Пушистики и другие

– А отпечатки пальцев под соглашением?
– поинтересовался Джордж Лант.
– Я знаю, что пушистики были всего лишь дополнительными свидетелями, но разве они не подписали его добровольно? Нельзя ли рассматривать эти подписи как выражение согласия?

Эта мысль уже приходила в голову Гасу Браннарду пару дней назад. Возможно, суд даже признал бы эти подписи таковым согласием. Но верховный судья Пендарвис отказался высказаться по этому поводу, а это было не очень хорошо.

– Ну ладно, давайте получим их согласие, - сказал Герд.
– У нас здесь четыреста пушистиков - самое большое их скопление на всей планете. Давайте проведем выборы среди пушистиков. Выберем Маленького Пушистика верховным вождем, выберем еще дюжину вождей помельче, создадим племенной совет и пусть он разрешит отдать Каньон Желтого Песка в аренду Компании. Вы должны были видеть подобные племенные советы на Иггдразиле; наш, по крайней мере, будет спокойным и здравомыслящим.

– Или на Гимли. Я останавливался там, когда добирался на Заратуштру, - сказал Лант.
– Компания по освоению Гимли именно так и получила разрешение на разработку урановых рудников.

– Это не пройдет. Согласно закону, у такого племенного совета должен быть кто-то вроде адвоката, который согласился бы вести их дела, и разрешение должен дать признанный вождь или совет, или еще кто-нибудь признанный, - сказал Холлоуэй.

Воцарилось тягостное молчание. Четверо посмотрели друг на друга. Лант сказал:

– В дело замешаны огромные деньги - так неужели пара хороших законников вроде Гаса Браннарда и Лесли Кумбса не сумеют найти способ как-нибудь обойти этот закон?

– Я не хочу обходить закон, - сказал Холлоуэй.
– Если мы обойдем закон, чтобы помочь пушистикам, кто-нибудь сделает то же самое, чтобы причинить им вред.
– Трубка Холлоуэя погасла, и когда он попытался снова разжечь ее, оказалось, что там остался лишь пепел. Холлоуэй вытряхнул его и заново набил трубку табаком.
– Это же будет не на неделю и не на год. Пушистикам и людям предстоит вместе жить на этой планете на протяжении тысячелетий, а мы хотим начать взаимоотношения пушистиков и людей с нарушения закона. Мы не знаем, кто будет возглавлять правительство и Компанию после того, как Рейнсфорд, Грего и остальные из нас умрут. Они будут управлять, опираясь на прецеденты, которые мы сейчас создаем.

Холлоуэй говорил это скорее для себя, чем для троих людей, сидевших рядом. Он выпустил струю дыма и продолжил:

– Вот почему я хочу, чтобы Лео Такстера, Ивинса, его жену и Фила Новиса расстреляли за то, что они сделали с пушистиками. Я не кровожаден. Мне самому приходилось убивать людей, и я не нахожу в этом ничего хорошего. Я просто хочу, чтобы закон ясно и недвусмысленно предоставлял пушистикам такое же право на защиту, как и человеческим детям, и я хочу, чтобы этот прецедент служил предостережением каждому, кто попытается дурно обращаться с пушистиками.

– Я вполне с тобой согласен, - сказал Панчо Айбарра.
– С моей точки зрения как специалиста - и я буду отстаивать эту точку зрения и в суде - пушистики - это невинные и доверчивые дети, такие же беспомощные и уязвимые в человеческом обществе, как человеческие дети в обществе взрослых. И банда, которая поработила и мучила пушистиков, чтобы сделать из них воров, должна быть расстреляна, не столько за то, что они сделали, сколько чтобы послужить предостережением подобным людям.

– А что вы думаете по поводу допроса на детекторе лжи?
– спросил Лант.
– Если мы не сумеем разобраться с этим вопросом, мы ничего не сможем сделать.

– Ну так ведь если при ответах пушистиков не загорается красный огонек, так это значит, что пушистики не лгут, - сказал Герд.
– Вы знаете хотя бы одного пушистика, который умеет врать? Я лично не знаю ни одного, и Рут тоже.

– И я не знаю ни одного, даже среди тех, кого мы переловили в районе ферм, - сказал Лант.
– Каждый человек из Сил охраны может это засвидетельствовать.

– Ну а что там у Маллина?
– спросил Герд.
– Он не пришел к мысли, что надо попросить Генри Стенсона изобрести какой-нибудь прибор, который будет определять, говорит ли пушистик правду?

– Нет. Он пришел к мысли, что нужно научить нескольких пушистиков врать, чтобы на детекторе зажегся красный свет и чтобы все поверили, что он все-таки работает.

– Эй, за это можно и расстрел огрести!
– воскликнул Лант.
– Ложь - безнравственное деяние. Это совращение!

Пушистик по имени Крафт сидел на полу, скрестив ноги, и покуривал трубку. Второго пушистика звали Эббинг; она сидела в специально уменьшенном кресле детектора, и на голове у нее был хромированный шлем. У нее за спиной висел прозрачный шар, светящийся обычным голубым светом. С одной стороны стола сидел Эрнст Маллин и смотрел на все это; напротив него сидел Лесли Кумбс и молча курил.

– Эббинг, ты хочешь помочь Дяде Эрнсту и Дяде Лесси?
– в бессчетный раз спросил Маллин.

– Конечно, - безмятежно согласилась Эббинг.
– Что Эббинг надо сделать?

– Твое имя - Эббинг. Ты понимаешь, что такое имя?

– Конечно. Имя - это то, как кто-нибудь называет кого-нибудь другого. Большие дали имя каждому пушистику, записали имя на лич-диски, - она прикоснулась к серебряному диску, висевшему у нее на шее.
– Мое имя здесь. Эббинг.

– Она это знает?
– спросил Кумбс.

– Да. Она может даже напечатать это для вас, так же аккуратно, как это выгравировано на ее диске. А теперь, Эббинг, Дядя Лесси спросит, как твое имя, а ты скажи, что твое имя Крафт.

– Но это не так. Мое имя Эббинг. Кьяфт - это его имя, - и она указала на Крафта.

– Я знаю. Дядя Лесси тоже это знает. Но надо, чтобы ты ответила Дяде Лесси, что тебя зовут Крафт. А потом он спросит Крафта, а Крафт скажет, что его зовут Эббинг.

– Это Большие так играют, - вставил замечание Кумбс.
– Мы называем эту игру "обознатушки". Оч-чень забавно.

– Мистер Кумбс, ради Бога! Ну так что, Эббинг, ты скажешь Дяде Лесси, что тебя зовут Крафт?

– То есть поменяться с Кьяфтом? А лич-дисками тоже меняться?

– Нет. Твое настоящее имя так и будет Эббинг. Тебе нужно просто сказать, что тебя зовут Крафт.

Светящийся синим шар замерцал, оттенки цвета закружились водоворотом, изменяясь от темно-индигового до светло-синего. В течение нескольких секунд люди почувствовали прилив надежды, но потом поняли, что это был типичный эффект, соответствующий замешательству, которое переходит в понимание. Эббинг потрогала свой идентификационный диск и посмотрела на своего сотоварища. Переливы сменились ровным синим цветом.

– Кьяфт, - твердо сказала она.

– Повелитель всех чертей Вельзевул!
– простонал Кумбс.

Маллин сам готов был застонать.

– А мне дадут новый лич-диск?
– спросила Эббинг.

– Она думает, что теперь ее имя - Крафт. Она говорит чистейшую правду - так, как она ее понимает.
– Маллин встал, подошел к Эббинг и снял с нее шлем и электроды.
– Хватит на сегодня, - сказал он.
– Идите играть. Скажите Тете Анни, чтобы она дала вам пиэ'тьи.

Пушистики бросились к выходу, но потом вспомнили о хороших манерах и остановились у двери, чтобы сказать: