Пушкин в 1836 году (Предыстория последней дуэли)

Позднее Вяземский писал о клевете, обрушившейся на поэта, в самых общих словах, не желая пересказывать подробности, уязвившие Пушкина в самое сердце: «Часть общества захотела усмотреть в этой свадьбе подвиг высокого самоотвержения ради спасения чести г-жи Пушкиной. Но, конечно, это только плод досужей фантазии <…> Это оскорбительное и неосновательное предположение дошло до сведения Пушкина и внесло новую тревогу в его душу. Он увидел, что этот брак не избавлял его окончательно от ложного положения, в котором он очутился. Молодой Геккерн продолжал стоять, в глазах общества, между ним и его женой и бросал на обоих тень, невыносимую для щепетильности Пушкина». [293]

293

Щеголев. Дуэль, с. 322.

Взрыв был неминуем. Он произошел 21 ноября.

Возможно, непосредственным поводом к тому, что случилось 21 ноября, послужило появление барона Геккерна в доме Пушкина. Об этом визите упомянул сам посланник в письме к графу Нессельроде. По словам барона, он потребовал, чтобы Дантес написал госпоже Пушкиной письмо, «в котором он заявлял, что отказывается от каких бы то ни было видов на нее». Тем самым Геккерн-старший хотел доказать, что он прилагал все усилия для того, чтобы «прервать эту несчастную связь». Такое письмо само по себе было донельзя оскорбительным для Натальи Николаевны. К тому же оно было передано через посланника (Геккерн утверждал, что он сам лично вручил его «в собственные руки»). Это делало письмо Дантеса документом, знаменующим собою некий официальный разрыв отношений. По-видимому, вручая письмо, барон Геккерн сопроводил его своими советами и наставлениями. Ведь он впоследствии сам сознавался, что в разговорах с H. H. Пушкиной «доводил свою откровенность до выражений, которые должны были ее оскорбить, но вместе с тем и открыть ей глаза». [294] А это был как раз тот случай, которым Геккерн мог воспользоваться, чтобы излить свое раздражение.

294

Там же.

Точно датировать визит барона Геккерна к H. H. Пушкиной не представляется возможным. [295] Но вся логика развития событий говорит о том, что это произошло вскоре после оглашения помолвки. Посланник мог явиться в дом Пушкина с подобной миссией только после того, как Дантес был объявлен женихом. Самый факт помолвки и мог послужить поводом для такого «прощального» письма Дантеса. Этот жест вполне вписывался в ту легенду о рыцарстве молодого Геккерна, которую создавал посланник. До помолвки визит к замужней женщине с подобным письмом со стороны такого официального лица, как посланник, представляется нам немыслимым.

295

Предположение М. И. Яшина о том, что этот визит состоялся в октябре 1836 г. (см.: Звезда, 1963, № 8, с. 171), ничем не аргументировано и должно быть отклонено.

В пользу предлагаемой датировки говорят и те подробности, которые сообщает в своем письме Геккерн. По его словам, Наталья Николаевна показала письмо Дантеса мужу и «воспользовалась им, чтобы доказать <…> что она никогда не забывала вполне своих обязанностей». [296] Значит, дело происходило уже после того, как состоялось объяснение Пушкина с женой (до 4 ноября показать такое письмо и рассказать, при каких обстоятельствах оно было получено, — значило спровоцировать дуэль). Но в продолжение двухнедельных переговоров этот шаг тоже был невозможен ни со стороны Дантеса, ни Геккерна. Следовательно, наиболее вероятное время визита посланника к жене Пушкина — 20–21 ноября.

296

Щеголев. Дуэль, с. 322.

Пушкин, безусловно, воспринял назойливость Геккернов по отношению к Наталье Николаевне как новое оскорбление.

21 ноября он принял решение, которое чуть было не привело тогда же к роковым последствиям.

21 НОЯБРЯ. ДВА ПИСЬМА ПУШКИНА

21 ноября 1836 г. Пушкин написал два письма, ужаснувшие его друзей.

Первое из них, негодующее и донельзя оскорбительное, предназначалось барону Луи Геккерну. Будь это письмо отправлено, оно неминуемо привело бы к дуэли.

Второе — сдержанное, официальное — было адресовано графу Бенкендорфу. В нем Пушкин прямо и недвусмысленно заявлял, что анонимный пасквиль — дело рук господина Геккерна. Письмо это, если бы оно стало известно в обществе, должно было повергнуть в грязь его врагов. Брошенные в нем обвинения: Геккерну в составлении анонимных писем, Дантесу в том, что он своим сватовством избавил себя от поединка, — ложились клеймом бесчестия на обоих.

Эти письма, если бы они были доставлены по назначению, безусловно, сделали бы день 21 ноября поворотным в судьбе поэта.

Долгое время биографам было неясно, что именно задумал Пушкин в тот день. Чего он добивался? Что означали эти два письма, написанные в один день?

Истолкование пушкинских писем и связанных с ними обстоятельств затруднялось тем, что судьба этих автографов оказалась исполненной превратностей, поистине драматических. Так, автограф письма к Бенкендорфу исчез из поля зрения исследователей. Местонахождение его считалось неизвестным. Из пушкинистов его видел один П. И. Бартенев в середине прошлого столетия. [297] Текст этого письма в собраниях сочинений печатался по копиям, сделанным друзьями поэта. Никто в точности не знал, было ли оно отправлено но адресу или осталось в бумагах Пушкина. Ноябрьское же письмо к Геккерну Пушкин разорвал, и до нас дошли только клочки разорванного письма, часть которых была безвозвратно утрачена. [298]

297

Русский архив, 1902, № 10, с. 235 (примеч.).

298

Сводку материалов о судьбе этого письма и об истории его изучения см. в кн.: Письма посл. лет, с. 336.

Изучением этих писем занимались ученые нескольких поколений. Важнейшим этапом на этом пути было восстановление текста пушкинского письма к Геккерну, осуществленное в 1936 г. Н. В. Измайловым и Б. В. Казанским. [299] Реконструкция письма, предложенная Н. В. Измайловым (XVI, 189–191), была признана убедительной всеми пушкинистами-текстологами.

А недавно благодаря счастливой находке рукописей из архива П. И. Миллера стал известен и пушкинский автограф письма к Бенкендорфу. [300] Появление этого автографа и записки П. И. Миллера многое прояснило. Н. Я. Эйдельман, тщательно проанализировав все дошедшие до нас свидетельства о письмах, написанных Пушкиным 21 ноября, доказал, что оба они остались неотосланными (письмо, обращенное к Бенкендорфу, дошло до властей только 11 февраля 1837 г., во время посмертного обыска, которым занимались жандармы после похорон поэта). [301]

299

Измайлов Н.История текста писем Пушкина к Геккерну. — Летописи Гос. Литературного музея, кн. I. М. — Л., 1936, с. 338–357; Казанский Б. В.Письмо Пушкина к Геккерну. — Звенья, т. VI. М. — Л., 1936, с. 5–92.

300

См.: Житомирская С.37 страниц рукою Пушкина. — Наука и жизнь, 1972, №8, с. 80–85; Эйдельман П. Я.Десять автографов Пушкина из архива П. И. Миллера. — Записки Отдела рукописей Гос. библиотеки им. В. И. Ленина, вып. 33. М., 1972. с. 304–310.

301

Эйдельман Н. Я.Десять автографов Пушкина…, с. 304–310.

И вот теперь, когда точно установлен этот очень важный биографический факт, становится очевидным, что наше прежнее представление о кризисе, возникшем 21 ноября, было неверным.

До сих пор считалось, что в тот день, 21 ноября, Пушкин приступил к осуществлению ранее задуманного им плана мести, того самого, о котором он сказал В. Ф. Вяземской 14 ноября: «Я знаю автора анонимных писем, и через неделю вы услышите, как станут говорить о мести, единственной в своем роде; она будет полная, совершенная; она бросит того человека в грязь…» и т. д. (XVI, 186, 395).

Щеголев и другие исследователи полагали, что Пушкин через несколько дней после оглашения помолвки, считая, что один из его противников достаточно посрамлен, решил свести счеты со своим главным врагом — бароном Геккерном. Более того, Щеголев даже высказал предположение о том, что Пушкин 17 ноября согласился покончить дело с Дантесом, потому что основной удар он собирался нанести Геккерну. Получалось, что письма, написанные 21 ноября, были следствием хладнокровного предварительного расчета. [302]

302

Щеголев. Дуэль, с. 110.

По мнению П. Е. Щеголева, месть, задуманная Пушкиным, заключалась в том, что он решился обесчестить своего врага в глазах Николая I. В свете этой гипотезы Щеголев и рассматривал в своих последних работах пушкинское письмо к Бенкендорфу как жалобу, обращенную через шефа жандармов к царю. Он писал об этом письме: «Пушкин задумал месть, разительную, полную, опрокидывающую человека в грязь. Он решил пойти напролом и выдать Геккерна головой монарху…». [303]

Б. В. Казанский, соглашаясь со Щеголевым, писал еще более определенно: «Этим письмом Пушкин не просто компрометирует посланника во мнении двора — он обращается на него с официальной жалобой <…> вместо личного мщения <…> Пушкин передает дело императору». [304] Такова же точка зрения Л. П. Гроссмана. В последнем издании научно-популярной биографии поэта, написанной им, сказано, что Пушкин своим письмом хотел «обесчестить голландского посланника в глазах правительства», поэтому он 21 ноября сообщил Бенкендорфу «историю с безыменными письмами и отмененной дуэлью». [305]

303

Щеголев П. Е.Из жизни и творчества Пушкина. Изд. 3-е. М. — Л., 1931, с. 142.

304

Звенья, т. VI, с. 75.

305

Гроссман Л.Пушкин. М., 1960, с. 486.