Пушкарь его величества
Шрифт:
– Я отдохну немного, хорошо? – спросил для проформы и завалился на лежанку. Через минуту уже сладко спал. Снилась мне Ленка Смирнова и мои настоящие родители.
Проснулся и с грустью уставился на закопченный потолок. Сон сбил настрой на вживание в сельскую жизнь бесправного крестьянина. Стало тоскливо и захотелось обратно. Спасла от минорных мыслей Машка, загремевшая посудой за печкой. Чего разнюнился?! У меня задача спасти двух несмышленышей, а еще есть источник! Ну-ка иди сюда! Протягиваю ручеек энергии в руку и концентрирую на кончике пальца. Он аж слегка засветился . Интересно, разглядываю, выставленный пипи фак, если попробовать
– Машка! Иди сюда, бегом! – ору, как ненормальный. В результате, через пару секунд передо мной возникла испуганная моська с двумя синими плошками на лице.
– Чего орешь! – увидела, что со мной все в порядке и рассердилась.
– Покажи руки! – беру за кисти и смотрю на бедные пальчики, замученные крестьянской работой. Мозоли, ссадины и заусенцы. Накрываю ладошку обеими руками и сгоняю в них всю доступную энергию.
– Ай! Горячо! – пытается выдернуть руку, но я не пускаю. Через минуту чувствую, что концентрация энергии упала, и она вернулась в свое гнездо. Раскрываю ладони и любуюсь чистейшей ручкой с идеальной кожей. Машутка открыла ротик и распахнула глаза.
– Это как это?! – смотрит то на руку, то не меня.
– Видишь. У меня не только новые слова в голове появились. Может, это божья благодать нам явилась во спасение, - на ходу придумываю, хоть какое то объяснение. – Только ты не вздумай никому говорить, особенно попу на исповеди! Пропадем тогда. Поняла?!
– Хорошо. А может это матушка тебя благословила перед смертью, - из синих глазок полились слезы, и сестренка принялась мочить мою грудь. Васятка тоже не выдержал и смахнул набежавшую слезу.
– Может и так. Я тебя потом еще полечу, когда сила восполнится. Как вы тут без меня? Никто не обижал?
– Нет. Рыбу я разнесла, нам в ответ соседи отдарились. Хочешь молочка?
– Нет. Я в усадьбе сегодня пил. Оставь для Алешки, ему нужнее. Долго я спал?
– Уже к вечеру склоняется.
– Тогда пошли на рыбалку. Надо еще ловушку починить.
Лешка услышал про рыбалку и огласил двор радостным кличем. Сестренка тоже радовалась возможностью прогуляться и мы, дружной семьей пошли к реке. Детство оно такое. Минуту назад ты грустил, а сейчас уже все забыто, и ты наслаждаешься жизнью бездумно как щенок.
Сегодня был теплый денек, и вода не была такой холодной как вчера. А может это мой организм адаптируется, благодаря воздействию источника. Поэтому с удовольствием поплавал под восторженные крики Алешки и причитания сестренки, испугавшейся моего заплыва на глубину.
Установил ловушку, пообещал Лешке, когда потеплеет, научить его и Машку плавать, и пошли домой. Солнце было уже на горизонте, и комары роем вылетели на свою охоту. Я взял братишку на шею, и мы с криками припустились бегом.
Ужинали при лучине, той же ухой, но с краюхой хлеба от соседей за утреннюю рыбу. Еще нам досталось четыре яичка и плошка гороха. Спать совершенно не хотелось, и я с тоской поглядел на тусклую, коптящую лучину. И что прикажете при таком свете делать?! Только глаза портить! Именно поэтому крестьяне работают, как говориться, от темна до темна. Ладно! Значит, устроим вечер сказок.
Собрал всех в кучу на печной полке и, укрывшись шкурой, стал травить детские сказки, про колобка, курочку рябу, про дедку и репку. На репке младшие уснули, а я стал тренировать свой источник, прикладывая ладони с двух сторон на хрупкое
тельце братишки и прогоняя через них энергию. Будет малыш здоровей и крепче! Выжимаю из себя все до последней капли. Уф! Аж, голова закружилась! Удовлетворенный, уплываю в сон.Просыпаюсь, как по будильнику. В избе еще темно. Быстро лечу вторую ручку у сестры и, надев одни только штаны, не забыв на этот раз корзину для улова, бегу к реке.
Рыбы в плетеной ловушке, было не меньше, чем вчера. Даже неплохая стерлядка залетела. Вываливаю добычу на траву, быстро режу на куски молодь и устанавливаю вершу на место. Закидываю улов на голую спину и, сгибаясь как лоза на ветру, бодро перебираю ногами. Дома ставлю на козлы широкую плаху и орудую ножом, разбрасывая во все стороны серебристую чешую. Кишки отдельно, рыба отдельно. Нужна соль! С сожалением смотрю на большую часть улова, которую мы просто не съедим. Может попробовать сменять ее на соль?
Быстро споласкиваюсь, накидываю рубаху и бегу с корзиной рыбы к старосте.
– Утро доброе, Порфирий Афиногенович! Не побрезгуйте рыбкой. Вот, бог послал!
– Знатная рыба! – Сверху улова лежала серебристая стерлядь. – Уважил! Как там, у барина, прошел день?
– По вашей протекции все хорошо сладилось. Вожу барышню на прогулки, да сказки ей рассказываю.
– Сказки! Ай, молодец! Не ошибся я в тебе! Может надо чо. Огород то пустой истще.
– Нам бы соли. Совсем кончилась.
Староста ушел в избу и вынес мешочек с крупной солью.
– Пока на, потом купцы соль привезут, еще дам.
Поклонился, поблагодарил и бегом обратно. Успею еще позавтракать, чтобы не выглядеть попрошайкой в усадьбе. Жарю на остатках жира рыбу, на запах которой высунулись младшие и были отправлены умываться.
Хрустим румяной корочкой, тающей во рту полезной еды. У Лешки на щеках прорезался румянец и выглядел он совершенно счастливым. Надо и Машку подлечить вечером.
– Я в усадьбу, захотите есть – ешьте, меня не ждите. Рыбу не жалеть, завтра новая будет. Машка! Поняла?!
– Хорошо, - на лице улыбка, а в глазах загадка. Вот ведь бабы! Сопля, а туда же!
Новую одежду и лапти в узелок, и несусь как птиц, рассекая утренний воздух. Забегаю в усадьбу и сворачиваю к прудику. Там скидываю потную одежу и вешаю в зарослях шиповника, просохнет и проветрится заодно. Тихонько залезаю в воду и моюсь, чтобы выглядеть поприличней. Потратил еще время на сушку, и вот я чистенький, готов к труду и обороне. Иду к служебному входу. Парадная мне и слугам не по чину. Прошу первую попавшуюся Дуньку доложить обо мне барышне и жду. Почти сразу же меня кличут и проводят в дом, где в одной из зал меня ждала Ольга, готовая к выезду и с корзинкой на коленях.
– Утро доброе, госпожа, - склоняюсь в поклоне.
– Мой паж! – протягивает ручку с ладошкой, искривленной вбок. – Целуй!
Беру тонкую кисть и с жалостью разглядываю следы роковой болезни. Держу двумя руками и выплескиваю энергию источника бурным потоком.
– Ай! – ладошка вырвалась из моих рук, и Ольга стала дуть на нее, ища ожог. – Что это было?! – Смотрит в недоумении.
– Дайте посмотрю, - ловлю ладошку и, преодолев попытку вырваться, нарочито медленно осматриваю. – Ничего нет! Можно целовать! – прикладываюсь губами к тыльной стороне и возвращаю конечность. Барышня посмотрела с удивлением на ручку, сжала пару раз пальчики и оставила свои мысли при себе.