Пушкин

Всюду символы побед, атрибуты войны, будящие и волнующие слова, выгравированные на медных досках: из округлого мрамора выступают корабельные носы, над точеными капителями реют орлиные крылья, из массивных пьедесталов выступают тонкие барельефные изображения Хиосской морской битвы, сожжения турецкого флота при Чесме, взятия острова Митилены — великие события отечественной истории, переплетенные с преданиями семейной хроники Пушкиных и Ганнибалов.

Военное прошлое сменяется животрепещущей темой «Двенадцатого года»; здесь и «бородинские кровавые поля», и московский пожар, и взятие Парижа. События Отечественной войны становятся центральной темой оды. Героем ее выступает «воитель поседелый» Кутузов, сбросивший «надменного галла» с башен Кремля. Предания «славного века» Румянцева и Суворова переходят в патриотический гимн русскому народу, отстоявшему в борьбе с опаснейшим противником честь и независимость своей родины.

Экзамен по словесным наукам состоялся 8 января 1815 года, в присутствии видных вельмож и ученых. Верный принципу максимальной торжественности всех актов государственной школы, Разумовский решил придать лицейским испытаниям наивысшую публичность и театральность, дабы восхищенные слухи о них дошли и до находящегося за границей царя.

Почетным гостем считался знаменитый Державин, хотя он уже давно удалился от государственных дел. Ему шел семьдесят третий год; он болел и ждал смерти. Для торжественного случая он нашел нужным облечься в мундир, но подагрические ноги его были обуты в домашние бархатные сапоги. Пушкин запомнил его мутные глаза и старческие обвислые губы.

Перед таким торжественным собранием юноше-поэту предстояло прочесть на память свое большое стихотворение, по размерам почти поэму. В соответствии с темой, необходимо было на всем протяжении чтения сохранять высокое напряжение голоса и повышенную воодушевленность тона.

Пушкин был подготовлен к такой декламации целым рядом выдающихся выступлений на московской домашней сцене. Отличный чтец, Кошанский учил лицеистов, что повышение и понижение голоса должны регулироваться «живым чувством». Пушкин с его повышенной восприимчивостью к поэтическому слову, несомненно, рано усвоил передовые и зрелые принципы классической теории чтения, для которой напевность и выделение ритма при произнесении стиха были совершенно обязательны. Торжественно и напевно прозвучали первые стихи:

Навис покров угрюмой нощи На своде дремлющих небес…

Но способность передавать голосом музыкальность мерной речи нисколько не снижала его живой и естественной выразительности. «Читал Пушкин с необыкновенным оживлением», — отметил его друг Пущин. Очарование чтения усиливалось сдержанным волнением, с каким молодой автор приветствовал великого певца XVIII века: «Когда я дошел до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом…»

Такое напевное чтение было близко вкусам писателя той поры, когда классическая школа декламации была общепризнанной. Ода маленького лицеиста должна была пленить его и своими образами и общим настроением. Поэтика минувшего столетия здесь тонко сочеталась с хвалебным стилем новейшей лирики. Тема воспоминаний была близка старому одописцу, его собственное имя не просто было названо с шаблонными похвалами, как в ответах других лицеистов, но было включено в звенящую и выпуклую строфу, где оно раздавалось трубным звуком среди торжественных метафор. Мастер звукописи, автор знаменитого «Соловья во сне», Державин должен был оценить замечательные приемы звукового изображения в новой оде с ее искусным повтором характерных согласных:

В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут, И брызжет кровь на щит…

В Сравнении с державинской одой «Воспоминания» Пушкина представляют более стройную композицию — это не единый сплошной поток четырехстопного ямба, а ряд точных строф с усложненным размером. Традиция Державина ощущается в «оссиановском» пейзаже и торжественной лексике (Беллона, росс, бард, скальд, оливы, перуны). Строфическое же построение военного стихотворения было характерным для новейших поэтов — Жуковского и Батюшкова, которым следовал в своем опыте Пушкин.

Но над всеми образцами, правилами, заимствованиями и традиционными образами господствовал уже поражающий энергией своих ритмов и прелестью звучания неповторимый пушкинский стих. То элегически задумчивый, то победно гремящий, он словно давал себе полную волю в этой условной хвале, развертывая с молодым увлечением свою поразительную гибкость и мощь.

Поражала и беспримерная сила отдельных стихов, открывающих в краткой формуле огромные переживания эпохи. Ощущалась страшная угроза родине, отраженная всенародным порывом беззаветного патриотизма. В лицо дерзкому завоевателю юный поэт бросал ослепительный вызов, как бы раскрывающий все неотразимое одушевление его родины в момент нашествия:

Страшись, о рать иноплеменных! России двинулись сыны; Восстал и стар и млад: летят на дерзновенных, Сердца их мщеньем возжены.

Не приходится сомневаться в искреннем восхищении Державина. Сквозь его старость к нему неслись новые голоса жизни, воспевавшие его молодость и силу. И забытая радость творческого волнения живым голосом запела в утомленном старческом сердце в ответ на звенящий голос отрока, неожиданно облачившего его обветшалое имя торжественной ямбической хвалой.

«Восхищенный Державин встал с своих кресел, наклонил сребристую главу пред юным стихотворцем, хотел обнять его — но Пушкин скрылся».

В тот же день министр Разумовский угощал знатных гостей парадным обедом. Сергей Львович, как отец столь отличившегося ученика, был в числе приглашенных. Здесь произошла его беседа с Державиным. Около двадцати лет прошло с первых их встреч в Петербурге, когда еще жили Богданович и Костров, а Василий Львович дебютировал в «Санктпетербургском Меркурии». Кажется вчера, и вот промелькнула жизнь, и миру является новый поэт, мальчик Александр Пушкин. И за министерской трапезой высокие гости расхваливают необыкновенный талант и предсказывают ему грядущую славу.

Но в официальном мире поэзия считалась младшей отраслью словесности, государству нужна была проза — важнейшая и полезнейшая ее ветвь. Эту мысль решил высказать министр народного просвещения. «Я бы желал, однако же, образовать сына вашего к прозе», — наставительно заметил Разумовский.

Сергей Львович навсегда запомнил порывистую реплику, прозвучавшую на это чиновничье замечание:

«Оставьте его поэтом!» — отвечал Державин с жаром, «вдохновенный духом пророчества».

Таким возгласом завершается литературная биография автора «Водопада», одновременно открывая новый творческий путь. Поистине великолепен этот гнев умирающего Державина при мысли, что в Пушкине хотят угасить поэта.

VIII ЛИЦЕЙСКИЕ ТЕТРАДИ

1

С первых же месяцев пребывания в лицее Пушкин начинает записывать свои впечатления и замыслы звучными русскими стихами, приобретающими под его пером все большую силу, чистоту и законченность. Так вырастает его лицейская лирика — первые опыты растущего гения, как бы расправляющего свои крылья для широкого полета. Так создается ранний раздел его творчества — юношеская поэзия Пушкина, исполненная непередаваемой свежести чувства, увлекательности мысли и животрепещущей взволнованности слова. Здесь все еще в брожении, в поисках, в становлении, но именно эта возникающая и слагающаяся поэзия раскрывает истоки, а подчас и намечает пути будущего зрелого мастерства.