Пушистики и другие
Шрифт:
Вошли трое мужчин и женщина. На них были сандалии и длинные балахоны, а больше, возможно, ничего. Их переодели, прежде чем привести сюда, и переоденут - после обыска - снова, прежде чем развести по камерам. С ними был другой помощник судебного исполнителя. Он сказал:
– Два часа максимум. Если захотите выйти раньше, воспользуйтесь звонком.
Потом дверь открылась и снова закрылась.
– Не говорите ничего, - предостерег Ингерманн.
– Возможно, в комнате есть "жучки". Садитесь, курите.
Сам Ингерманн остался стоять, глядя на них: Конрад Ивинс, низкорослый, необыкновенно подвижный и аккуратный, теперь держался напряженно и выглядел изможденным. Он был главным покупателем драгоценностей
– Ну что ж, - начал Ингерманн, когда ему удалось привлечь внимание своих клиентов, - у них есть ваше признание в мошенничестве, краже со взломом и в преступном сговоре. Никто, и даже я, не может взять ваши признания обратно. Это тянет на срок от десяти до двадцати лет, и на минимальный рассчитывать трудно. Они постараются намотать вам сроки на полную катушку. Однако я не думаю, что вас признают виновными в двух самых серьезных преступлениях, которые вам вменяются, - в обращении в рабство и совращении. С вашей стороны было бы разумно признать свое участие в грабеже и преступном сговоре, если обвинение согласится снять последние два пункта.
Все четверо переглянулись. Ингерманн закурил новую сигарету от окурка прежней, бросил окурок на пол и придавил его каблуком.
– Двадцать лет - это дьявольски долгий срок, - сказал Такстер.
– Однако покойником все равно пробудешь значительно дольше. Ну ладно, если вы можете что-нибудь с этим сделать, так действуйте.
– И что же вы, по вашему мнению, можете сделать?
– требовательно спросил Конрад Ивинс.
– Вы говорите, что они наверняка осудят нас по делу о солнечнике. Почему же они на этом должны успокоиться и снять обвинение по делу о пушистиках?. Ведь на самом деле они хотят пришить нам именно это.
– Да, хотят. Но я не верю, что им это удастся, и я думаю, что Гасу Браннарду это тоже не удастся. Порабощение - это низведение разумного существа до уровня движимой собственности, покупка или продажа разумного существа как имущества и/или принудительный труд. Ну что ж, мы будем утверждать, что эти пушистики были не рабами, а соучастниками.
– Вряд ли пушистики это подтвердят, - безразлично сказала Роза Ивинс.
– На суде пушистики вообще ничего не станут говорить, - сказал Ингерманн.
– Они не будут допущены в суд в качестве свидетелей. Даю вам слово, что пушистиков там не будет.
– Ну что ж, это хорошая новость, - недоверчиво проворчал Такстер.
– Если, конечно, это правда. А как насчет обвинения в совращении?
Ингерманн затянулся, выпустил струйку дыма в сторону светильника и присел на край стола.
– Совращение, - начал он, - состоит в подстрекательстве несовершеннолетних к совершению преступных и/или аморальных действий и/или в принуждении несовершеннолетних
к участию в подобных действиях, и/или в получении прибыли от выполнения несовершеннолетними подобных действий. Согласно Решению Пендарвиса, пушистики официально приравниваются к человеческим детям моложе двенадцати лет. Так что, согласно Решению Пендарвиса, когда вы обучали этих пушистиков ползать по вентиляционным трубам и заменять солнечники, вы совершали совращение; то же самое относится к ситуации, когда вы брали пушистиков в небоскреб Компании и заставляли их выносить настоящие камни. Согласно закону, наказанием за это является смертная казнь через расстрел - вопрос решается однозначно и на усмотрение суда не отдается.Ну а я оспорю этот официальный вымысел, приравнивающий взрослых пушистиков к несовершеннолетним. Никто в этой оси правительство - Компания не захочет защищать в суде статус пушистиков как несовершеннолетних. Вот поэтому они удовольствуются вашим признанием по делу о солнечниках и снимут обвинение по делу о пушистиках. Как вы заметили, Лео, двадцать лет - это дьявольски долгий срок, но покойником вы будете значительно дольше.
В глазах Розы вспыхнуло недоверие, граничащее с надеждой, но тут же погасло. Она не хотела отказываться от покоя смирения ради мучений надежды.
– Хорошо, - тихо сказала она.
– Признайте нашу вину по первым трем пунктам обвинения. Все равно это не имеет никакого значения.
Муж Розы согласился с ней. Новис согласился с ними, просто кивнув. Такстер скривился, и его нижняя губа отвисла еще сильнее.
– Вы уж постарайтесь, - сказал он.
– Ингерманн, если вы признаете нашу вину по пунктам о солнечниках, а потом нас расстреляют за порабощение или…
– Заткнитесь!
– рявкнул Ингерманн. Он был испуган, поскольку знал, что Такстер собирается сказать дальше.
– Вы, придурок чертов, я же предупреждал, что эта комната прослушивается!
5
Мудрый проснулся зябким утром; Маленькая, Большая, Хромой и Собиратель свернулись в клубок и грели его, а он грел их. Хромой пошевелился, просыпаясь. Под шип-кустами все еще было темно, но небо наверху уже начинало сереть. Солнце тоже зашевелилось в своем логове и скоро выйдет, чтобы делать светло и тепло. Остальные - Камнелом, Собиратель и Другая - тоже проснулись. Это было хорошее логово, безопасное и удобное. Было бы приятно лежать здесь долго, но скоро все захотят облегчиться и выкопают ямки. И еще хотелось есть. Мудрый так и сказал, и остальные с ним согласились.
Маленькая пробормотала:
– Не нужно оставлять красивые блестячки. Нужно взять с собой.
Они собрали блестячки, и, как обычно, их понесла Маленькая. Позже другие начали называть ее Та-Которая-Носит-Блестячки. Но подержать их хотели все. Блестячки были красивые и странные, и им никогда не надоедало смотреть на них, говорить о них и играть с ними. Однажды пушистики потеряли большую блестячку, и тогда они вернулись обратно и искали ее с того времени, когда солнце стоит выше всего, очень долго, пока не нашли. После этого они сломали три палочки и насадили каждую блестячку на палочку, так что теперь их стало легче нести и труднее потерять.
Дневной свет стал ярче. Радостно защебетали птицы. Пушистики нашли мягкую землю и выкопали ямки. Они всегда так делали - закапывали плохие запахи, даже если сами уходили с этого места. Потом они нашли ручеек, напились, поплескались в нем, потом перешли его вброд, растянулись в линию и начали охотиться. Небо стало ярко-синим и покрылось пятнышками золотых облаков. Мудрый снова задумался о том, где логово солнца и почему солнце всегда уходит на одну сторону неба, а выходит с другой. Народ спорил об этом все время, сколько Мудрый себя помнил, но на самом деле никто не смог узнать, почему солнце так делает.