Пусига Молле

— Но она не хочет ждать.

— Отдай ей тогда своё мороженое.

— Что ты! Слышишь, как она охрипла! Чучу клако! — крикнула Веронка чайкам и повернулась к Ферко: — Я сказала, что, к сожалению, нам пора уходить, что мы желаем чайкам всего доброго и пусть хорошо ведут себя, а мы завтра вернёмся сюда.

— Это ты так много наговорила?

— По-чаечьи это звучит короче. Вообще у птиц все слова короче. — Веронка постаралась перевести разговор на другую тему: — Знаешь, Ферко, я тебе завтра принесу свою тетрадку, я там нарисовала маму со спины, потому что так легче: не надо рисовать рот, нос, глаза, а всё равно похоже…

Но Ферко вдруг остановился.

— Дальше я не пойду, — заявил он. — Мне нужно сегодня выиграть ещё три стеклянных шарика.

— Может, дойдёшь со мной вон до того столба с афишами? Там нарисована красивая тётя. Мы подрисуем ей усы и бороду.

Эта мысль понравилась Ферко.

— Ну ладно. Пойдём.

Тем временем Веронка вывернула свои карманы, оттуда посыпались крошки хлеба.

Налетели воробьи.

— А с ними ты умеешь разговаривать? — спросил Ферко.

— Конечно! Вот послушай… Нисе! Кландо нисе!

— Ты говоришь на воробьином языке? А что ты им сказала?

— Я поругала их немного.

— За что?

— За сплетни. Они ужасные сплетники.

— О чём же они сплетничают?

— Да о разных вещах.

Веронке что-то ничего не приходило в голову.

— Ну о чём? — подгонял Ферко.

— Вот, например… Ферко, а ты умеешь плавать под водой?

— Да, я учусь. Так о чём же говорят воробьи? Не скажешь — я уйду.

Веронка испугалась и затараторила:

— Воробей сказал, что ему сегодня курица хвасталась, какой у неё был прекрасный обед из трёх блюд: кукуруза, размоченный хлеб и пшено. А на самом деле она клевала только червяков, обыкновенных червяков, он сам видел. Вот какой сплетник! Воробьи все такие.

Ферко порылся в кармане и нашёл там среди стеклянных шариков сахарную подушечку.

— Угости воробья, — попросил он.

— Так нельзя воспитывать воробья! — возразила Веронка. — Я его ругаю, а ты кормишь конфетами.

— А я вовсе и не верю тому, что ты мне тут наговорила! — засмеялся Ферко. И вдруг добавил тихо: — Ханта!

— Что это такое? — удивилась Веронка.

— Это волшебный язык. «Ханта» на волшебном языке обозначает что-то очень хорошее.

— А что? Что хорошее?

— Пока я тебе не скажу.

— Ферко, а можно сказать, что моя дружба с птицами и зверями — ханта?

— Это мы ещё посмотрим.

— Ферко, послушай, вчера слон передал, что будет ждать меня в три часа у пионерской железной дороги. Только он очень просил никому не говорить об этом.

— О том, что он хотел с тобой встретиться?

— Да. Мы подружились в зоопарке. Я пролезла через решётку в его клетку, он посадил меня на хобот и покачал. Потом я съехала, как по перилам. У него немного шершавая кожа, но… Ой!

Веронка запнулась: она увидела, как из-за ограды выскочила чёрная собака и остановилась прямо перед ней.

Ноги у Веронки подкосились от страха, и она обеими руками уцепилась за Ферко:

— Ой! Ферко!

— Это маленькая собачонка, не бойся, — шепнул ей Ферко. — А что это она так уставилась на тебя?

— Она меня знает.

— Тогда поговори с ней.

Собака вдруг залаяла. Веронка спряталась за спину Ферко. Ферко сделал шаг назад.

— Ну скажи ей что-нибудь.

— Мы с ней не разговариваем. Мы в ссоре.

— Из-за чего?

— Потому что она удрала из моей книжки.

— Что-что?

— Я тебе покажу свою книжку сказок. Там на первой странице была картинка: собака, стерегущая дом. А теперь вместо картинки большое белое пятно. Собаки как не бывало!

— Нарисованная собака убежала? Что ты болтаешь!

— Она превратилась в настоящую.

— Как это может быть?

— А помнишь, что стало с гадким утёнком?

— Помню.

— А с лягушкой? В кого она потом превратилась?

— В царевну, — ответил Ферко.

— То же самое и здесь. Нарисованная собака стала настоящей и удрала. Но разве так поступают?

Веронка выглянула из-за Феркиного плеча. Собачонка сидела на тротуаре и будто вслушивалась в их разговор. Но вот впереди показался старичок. Он вёл на поводке жирную таксу. Собачонка залаяла, бросилась к таксе, та рявкнула в ответ, а старик поднял трость и погрозил незнакомой задире. Та поджала хвост и отскочила в сторону.

— Бежим! — крикнула Веронка и помчалась со всех ног.

Ферко едва поспевал за ней:

— Стой, стой, теперь она не догонит!

Веронка оглянулась и сказала весело:

— Я никогда не возьму её обратно в книжку! Пусть вместо этой противной собаки будет жираф. Жираф, стерегущий дом.

— Но он может не уместиться в книжке, — заметил Ферко.

— Конечно, не уместится. Шея будет торчать. Но это даже лучше! Он сможет видеть всё, что творится вокруг, и сразу заметит, если подойдёт чужой. И вообще он будет наполовину в книжке, наполовину в моей голове.

— А что ещё у тебя в голове?

— Ещё?.. Ещё семь бабочек. Они очень красивые и умеют разговаривать. Но сейчас уже нет времени рассказывать об этом. Мы пришли. Здесь живёт моя бабушка.

Веронка остановилась возле забора.

Ей было жаль Ферко: ведь ему придётся возвращаться одному. Она вынула из букета розу.

— На, возьми себе на память. — И вдруг засмеялась: — А ведь ты так и не дал собаке пинка! Пусига молле.

— Что ты сказала?

— Пусига молле. На языке бабочек это… очень хорошие слова.

— А что они значат?

— Потом скажу. Сейчас некогда. Желаю тебе выиграть три стеклянных шарика. — И Веронка юркнула в калитку.

Бабушка ждала Веронку в саду.

— Ой, как я волновалась! Где ты разгуливаешь так долго?

— Я встретила одного мальчика. Ему было не по себе на улице: никто не обращал на него внимания, хотя кругом было столько народу. А ещё он боялся собак. Но я его так заговорила, что он даже забыл, что боится.