Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников

Вот опальный домик,Где жил я с бедной нянею моей.Уже старушки нет, уж за стеноюНе слышу я шагов ее тяжелых,Ни утренних ее дозоров.Не буду вечером под шумом буриВнимать ее рассказам, затверженнымСыздетства мной, но все прекрасным,Как песни родины или страницыЛюбимой книги, в коей знаешь,Какое слово где стоит… Бывало,Ее простые речи и советы,И укоризны, полные любови,Усталое мне сердце ободрялиОтрадой тихой, – я тогда ещеБыл молод и ожесточен…

Козлов Никита Тимофеевич (1778–1851)

«Дядька» Пушкина. Он состоял при нем, по рассказу современника, еще в Москве, где «шаловливый и острый ребенок уже набирался ранних впечатлений, развиваясь и бегая на колокольню Ивана Великого и знакомясь со всеми закоулками и окрестностями златоглавой столицы». Состоял при Пушкине и в Петербурге после окончания Пушкиным лицея. Весной 1820 г. на квартиру Пушкина был подослан шпион; он предлагал Козлову пятьдесят рублей, чтобы тот дал ему почитать сочинения Пушкина, уверяя, что скоро принесет их назад. Но верный дядька не согласился и сообщил о посещении Пушкину. Пушкин поспешил сжечь компрометирующие бумаги и, вызванный к генерал-губернатору, пошел, не боясь обыска. Никита Козлов жил при ссыльном Пушкине на юге, потом в Михайловском. Служил при нем камердинером и после его женитьбы. В 1836 г., вместе с Пушкиным, отвозил из Петербурга в Святые Горы тело его матери. В начале февраля 1837 г. отвозил туда же гроб с телом самого Пушкина. Он добровольно вызвался на эту поездку, стал на дрогах, которые везли ящик с телом, и не покидал его до самой могилы. Жандармский офицер Ракеев, по долгу службы сопровождавший гроб Пушкина, рассказывал:

– Человек у Пушкина был… Что за преданный был слуга! Смотреть было даже больно, как убивался. Привязан был к покойнику, очень привязан. Не отходил почти от гроба: не ест, не пьет.

Никита был высокого роста, благообразный, с русыми бакенбардами. Вот и все, что мы о нем знаем. Как странно! Человек, видимо, горячо был предан Пушкину, любил его, заботился, может быть, не меньше няни Арины Родионовны, сопутствовал ему в течение всей его жизни. А нигде он не поминается ни в письмах Пушкина, ни в письмах его близких. Ни слова о нем – ни хорошего, ни плохого. В жизни Пушкина дядька Никита Козлов проходит перед нами на самом заднем плане смутной, безжизненной тенью. Всего только одно, малоговорящее, упоминание о нем находим у Пушкина – в черновом наброске кишиневской поры:

Дай, Никита, мне одетьсяВ митрополии звонят…

Л. Н. Павлищев со слов своей матери, сестры Пушкина, рассказывает: «В доме родителей Пушкина благоденствовала и процветала поэзия до такой степени, что и в передней Пушкиных поклонялись музе доморощенные стихотворцы из многочисленной дворни обоего пола, знаменитый представитель которой, Никита Тимофеевич, поклонялся одновременно и древнему богу Вакху, – на общем основании, – и состряпал нечто вроде баллады, переделанной им из сказок о Соловье-разбойнике, Еруслане Лазаревиче и Миликтрисе Кирбитьевне. Безграмотная рукопись Тимофеевича, в конце которой нарисован им в ужасном, по его мнению, виде Змей-Горыныч, долгое время хранилась у моей матери». Возможно, что этот Никита Тимофеевич – Никита Козлов.

Михайло Иванов Калашников (1772–?)

Крестьянин с-ца Михайловского, крепостной человек сначала Ганнибалов, потом Пушкиных. В молодости служил при генерале Петре Абрамовиче Ганнибале, двоюродном деде Пушкина. Помогал ему перегонять водки и настойки, чем на досуге увлекался в деревне отставной генерал. Хорошо играл на гуслях и по вечерам повергал старого арапа в слезы или приводил в азарт своей музыкой. В двадцатых годах Михайло стал управителем Михайловского, доверенным лицом Сергея Львовича Пушкина. Был он мошенник большой руки. Это, по-видимому, на него мужики приезжали жаловаться к Сергею Львовичу в Петербург, но Сергей Львович, не выслушав, раскричался на них и прогнал. В 1825 г. Калашников был назначен управляющим в Болдино, нижегородское поместье Пушкиных. Там, вдалеке от владельцев, он стал бесконтрольным властелином тысячи душ крестьян. Господам он с каждым годом высылал оброка все меньше, в прогрессии весьма быстрой: в круглых цифрах за 25-й год выслал 13 000, за 26-й – десять с половиной, за 27-й – 7800, за 28-й – пять с половиной, за 29-й – всего 1600. Объяснял это неурожаями, падежами и т. п., а сам наживался самым широким образом, так что, по убеждению Пушкиных, если бы захотел, то мог бы у них купить все Болдино. Интеллигентный немец Райхман, которого Пушкины хотели пригласить управлять Болдином, ознакомившись на месте с положением дел, в 1834 г. писал А. С. Пушкину: «Вы мне рекомендовали Михайла Ивановича, но я в нем ничего не нашел благонадежного, через его крестьяне ваши совсем разорились, в бытность же вашу прошлого года в вотчинах крестьяне ваши хотели вам на него жаловаться и были уже на дороге, но он их встретил и не допустил до вас, и я обо всем оном действительно узнал не только от ваших крестьян, но и от посторонних поблизости находящихся суседей». И отказался от управления совершенно разоренным имением. И зять Пушкина Н. И. Павлищев в следующем году писал Пушкину: «Михайло разорял, грабил имение двенадцать лет сряду». Мужики, не имея непосредственного доступа к барину, пробовали передавать Пушкину письменные жалобы на Калашникова, но без результата. Даже беспечный Сергей Львович, не любивший мешаться в практические дела, и тот наконец нашел себя вынужденным устранить плута Михайлу от управления Болдином; но та половина деревни Кистенева, входившей в нижегородскую вотчину Пушкиных, которая принадлежала Александру Сергеевичу, осталась в управлении того же Михайлы. Что заставляло Пушкина с таким непонятным пристрастием относиться к Калашникову, нечестность которого и сам он прекрасно видел? Дело в том, что у Пушкина были очень запутанные отношения с его дочерью, Ольгой Калашниковой, – той крепостной, которую Пушкин в 1826 г. «неосторожно обрюхатил» и отправил беременную к отцу в Болдино. О ней и их отношениях см. ниже.

После смерти Пушкина Калашников был отдан во владение Сонцовым (Елиз. Львовна Сонцова – родная тетка Пушкина), управлял их подмосковным имением. В 1843 г. (семидесяти одного года!) отпущен был ими «на оброк», приютился у своих недостаточных детей в Петербурге и умер в бедности осенью 1858 г. Так сообщает П. А. Ефремов. По данным Щеголева, в 1840 г. вдова Пушкина изъявила желание дать Калашникову вольноотпускную «за долголетнюю усердную службу покойному мужу и ей». Однако освобождение почему-то не состоялось. В середине сороковых годов, как видно из дошедших документов, Калашников, по распоряжению отца Пушкина, получал пенсион по 200 р. в год.

Ольга Михайловна Калашникова (1806–?)

Крепостная девушка Пушкиных, дочь Михайлы Калашникова, барского управителя сперва в Михайловском, потом в Болдине. В 1826 г. она забеременела от Пушкина и, беременная, должна была ехать в Болдино, куда за год перед тем отец ее был назначен управляющим. Пушкин поручил ей в Москве зайти с его письмом к Вяземскому, а в письме просил Вяземского приютить ее в Москве на время родов и прибавлял: «…при сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке, если то будет мальчик (!). Отсылать его в воспитательный дом мне не хочется – а нельзя ли его покамест отдать в какую-нибудь деревню?» Вяземский посоветовал Пушкину отправить девушку в Болдино, а отцу ее написать «полулюбовное, полураскаятельное, полупомещичье письмо, во всем ему признаться, поручить ему судьбу дочери и грядущего творения, но поручить на его ответственность, напомнив, что некогда волею божьею ты будешь его барином и тогда сочтешься с ним в хорошем или худом исполнении твоего поручения». Пушкин так, по-видимому, и сделал, Ольга осталась жить в Болдине. В трехмесячное свое пребывание в Болдине осенью 1830 г. Пушкин, очевидно, не мог не видеться с Ольгой. Осенью следующего года Калашникову, «хотя с великим трудом», как писал он Пушкину, удалось выдать дочь замуж за мелкопоместного дворянина, титулярного советника Ключарева, служившего дворянским заседателем в лукояновском земском суде; у него было в Горбатовском уезде именьице с тридцатью душами крестьян. Таким образом Ольга сама стала барыней. Муж ее пьянствовал, дебоширил, через год-два бросил службу, вышел в отставку и вместе с женой поселился в Болдине у тестя. В начале 1833 г. Ольга написала Пушкину, прося у него две тысячи рублей, чтобы выкупить пятнадцать заложенных своих крестьян. Если крестьяне будут проданы с аукциона, то «совершенно буду без куска хлеба», писала она. Пушкин ответил, но денег, по-видимому, не послал. 21 февраля Ольга написала Пушкину новое письмо. Оно ярко обрисовывает жизнь и быт бывшей возлюбленной Пушкина. Привожу его целиком, исправив неудобочитаемую орфографию (письмо писал писарь под диктовку Ольги):

«Милостивый государь Александр Сергеевич, я имела счастие получить от вас письмо, за которое чувствительно вас благодарю, что вы не забыли меня, находящуюся в бедном положении и в горестной жизни; впрочем, покорнейше прошу извинить меня, что я вас беспокоила насчет денег для выкупки моего мужа крестьян, то оные не стоят, чтобы их выкупить, что я сделала удовольствие для моего мужа, и стараюсь все к пользе нашей, но он не чувствует моих благодеяний, каких я ему ни делаю, потому что он самый беспечный человек, на которого я не надеюсь, и нет надежды иметь куска хлеба, потому что какие только могут быть пасквильные дела, то все оные есть у моего мужа, первое – пьяница и самый развратной жизни человек; у меня вся надежда на вас, милостивый государь, что вы не оставите меня своею милостью в бедном положении и в горестной жизни. Мы вышли в отставку и живем у отца в Болдине, то и не знаю, буду ли я когда покойна от своего мужа или нет. А на батюшку все Сергей Львович поминутно пишет неудовольствия и строгие приказы, то прошу вас, милостивый государь, защитить своею милостию его от сих наказаний. Вы пишите, что будете сюда или в Нижний, то я с нетерпением буду ожидать вашего приезда и о благополучном пути буду Бога молить. О себе вам скажу, что я во обременении и уже время приходит к разрешению, то осмелюсь вас просить, милостивый государь, нельзя ли быть восприемником, если вашей милости будет не противно, хотя не лично, но имя ваше вспомнить на крещении. О письмах вы изволите писать, то оные писал мне мой муж, и я не понимаю, что значит кудрявые, впрочем, писать больше нечего, остаюсь с истинным моим почитанием и преданностью известная вам –».

Подписи нет. Просьбы Ольги за отца были весьма успешны. Новоназначенный в Болдино Сергеем Львовичем управляющий, белорусский дворянин Пеньковский, обуздавший грабительские аппетиты Калашникова, писал Пушкину весной 1834 г.: «Ольга Михайловна с большою уверенностью утверждает, что она меня, как грязь с лопаты, с должности сбросит, только бы приехал Александр Сергеевич в Болдино, тогда, что она захочет, все для нее сделает Александр Сергеевич!» Сбросить Пеньковского ей не удалось, но своего «блудного тестя», грабителя и мошенника Калашникова, Пушкин до конца своей жизни продолжал держать в качестве управляющего в принадлежавшем лично ему Кистеневе.

О судьбе ребенка Пушкина и о дальнейшей судьбе Ольги Ключаревой нам ничего не известно.

В лицее. Начальство и преподаватели

В 1811 г. двенадцатилетнего Пушкина привез в Петербург его дядя Василий Львович для определения в открывавшийся царскосельский лицей. Мальчик выдержал экзамен, был принят в лицей и отвезен дядей в Царское Село. В лицее Пушкин пробыл до окончания курса в июне 1817 г.

Василий Федорович Малиновский (1765–1814)

Первый директор лицея. Сын московского протоиерея. Окончил московский университет. Служил в разных должностях в коллегии иностранных дел. Напечатал несколько трудов, между прочим «Рассуждение о мире и войне», где выступил с проповедью вечного мира. Курьезно, что в труде этом он больше чем за сто лет предвосхитил идею Вильсона о Лиге наций. Малиновский проектировал создание общего союза всех европейских держав и особого постоянного органа союза – совета полномочных. Союз должен был предупреждать столкновения, а в случае непокорства мог силой принудить неповинующуюся державу; через него должны были проходить все сношения союзных держав.