Пушки царя Иоганна

— Говорят, что это сделал сам Иоганн Альбрехт.

— А кто научил его? Если он сам все это придумал, то он — гений!

— Кстати, господа, а что это делает командир наших охранников?

— Кажется, он ведет записи, вероятно, описывает ход сражения.

— Я смотрю, они не теряют времени.

— О, его царское величество, славится своей стремительностью! Пять лет назад, он стремительным ударом овладел Ригой, а на следующий же день, повелел напечатать об этом прокламацию и разослать ее по всей Европе!

— Жак, слушая вас, можно подумать, что вы участвовали в этом походе!

Между тем, что-то увлеченно записывающий Анциферов, то ли почувствовал не себе взгляд, то ли еще почему, отвлекся и, сообразив, что говорят о нем, спросил:

— Чего вы?

Французы в ответ церемонно поклонились, и новоиспеченный царский секретарь неловко ответил им тем же.

— Гляди, как Первуху корежит, — засмеялись стоявшие в карауле стрельцы, — не иначе сглазили его басурмане!

Тот в ответ лишь пожал плечами и, конфузливо улыбнувшись, вернулся к своему занятию.

С другой стороны за ходом боя, кусая губы, наблюдал ксендз Калиновский. Святой отец достаточно разбирался в военном деле, чтобы понимать, что поскольку от всей польской артиллерии осталось только несколько мелких пушек, то дуэль со столь многочисленным и хорошо обученным противником вряд ли получится. Наконец, оказавшись не в силах что-либо предпринять, он с досадой отвернулся и его взгляд упал на непонятно откуда взявшегося Криницкого.

— Любезный, а разве вы не должны были пойти на приступ с господами Бессоном и Безе? — Удивленно спросил он толстяка.

— Увы, ваше преподобие, скорее всего наши друзья пали в бою.

— Что вы говорите!

— У ворот крепости нас ждала засада.

— Но, как это возможно?

— Откуда мне знать, — развел руками шляхтич, — впрочем, про герцога Яна давно болтают, что он знается с нечистой силой.

— Что за вздор, — поморщился ксендз, — скорее, что кто-то просто распустил язык раньше времени и эти вести дошли до противника.

— Да как же вздор, — оскорбился толстяк и тут же с горячностью стал отстаивать версию с дьявольским вмешательством. — Разве без нечистого, эти московитские пушкари смогли бы справиться с артиллерией такого ученого пана как де Мар? А где, позвольте спросить, герцог взял столько пороха, чтобы палить по нашим храбрым жолнежам без остановки? Точно вам говорю, сам князь тьмы поставляет этому еретику серу, прямо из преисподней!

Калиновский только усмехнулся, слушая эти разговоры, однако вовремя сообразив, что "происки нечистой силы" скорее находятся в его компетенции, спорить не стал и перевел разговор на другую тему.

— А где ваш друг, как его, месье Корбут, кажется… он что, тоже погиб?

— Да господь с вами, святой отец! Слава создателю, мой Янек жив и здоров.

— И где же он?

— Где-где, — нахмурился поляк, — утешает панну Агнешку, не иначе.

— А что случилось с панной?

— Да с ней-то ничего, а вот ее папаша совсем занемог.

— Он ранен?

— Нет, говорят, что его хватил удар после разговора с нашим добрым королевичем и его приятелем Казановским. Уж не знаю, что они там ему наговорили, а только пан Теодор вернулся от них сам не свой, после чего упал и более не поднимался. Лекарь, осмотревший его, велел звать ксендза, а пришедший на зов отец Кшиштоф начал говорить про страшный суд и про грех прелюбодеяния, так что пан Карнковский лежит без движения, и скорее всего уже не встанет, а панна Агнешка плачет и молится, и Янек утешает ее как может.

— Да смилостивится над ним Господь, и простит ему прегрешения, вольные и невольные! — Осенил себя крестным знамением, вспомнивший о своем священстве Калиновский, но тут же отвлекся. — Да что же это такое делается! Скоро ведь от первой линии возов совсем ничего не останется.

— Кажется, наши не собираются больше терпеть это безобразие! — Обрадованно воскликнул шляхтич и указал готовящихся к выходу гусар. — Сейчас они покажут герцогу Яну, как знаться с нечистой силой…

— Дай то бог, — задумчиво протянул ксендз, очевидно, имея на этот счет свои соображения.

Хотя Ходкевич и ожидал, что русские начнут обстреливать лагерь из своей многочисленной артиллерии, подобная концентрация огня оказалась для него неожиданной. Вражеские ядра и бомбы буквально сметали все на своем пути, и если дело дальше пойдет таким же образом, то к вечеру от польских позиций останется лишь кучка головешек. Впрочем, если все пушки герцога Мекленбургского сейчас ведут огонь по лагерю, то… Крылатые гусары не без поспешности вышли в поле и стали строиться для атаки. Конечно, таких бравых военных было довольно трудно удивить пушечной канонадой, однако несколько московитских бомб залетевших в середину лагеря, со всей ясностью показали им, что надо поторапливаться. Королевич Владислав со своими приближенными также счел за благо выйти в поле, тем более что один из взрывов прогремел совсем недалеко от его шатра.

Однако, как оказалось, пушек у русских было куда больше, чем могли подумать гетман с королевичем. Едва гусары закончили построение, раздался пронзительный свист, и очередная бомба разорвалась прямо посреди строя.

— Пся крев, — выругался гетман, глядя как совсем рядом развернулась вражеская батарея и немедленно принялась обстреливать его воинство.

Махнув булавой, он приказал было одной из хоругвей атаковать обнаглевших московитов, но те, обстреляв поляков, тут же подцепили свои пушки к конским упряжкам и немедленно отошли под защиту своей пехоты. В этот момент, к Ходкевичу с Владиславом подскакал Казановский старший со своей свитой и, приложив руку к сердцу, изобразил поклон.

— Что хорошего расскажете, пан Мартин? — обратился к нему королевич.

— Увы, мне нечем обрадовать ваше высочество, с вашего позволения, я совершенно разбит!

— Что вы говорите!

— Как и предполагалось, как только в Можайске начался бой, из русского лагеря выдвинулась пехота. Однако стоило мне ее атаковать, на нас со всех сторон накинулась московитская конница!

— Со всех сторон? — удивленно переспросил гетман.

— Именно так, пан гетман, даже из Можайска вышло несколько сотен во главе с самим герцогом.

— Из Можайска? Ну-ну, что и говорить, прекрасный был план. И чем же все кончилось?

— Мы успели порубить всю их пехоту и даже захватили полдюжины пушек, но схизматиков было слишком много! По меньшей мере, втрое больше чем нас.

— И после тяжелого боя, вы бросили захваченные вами пушки и вынуждены были отступить?

— Уж не хочет ли пан гетман, сказать мне что-то обидное? — Подобрался Казановский.

— Ну что вы пан Мартин, — криво усмехнулся Ходкевич, — слава богу, что вы вернулись и у вас остались еще жолнежи. Вон видите этих рейтар? Сейчас вы их атакуете…