Пушкин в воспоминаниях современников – друзей, врагов, знакомых…
Шрифт:
И. Д. Якушкин. Записки. М., 1908, стр. 48.
(1826 – 1827.) Мы увидали Пушкина с хор Благородного Собрания. Внизу было многочисленное общество, среди которого вдруг сделалось особого рода движение. В залу вошли два молодые человека. Один был блондин, высокого роста; другой – брюнет, роста среднего, с черными, кудрявыми волосами и выразительным лицом. «Смотрите, – сказали нам, – блондин – Баратынский, брюнет – Пушкин». Они шли рядом, им уступали дорогу. В конце залы Баратынский с кем-то заговорил. Пушкин стал подле белой мраморной колонны, на которой был бюст государя, и облокотился на него.
Т. П. Пассек. Из дальних лет.
Воспоминания. Т. 1, СПб., 1878, стр. 221.
(1826 – 1827.) Особенно памятна мне одна зима или две, когда
Кн. П. А. Вяземский. Полн. собр. соч., VII, 171.
Помню, что в те времена я не раз носилась в вихре вальса с Ал. Серг. Пушкиным. Веселое и беззаботное было время.
Е. А. Сабанеева. Воспоминания о былом.
СПб., 1914, стр. 92.
(Зимою 1826 – 1827 г.) Приветливо встретил меня Пушкин и показал живое участие к молодому писателю, без всякой литературной спеси или каких-либо следов протекции, потому что, хотя он и чувствовал всю высоту своего гения, но был чрезвычайно скромен в его заявлении. Общим центром для литераторов и вообще для любителей всякого рода искусств, музыки, пения, живописи служил тогда блестящий дом княгини Зинаиды Волконской, урожденной княжны Белозерской. Эта замечательная женщина, с остатками красоты и на склоне лет, хотела играть роль Коринны и действительно была нашей русскою Коринною. Она писала и прозою, и стихами. Все дышало грацией и поэзией в необыкновенной женщине, которая вполне посвятила себя искусству. По ее аристократическим связям собиралось в ее доме самое блестящее общество первопрестольной столицы; литераторы и художники обращались к ней как к некоторому меценату. Страстная любительница музыки, она устроила у себя не только концерты, но и итальянскую оперу, и являлась сама на сцене в роли Танкреда, поражая всех ловкою игрою и чудным голосом: трудно было найти равный ей контральто. В великолепных залах Белосельского дома оперы живые картины и маскарады часто повторялись во всю эту зиму, и каждое представление обставлено было с особенным вкусом, ибо княгиню постоянно окружали итальянцы. Тут же, в этих салонах, можно было встретить и все, что только было именитого на русском Парнасе. Часто бывал я на ее вечерах и маскарадах, и тут однажды, по моей неловкости, случилось мне сломать руку колоссальной гипсовой статуи Аполлона, которая украшала театральную залу. Это навлекло мне злую эпиграмму Пушкина, который, не разобрав стихов, сейчас же написанных мною в свое оправдание на пьедестале статуи, думал прочесть в них, что я называю себя соперником Аполлона.
А. Н. Муравьев. Знакомство с русскими поэтами.
Киев, 1871, стр. 11.
Вот эти стихи Муравьева:О, Аполлон! Поклонник твойХотел померяться с тобой,Но оступился и упал.Ты горделивца наказал;Хотя пожертвовал рукой,Зато остался он с ногой.(Рус. арх. 1885, I, 132).
Эпиграмма Пушкина:
Лук звенит, стрела трепещет,И, клубясь, издох Пифон,И твой лик победой блещет,Бельведерский Аполлон!Кто ж вступился за Пифона,Кто разбил твой истукан?Ты, соперник Аполлона,Бельведерский Митрофан.Ответная эпиграмма Муравьева:
Как не злиться Митрофану?Аполлон обидел нас:Посадил он обезьянуВ первом месте на Парнас.Княгиня Зин. Ал. Волконская занимала Белосельский огромный дом на Тверской, против церкви св. Дмитрия Солунского… Ее салон был сборным местом художников и литературных знаменитостей… А. Н. Муравьев, тогда армейский драгунский молодой офицер… раз отломив нечаянно (упираю на это слово) руку у гипсового
Аполлона на парадной лестнице Белосельского дома, тут же начертил какой-то акростих. Могу сказать почти утвердительно, что А. С. Пушкина при том не было.Граф М. Д. Бутурлин. Записки. Рус. Арх., 1887, II, стр. 178.
Встречался я с Пушкиным довольно часто в салонах княгини Зинаиды Волконской. На этих вечерах любимою забавою молодежи была игра в шарады. Однажды Пушкин придумал слово; для второй части его нужно было представить переход евреев через Аравийскую пустыню. Пушкин взял себе красную шаль княгини и сказал нам, что он будет изображать «скалу в пустыне». Мы все были в недоумении от такого выбора: живой, остроумный Пушкин захотел вдруг изображать неподвижный, неодушевленный предмет. Пушкин взобрался на стол и покрылся шалью. Все зрители уселись, действие началось. Я играл Моисея. Когда я, по уговору, прикоснулся жезлом (роль жезла играл веер княгини) к скале, Пушкин вдруг высунул из-под шали горлышко бутылки, и струя воды с шумом полилась на пол. Раздался дружный хохот и зрителей, и действующих лиц. Пушкин соскочил быстро со стола, очутился в минуту возле княгини, а она, улыбаясь, взяла Пушкина за ухо и сказала: «Mauvais sujet que vous etes, Alexandre, d’avoir represante de la sorte le rocher!» («Этакий вы плутишка, Александр, как вы изобразили скалу!»).
Л. Н. Обер. Мое знакомство с Пушкиным.
Русский Курьер, 1880, № 158.
В Москве дом кн. Зинаиды Волконской был изящным сборным местом всех замечательных и отборных личностей современного общества. Тут соединялись представители большого света, сановники и красавицы, молодежь и возраст зрелый, люди умственного труда, профессора, писатели, журналисты, поэты, художники. Все в этом доме носило отпечаток служения искусству и мысли. Бывали в нем чтения, концерты, дилетантами и любительницами представления итальянских опер. Посреди артистов и во главе их стояла сама хозяйка дома. Слышавшим ее нельзя было забыть впечатления, которые производила она своим полным и звучным контральто и одушевленною игрою в роли Танкреда в опере Россини.
Кн. П. А. Вяземский. Полн. собр. соч., VII, 329.
Нужно отобрать суду показание от прикосновенного к делу А. Пушкина: им ли сочинены известные стихи, когда, с какой целью они сочинены, почему известно ему сделалось намерение злоумышленников, в стихах изъявленное, и кому от него сии стихи переданы. В случае же отрицательства, не известно ли ему, кем оные сочинены.
Комиссия военного суда, учрежденная лейб-гвардии при конно-егерском полку (по делу Леопольдова, Молчанова и Алексеева) – в отношении своем к московскому обер-полицмейстеру, 13 янв. 1827 г.
Пушкин и его совр-ки, XI, 27.
Призывал я к себе сочинителя А. Пушкина и требовал от него показание, но г-н Пушкин дал мне отзыв, что он не знает, о каких известных стихах идет дело, и просит их увидеть, и что не помнит стихов, могущих дать повод к заключению, почему известно ему сделалось намерение злоумышленников, в стихах изъясненное, по получении же оных он даст надлежащее показание.
А. С. Шульгин (московский обер-полицмейстер) – Комиссии военного суда, 19 янв. 1827 г. Пушкин и его совр-ки, XI, 28.
Комиссия постановила послать к г. московскому обер-полицмейстеру список имеющихся при деле стихов в особо запечатанном от комиссии конверте на имя самого А. Пушкина и в собственные руки его: но с тем, однако ж, дабы г. полицмейстер по получении им означенного конверта, не медля нисколько времени, отдал оный лично Пушкину и по прочтении им тех стихов приказал ему тотчас же оные запечатать в своем присутствии его, Пушкина, собственною печатью и таковою же другою своею; а потом сей конверт, а следующее от него, А. Пушкина, надлежащее показание по взятии у него не оставил бы, в самой наивозможной поспешности, доставить в сию комиссию при отношении.
Комиссия военного суда – москов. обер-полицмейстеру, 22 янв. 1827 г. П-н и его совр-ки, XI, 29.
Я пригласил Пушкина к себе, отдал ему пакет лично, который им при мне и был распечатан. По отобрании же от него, г. Пушкина, надлежащего показания, оное вместе с теми стихами запечатаны в присутствии моем его собственною печатью и таковою же моею в особый конверт, который при сем честь имею препроводить.
А. С. Шульгин, моск. обер-полицмейстер – Комиссии военного суда, 27 янв, 1827 г. П-н и его совр-ки, XI, 30.