Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)
Шрифт:
Минут двадцать они ели груши, пока не наелись досыта. Лежала теперь на столе одна-единственная желтобокая Бэра, но ни у Волчанова, ни у Добрынина не было ни сил есть, ни желания.
Добрынин чувствовал шевеление в животе и боялся, как бы его не стошнило после такого количества фруктов.
Волчанов икнул, отвернулся. Посмотрел на телефон. Рука его медленно сняла трубку. Набрал номер.
— Пост? — спросил он. — Кто? Это ты вчера вечером на посту был? Нет? А кто? Сержант Павлюк? Ты разыщи его мне, и пусть сейчас же придет сюда! Ясно?
Положил трубку и снова икнул.
Минуты через две в дверь постучали.,
— Никак нет!рявкнул сержант Павлюк.
— Ну хорошо. Бери грушу и иди!
Когда милиционер ушел, Волчанов поднялся из-за стола, достал из шкафа военную форму и переоделся.
— Пойдем, я тебе кое-что покажу, — сказал он с устало-довольной улыбкой на лице. — Помнишь, я тебе сюрприз обещал?
В Кремле было тихо и безлюдно. Ранний осенний вечер сгущал сумерки, и уже вылупились из потемневшего неба некоторые звезды.
После такого громкого, заполненного классической музыкой и скорбным голосом Левитана дня вечерняя тишина казалась какой-то нездешней, словно и не по Кремлю шли они, а по дикому, отдаленному от человеческого жилья лесу.
— Эти, на поминках, еще, наверно, выступают, никто и стопки не выпьет… О, уже почти пришли!
Впереди среди синих кремлевских елок показался невзрачный одноэтажный домик-сторожка. Краска с деревянной двери облупилась, окна были забиты фанерой.
Добрынин удивленно оглянулся на Волчанова, но тот только усмехнулся в очередной раз. Потом достал из кармана кителя ключ, открыл двери.
Вошли. Домик оказался вовсе и не домиком, а входом в подвал: сразу за облупленной дверью начинались аккуратные бетонные ступеньки вниз, и оттуда, из еще не видимого низа, шел непривычный восходящий свет, заставлявший каждую нижнюю ступеньку отбрасывать тень на внутренней стороне двери и потолке. Странное ощущение возникло в Добрынине, словно была это не реальность, а сон.
— Ну пошли, — поторопил его, оглянувшись, Волчанов. — Пошли!
Добрынин спускался вниз навстречу свету по чистеньким бетонным ступенькам, вслед за другом, и вдруг, когда ступеньки кончились, под его ногами поплыла красная с черными краями ковровая дорожка.
От неожиданности Добрынин снова остановился, стало ему неудобно из-за чистоты этой дорожки, он посмотрел назад, думая, что где-то там должен быть половик,, о который можно вытереть ботинки, ведь мало ли на них грязи и пыли. Но никакого половика сзади не было. Дорожка начиналась там, где кончалась, уходила в бетон последняя ступенька.
— Павлуша! — окликнул Волчанов. — Ну что ты? Устал?
— Иду, — бормотнул Добрынин и поспешил к ожидавшему его впереди генералу.
Минуты через три они вошли в узкий длинный зал с блестящими черными стенами. Волчанов остановился.
— Ну как? — спросил он.
Добрынин оглянулся по сторонам, но ничего понять не мог.
— Что как? — переспросил он.
Генерал взял Добрынина под руку и подвел вплотную к черной стене, и тут народный контролер увидел бесконечные, выбитые в черном граните
имена и фамилии. Он прищурился.— Мое детище, — сказал с гордостью в голосе Волчанов. — Пятнадцать лет строили… Здесь десятки тысяч фамилий героев, создававших нашу страну. Военные, инженеры, писатели… Пойдем, я тебе тут покажу! Здесь гранитная стена для каждой буквы алфавита… шестнадцать залов. Пойдем в следующий…
Следующий зал был таким же, как и первый. Волчанов решительно подвел Добрынина к середине левой стены и дотронулся указательным пальцем правой руки до какой-то фамилии. Когда он убрал руку, Добрынин прищурился и прочитал: «Дмитрий ВАПЛАХОВ, народный контролер». Он обернулся, вздохнул тяжело, потом пожал руку Волчанову, крепко пожал руку.
— Это для истории, — объяснил генерал. — Я так и назвал — «Подвалы Памяти». Сначала думал назвать: «Кремлевские Подвалы Памяти», но и так ведь ясно, раз в Кремле они…
Из-за яркого света мощных ламп, подвешенных к потолку, у Добрынина зарябило в глазах.
— Молодец ты, — сказал он взволнованно. — Хорошо сделал…
— Да, здесь все, — Волчанов был очень доволен, видел он, какое впечатление произвели на его старого друга Подвалы Памяти. — Здесь уже и Тверин, и все, кто вложил свою жизнь в историю Советской страны…
— Слушай, Тимоха, — заговорил Добрынин. — А как ты узнаешь — кто умер, кто что совершил?
— Ну, это я не сам узнаю, у меня тут целый отдел организован, я ведь не могу знать обо всех тысячах героев… Но мои ребята все узнают, составляют списки и почти каждый день добавляют фамилии. Это нужное дело.
— Да, — согласился Добрынин. — А полковник Соколов здесь есть? Он из Сарска, геройски погиб на пожаре…
— Пошли посмотрим! — предложил Волчанов. Прошли через несколько залов.
— Вот здесь на букву «С», — Волчанов остановился у черной стены, пробежал взглядом ряды фамилий. — Э-э, — мотнул головой, — тут сотни две Соколовых… имя у него какое?
Добрынин попытался вспомнить, но не смог. Показалось, что даже и не знал он никогда его имени. Знал только, что был он майором, а потом, когда уже уехал Добрынин из Сарска, стал полковником.
— Не помню.
— Наверно, он здесь есть, — сказал Волчанов, — но сам видишь, нелегко разобраться. Ладно, пошли назад, я тебе еще кое-что покажу…
Непривычно было Добрынину идти по бесконечной красной с черными краями ковровой дорожке, «съедавшей» звук шагов. Тишина, яркий свет и черные мраморные стены создавали атмосферу торжественного испуга, и Добрынину постоянно хотелось обернуться, посмотреть — не крадется ли кто-нибудь следом за ними. И в то же время благоговение перед черным мрамором, испещренным тысячами фамилий, замедляло его шаги. А может, это была усталось и инерция после утренних похорон.
— Ну вот, — Волчанов опять остановился, пробежал взглядом ряды фамилий. — Вверх смотри! Третья фамилия, второй ряд от края.
Добрынин задрал голову, присмотрелся. Отсчитал нужную фамилию. Прочитал, и тут же в нем все онемело, это была его фамилия, «Павел ДОБРЫНИН, народный контролер». Он перевел ошеломленный взгляд на Волчанова.
— Так… я ведь еще жив… — проговорил с трудом, находясь в оцепенении.
— Ну, — выдохнул Волчанов, — знаешь, наш брат сегодня жив, а завтра… Я подумал, что о друзьях я лучше позабочусь сам, пока живой… Моя фамилия здесь тоже есть… Я думал, так лучше…