со­служивцами держать. Вот и решил комбат сплавить нас в Зону, убедил начальника особого отдела группировки, что так лучше.

— Дальше Зоны не пошлют, — заключил Леха.

— Верно. Вы подумайте оба. Вспомнить постарай­тесь…

— Да что тут вспоминать? Поздно Давыдов объя­вился — где ж его мытарило столько времени? Какие к нам вопросы?

— Да вот… и я так думаю. Но объявился же.

А ведь подполковник не сказал, где обнаружили Да­выдова, когда и при каких обстоятельствах, и вообще — взяли его или нет. И чего Леха на рожон лезет?

Я двинул ногой напарника по бедру, громко получи­лось — грязная подошва шаркнула по полу.

Подполковник усмехнулся, но вдруг скривился, тронул шрам на щеке. Поднялся из-за стола и шагнул к окну.

Леха тоже встал, шумно отодвинув стул.

— Разрешите идти?

— Свободен, — сухо сказал подполковник, не обо­рачиваясь.

Напарник взглянул на меня, поднял бровь.

— Разрешите личный вопрос? — Я тоже поднялся.

— Разрешаю.

— Откуда у вас шрам?

Особист удивленно повернулся, окинул меня взгля­дом. Я думал, сейчас пошлет не в меру любопытного военстала куда подальше, но он все же ответил:

— В Зоне еще в две тысячи девятом с контролером столкнулся, только тогда называли их не так, а по-на­учному… С тех пор путь туда для меня… Даже к Пери­метру приблизиться не могу — зубы от боли сводит. У тебя, Захаров, в башке безделушка электронная… — неожиданно переключился подполковник на Леху. — Знаю, что никчемная уже, поэтому и сказал, что безде­лушка. Ты вот контролеров и прочих тварей, ментально на тебя воздействующих, не боишься. А я…

Леха молча глядел на него. Подполковник заключил:

— Увы. Я даже завидую вам слегка.

Вот как, боевой офицер, значит. Чего я в душу к че­ловеку полез? Подполковник курировал наше дело не спустя рукава — в друзья не набивался, но и надменно себя не вел, просто хотел во всем разобраться. Леха с его чипом в голове для группировки мог бы со време­нем незаменимым бойцом стать. Напарника моего пси-воздействие не берет из-за чипа, а особист в Зону меч­тает снова вернуться. Но контролер его пометил — и теперь он к Периметру приблизиться не может. Хочет снять «проклятье» мутанта. Наверное, надеется, что и ему в голову чип прошьют или какое другое устройст­во, беречь моего напарника станет. Но я точно знаю: ес­ли Леха почует, что башку его вскрыть захотят для опы­тов, — свалит за Периметр, ищи ветра в поле.

Подполковник отвернулся. Выбил пальцами дробь о подоконник.

— Разрешите идти? — спросил я.

— Свободны.

* * *

По дороге к складам вооружения мы с Лехой разру­гались.

— Да пойми ты, Костя! Я ему нужен только как ин­струмент… для опытов.

— Согласен.

— Но не пой мне про офицерскую честь.

— А вот тут ты не прав, — в третий раз повторил я.

— Да иди ты, — отмахнулся Леха и ускорил шаг.

Я не спешил догонять его. Мысли спутались в голо­ве — я ведь и сам в кабинете у командира целое умо­заключение насчет особиста вывел… Ладно, не важно это все сейчас.

Напарник остановился у ангарной пристройки, заку­рил демонстративно у окна, забранного решеткой. Ког­да я подошел, в стекло кто-то уже гневно стучал, тре­буя прекратить курить в неположенном месте. Кто за окном, толком было не разглядеть — в глазах рябило от снега и бликов.

Леха выбросил сигарету, поймал меня за рукав у двери:

— Извини, Костя…

Я кивнул и вошел в пристройку. Стряхнул с куртки мокрый снег, потопал ботинками. Из дежурки раздался голос:

— Конечно, для десантников правил не существует. Леха шагнул к «клетке», сунул руку в узкое окно, но прапорщик-вооруженец отскочил, опрокинув стул. На­парник распрямился: