Пушки острова Наварон. 10 баллов с острова Наварон

– Разрешите сказать, полковник?

– Разумеется, капитан.

– Есть и другие базы истребителей.

– Верно. – Вис запрокинул голову. – Видите что-нибудь?

Вланович посмотрел вверх, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, и покачал головой.

– Я тоже не вижу, – согласился Вис. – Но на высоте семь тысяч метров до наступления темноты будут дежурить истребители-перехватчики.

– Кто же он такой, полковник? Кто этот человек, ради которого работают наши солдаты, взлетают эскадрильи бомбардировщиков и истребителей?

– Некий капитан Меллори, насколько мне известно.

– Капитан? Как и я?

– Капитан. Но думаю, не совсем, как вы, Борис, – мягко заметил Вис. – Дело не в звании, а в имени. Это Меллори.

– Никогда о нем не слышал.

– Все впереди, мой мальчик.

– Но зачем все это нужно этому самому Меллори?

– Спросишь у него сам сегодня вечером.

– Он будет вечером здесь?

– Будет. Если, – добавил он мрачно, – доживет.

Нойфельд решительной походкой вошел в радиорубку, помещавшуюся в ветхом бараке. Дрошный следовал за ним. В комнате не было ничего, кроме стола, двух стульев и портативного передатчика. Сидящий за ним капрал вопросительно обернулся на вошедших.

– Соедините меня со штабом седьмого корпуса у Неретвинского моста, – распорядился Нойфельд. Он был в прекрасном расположении духа. – Я хочу говорить лично с генералом Циммерманом.

Капрал кивнул и отстучал позывные. Ответ не заставил себя долго ждать. Капрал взглянул на Нойфельда. – Генерал сейчас подойдет, герр гауптман.

Нойфельд взял наушники и указал капралу на дверь. Тот поднялся и вышел из комнаты. Нойфельд занял его место и надел наушники. Через несколько секунд, услышав хриплый голос генерала, он машинально выпрямился.

– Говорит гауптман Нойфельд, герр генерал. Англичане вернулись. Согласно их информации, партизанская дивизия в Клети Зеницы ожидает наступления со стороны моста через Неретву, с юга.

– Вот как? – генерал Циммерман, удобно устроившись в кресле передвижной радиостанции, дислоцированной на опушке леса к югу от моста через Неретву, не скрывал удовлетворения. Брезентовый полог кузова был поднят, и генерал снял фуражку, наслаждаясь лучами нежного весеннего солнца. – Интересно, очень интересно. Что еще?

Голос Нойфельда, искаженный помехами, приобрел металлический оттенок:

– Они попросили переправить их в надежное место. Подальше за линию фронта, даже в Германию. Им здесь несколько не по себе.

– Ну-ну. Чувствуют себя не в своей тарелке? – Циммерман помолчал, задумался, потом продолжил: – Вы полностью информированы о сложившейся ситуации, гауптман Нойфельд? Вы понимаете, насколько важны все мельчайшие детали в этой игре?

– Да, герр генерал.

– В таком случае мне надо немного подумать. Ждите.

Циммерман обдумывал решение, поворачиваясь из стороны в сторону в своем кресле. Он задумчиво посмотрел на север и в который раз увидел луга, подходящие к южному берегу Неретвы, стальной мост, перекинутый через реку, северный берег, взбегающий к каменистой гряде – линии обороны партизан под командованием полковника Ласло. На восток, к ущелью, уходила бело-зеленая лента реки. Он повернулся направо. К югу простирался глухой сосновый бор, который на первый взгляд казался безобидно пустынным, пока привыкшие к темноте глаза не различили угловатые силуэты, тщательно замаскированные от любопытных глаз брезентом и сосновыми ветками. Вид этих скрытых в лесу танков, авангарда двух бронетанковых дивизий помог Циммерману принять окончательное решение. Он взял в руки микрофон.

– Гауптман Нойфельд? Я разработал план действий. Прошу вас беспрекословно выполнять следующие инструкции…

Дрошный снял с головы параллельно включенные наушники и неуверенно спросил у Нойфельда:

– По-моему, генерал слишком многого от нас хочет. Вам не кажется?

Нойфельд отрицательно покачал головой.

– Генерал Циммерман всегда знает, что делает. Таких людей, как Меллори, ему ничего не стоит раскусить.

– Хотелось бы верить, – неуверенно произнес Дрошный.

Они вышли на улицу. Нойфельд сказал, обращаясь к радисту:

– Капитана Меллори ко мне. И сержанта Баера тоже.

Когда Меллори вошел к Нойфельду, Дрошный и Баер уже были там. Нойфельд был деловит и краток.

– Вас заберет самолет на лыжах. Только такой самолет способен приземлиться в этих чертовых горах. У вас есть несколько часов для сна. Мы отправимся не раньше четырех. Вопросы есть?

– Где находится аэродром?

– На поляне, в километре отсюда. Что еще?

– Вопросов больше нет. Только если можно, поскорее. Вот и все.

– Вам не надо беспокоиться, Меллори, – прочувственно произнес Нойфельд. – Я сам мечтаю поскорее вас отправить. Вы для меня, честно говоря, как бельмо на глазу. И чем скорее вас здесь не будет, тем лучше.

Меллори понимающе кивнул и вышел. Нойфельд повернулся к Баеру:

– У меня к вам небольшое поручение, сержант. Небольшое, но очень ответственное…

Меллори медленно шел по территории лагеря, погрузившись в свои мысли. Когда он подходил к своему временному пристанищу, дверь барака открылась и оттуда появился Андреа, окутанный сигарным дымом. Не произнеся .ни слова и сердито нахмурившись, он прошел мимо Меллори. Из комнаты слышались звуки гитары. Петар, как обычно, наигрывал югославскую версию «Покинутой любви». Видимо, это была его любимая песня. Когда Меллори вошел, Мария, Рейнольдс и Гроувс тихо сидели рядом, Миллер лежал в спальном мешке с неизменным томиком стихов в руках.

Меллори кивнул головой в сторону двери.

– Что-то расстроило нашего друга. Миллер усмехнулся и, в свою очередь, кивнул на Петара.

– Он опять играет любимую мелодию Андреа. Меллори усмехнулся и повернулся к Марии.

– Попросите его прекратить пение. Сегодня днем мы улетаем, и нам необходимо выспаться.

– Можем поспать в самолете, – хмуро сказал Рейнольдс. – Или когда прибудем в конечный пункт своего назначения, где бы он ни был.

– Нет, спите сейчас.

– Почему именно сейчас?

– Почему сейчас? – Меллори рассеянно посмотрел куда-то вдаль и тихо произнес: – Потому, что другого случая может и не быть.

Рейнольдс удивленно взглянул на него. Впервые в его взгляде не было враждебности и недоверия. Только любопытство и что-то похожее на понимание.

На плато Ивеничи колонна продолжала неумолимо двигаться вперед, но назвать её колонной солдат язык не поворачивался. Они вообще не походили на человеческие существа. Доведенные до крайнего истощения, с перекошенными от напряжения лицами, они медленно продвигались, автоматически переставляя затекшие непослушные ноги, словно зомби – вставшие из могил мертвецы. То тут, то там кто-нибудь спотыкался и падал, чтобы уже не подняться больше. Его оттаскивали в сторону, к остальным бедолагам, которых заботливые партизанки пытались привести в чувство. Они растирали отмороженные конечности и вливали в горло ослабших товарищей щедрые порции горячего супа и крепкой ракии.