Пурпурный Свет

Он и проснуться толком не успел, а я уже привязал его руки и ноги к ножкам кровати.

– Какого черта ты вытворяешь, Мануэль?!
– Возмутился он, не отводя взгляда от пистолета в моих руках.

– Вы любите жизнь, доктор?

– Еще как, черт тебя подери! Но почему...

– Я пристрелю вас через пять с половиной минут. Полагаю, у вас есть право об этом знать.

– Ты что рехнулся, парень?

– Абсурдный вопрос. Кто из нас доктор, а кто пациент?

От раздражения я выстрелил в подушку совсем рядом с его головой. Облако перьев взметнулось в воздух. Коэлито принялся кашлять и рыдать.

– Эй, вы ведь сказали, что любите жизнь!

– Ка... ка... конечно!
– прорыдал он.

– Тогда к чему этот дурацкий плач?

– Но ты ж собираешься ее отнять!

– "Отнять, взять, получить"! Все сводиться к банальному обладанию! И вы считаете, это любовь? Любовь делает счастливым, доктор Коэлито. Неважно, взаимна она или нет. Даже скорое расставание с жизнью не должно омрачать той великой радости, которую дарила вам она.
– Я выстрелил еще раз. Теперь пуля оцарапала ему ухо. Он зарыдал сильнее.
– Не перепутали ли вы с любовью что-то совсем другое? Просто привычку? Или это пошлое желание обладать?

Проклятый доктор ни хрена не отвечал, только, знай себе, всхлипывал.

– Ну!!!
– Взорвался я.
– Мне чертовски нужен ответ!

– Н-н-не знаю!
– Промямлил он.

– Мне вообще не понятно - куда подевался тот крутой мужик, что орал на меня в кабинете меньше двух дней назад?

– Я вовсе не такой, на самом деле, - сообщил он плачущим голосом, - это был просто терапевтический прием...

– Чего?

– Ну, мне показалось - ты такой размазня, и сам жаждешь, чтобы кто-то на тебя накричал. Вот я и решил тебе подыграть.

– Вы серьезно ошиблись, господин психолог. Я человек тихий, тактичный и деликатный. Но вовсе не размазня.

Я выстрелил ему в голову. Коэлито умер очень быстро. По всей комнате летал кровавый пух.

Эти окрашенные кровью пушинки, медленно плывущие в воздухе... Они что-то напоминают... Как будто диковинные красные звезды, но не из нашей вселенной - из какой-то другой...

На протяжении всего моего рассказа отец Себастьян, как игрушечный болванчик, с горестным видом однообразно раскачивал головой. Когда я закончил, он принялся еще и повторять:

– Что ты наделал, Мануэль! Что ты наделал!

В конце концов, мне надоела эта заезженная пластинка, и я сказал:

– Не стоит сваливать всю ответственность на меня одного.

– Но ты ведь убил человека!

– Ну, на самом деле, это не так. В смысле, не человека - трех человек. Или четырех.

– Вот как! У тебя проблемы со счетом до четырех?

– Да нет, просто с вашим убийством, а до него осталось совсем немного, число моих жертв возрастет до четырех. Но, с другой стороны: вы ведь еще не труп.

Он вдруг издал весьма своеобразное восклицание на вдохе, и принялся медленно сползать со скамьи.

Я склонился над упавшим отцом Себастьяном, и похлопал левой рукой по его щеке. Слава Богу, очнулся он быстро. Ведь времени у нас оставалось все меньше, а мы не все еще успели обсудить...

3

Леона Санчеса все называли не иначе, как Учитель Санчес.

– Я обращался со своей проблемой к психологу, но он ничем мне помочь не сумел.
– Сообщил я ему при первой встрече.
– Теперь не знаю, что и делать...

– Ты уже сделал, дорогой Мануэль! Ты ведь обратился ко мне.

– Но вы уверены, что справитесь там, где другой не сумел?

– Этот другой был конвенциональным психологом...

– Каким, каким психованным?

– Неважно, Мануэль, неважно. Мы с тобой займемся совсем другим - не формой, а Сутью! Мы будем говорить о Силе, и о Судьбе, мы вернем в твою жизнь и душу, и смысл!..

Все это Учитель Санчес сообщил мне на десятиминутной бесплатной консультации. Его мнение было однозначно: мне следует записаться на часовой платный прием...

Перед тем как умереть, доктор Коэлито успел основательно опустошить мой кошелек. Но прием у Санчеса стоил еще дороже.

Так к списку моих острых проблем прибавилась еще одна...

Деньги всегда были большой проблемой в нашем городе. Да и в стране - тоже. Возможно, такая лажа происходила и со всей планетой. Но о бедствии подобных масштабов мне страшно было даже просто подумать до недавних пор...

– Да, - кивает головой отец Себастьян, - в нашем городе всегда было много бедняков.

Теперь он похож не на болванчика, а на нахохлившуюся ворону. Кроме того, из его правой ноздри течет кровь. Сползая с низенькой скамьи, он умудрился расквасить нос.

Он пытается остановить кровь платком, и продолжает говорить:

– Хорошей работы здесь не найдешь. На фабриках выжимают из тебя все соки, и платят гроши. А безработные завидуют и таким... Твоей матери еще повезло - на химическом комбинате платили вполне прилично.

– Да, - киваю я, - на химическом комбинате...

Ей и вправду платили хорошо, когда она там работала. И когда заболела раком легких - ей выплатили солидную сумму на лечение.

На химическом комбинате, где делают тот самый стиральный порошок, который вы непременно видите в рекламных роликах по ТВ. Уже на подступах к комбинату вы чувствуете щедро разлитый в воздухе едкий запах соляной кислоты...

Если б не комбинат, наши матери не познакомились бы друг с другом, и не познакомился бы с Вероникой я...

– На химкомбинат берут далеко не каждого, - объясняю я отцу Себастьяну, - а мне непременно надо было заплатить Леону Санчесу. Вот почему мне пришлось ограбить Хромого Лукаса.

– И Лукас - тоже твоя работа? Вот так - без раздумий - ты отнял еще одну жизнь!

– Раздумья-то как раз были! И убивать я его не планировал. Просто поздним вечером заглянул в его овощную лавку, навел на Лукаса пистолет, и попросил дневную выручку. Я и маску ради него на башку нацепил - чтобы остаться неопознанным, и не иметь причин его убивать... Но он словно сбесился - этот Хромой Лукас: и деньги из кассы не вытащил, и орать на меня принялся...

– Еще бы: скольких сил ему стоило открыть эту лавку. Ведь он был один из немногих в вашем квартале, кто открыл собственный бизнес.