Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)
Шрифт:
Отец Ефрем привез тогда в Россию много данных по этому вопросу, опубликовал свои заметки и статьи, но это слишком дорого стоило экспедиции, и в частности, к сожалению, самому Елисееву.
Дело в том, что присутствие русского духовного лица в экспедиции было воспринято как чрезвычайно важный акт. Русского священника абиссинцы видели первый раз, и он казался им чуть ли не епископом, а экспедиция - религиозной миссией. Абиссинцы, преувеличив духовное и политическое значение роли отца Ефрема, поставили тем самым ее членов в весьма трудное положение. Оказывая им чрезмерное внимание и почести, устраивая церемонии, вождь Харара и абиссинская церковь дали пищу к разговорам английским
Несмотря на пышный и радушный прием, русская экспедиция чувствовала все более и более затруднительное положение, в которое она попала. Двухнедельное пребывание в Хараре было похоже на почетный плен, который с каждым днем становился все тягостнее, с одной стороны, своей помпезной формой, с другой - ограничением наблюдений и исследований. Экспедиция вынуждена была разделиться на две части, и с одной из них Елисеев раньше срока возвратился на родину с намерением приехать сюда в будущем году.
Но все по порядку. В январе 1895 года экспедиция прибыла во французскую колонию Обок, откуда на лодке была доставлена в резиденцию губернатора Джибути. Лодка шла под русским флагом. На дамбе в Джибути были выстроены все военные, полиция и чиновники колонии. Город был украшен русскими и французскими флагами. На доме, где остановились Елисеев и его спутники, был также поднят русский флаг. На торжественных обедах произносились речи о связях Франции и России, выражались пожелания успеха экспедиции.
Губернатор выделил двух сотрудников в помощь экспедиции и в качестве сопровождающих.
Месье Клэн, вице-консул Франции в Кейптауне, пишет с борта парохода "Амазона" между Обоком и Аденом 23 января 1895 года в Географическое общество в Париж:
"...Во время нашего пребывания в Порт-Саиде несколько русских поднялись на борт "Амазоны", на которой я направляюсь на Мадагаскар. Мы быстро познакомились с нашими новыми и любезными спутниками. Эти господа составили научную миссию, посланную в Абиссинию их правительством.
Два русских слуги и переводчик персидского происхождения сопровождают этих господ, которые покинули нас сегодня днем на рейде в Обоке, направляясь на борту небольшого судна "Этуаль", которое депешей нашего правительства было отдано в распоряжение русской миссии, чтобы отвезти ее завтра в Джибути, где она должна организовать свой караван таким образом, чтобы отправиться в путь дней через десять...
Не стоит вам говорить, что эти господа получили от всех пассажиров, и в частности от нескольких наших офицеров, направляющихся на Мадагаскар, самый сердечный прием. Мы выпили за наши флаги, за исследователей; искренними, лучшими и самыми симпатичными пожеланиями приветствовали отъезд миссии, которой я выразил мои личные пожелания и пожелания нашего Общества, будучи убежденным, что вы меня бранить не будете..."
15 марта 1895 г. "Географические новости".
Месье Венюков сообщает следующие
сведения для Географического общества в Париже:"Только что получено письмо от г-на Леонтьева, главы русской экспедиции в Абиссинию. Это письмо, отправленное 1 февраля из Харара, прибыло 22-го того же месяца в Обок. А 9 марта оно было уже в Париже. Пакет покрыт абиссинскими почтовыми марками, еще довольно редкими здесь, так как Абиссиния входит в Почтовый союз только с начала этого года. Г-н Леонтьев в нем описывает свое пребывание в Джибути, французской колонии, затем свое путешествие в Харар.
Благодаря заботам французской администрации Обока и Джибути, караван русских путешественников был быстро сформирован и снабжен всеми необходимыми предметами для месячного путешествия. В действительности путешествие из Джибути в Харар продолжалось лишь две недели. Это был триумфальный марш, в течение которого эскорт экспедиции рос с каждым днем благодаря рвению абиссинских вожаков, сомали и галла, которые хотели видеть и сопровождать своих единоверцев с севера. В Хараре вице-король Рас Маконен во главе многочисленных войск лично встретил экспедицию.
Г-н Леонтьев и его три компаньона, доктор Елисеев, капитан-геодезист Звягин и отец Ефрем, помещены в большом доме, снабженном всем необходимым. Г-н Леонтьев относит все эти признаки уважения абиссинцев не только к симпатии народа к своим единоверцам, но также и к уважению, которым французские власти сумели окружить экспедицию, как только она сошла на африканскую землю. Он мне поручает объявить об этом публично".
В Джибути французы взяли на себя организацию каравана, а путешественникам дали возможность отдыхать перед трудным походом.
Караван выступал через главные ворота, украшенные русскими и французскими флагами. Опять выстроились военные и чиновники, опять звучали праздничные лозунги и приветствия.
В этот момент, прорвав плотную шеренгу людей, выбежал высокий человек, обвешанный фотоаппаратами, и двинулся навстречу русским.
Французы заволновались, офицер широким шагом последовал за незнакомцем и уже было настиг его, как Елисеев воскликнул:
– Месье Пижо! Какими судьбами?
– Ах, дорогой доктор, прибыл в Обок, а "Амазона" уже два дня как отошла в Кейптаун. Что делать? Зато узнал здесь о русской миссии. Произнесли ваше имя, и я сразу сюда, "с места в карьер"! Je suis si heureux, si heureux de vous voir!*
– Я, признаться, ждал вас в Петербурге. А сейчас мы, видите, отправляемся уже...
– Месье доктор, je serai P tersbourg, c'est d cid !** После Мадагаскара! Петербург я оставляю pour la bonne bouche! На сладкое! повторил по-русски Пижо.
– О, вы уже говорите по-русски? Поздравляю!
– Пока плохо. Учусь. Надеюсь скоро практиковаться у вас.
Караван охраняли сомалийские солдаты. Одетые в бумажные плащи и набедренные повязки, они спали прямо под дождем на холодной, сырой земле, укрыв плащами головы. А наутро, подсушившись, превосходно себя чувствовали.
Караван двигался глубоким ущельем, потом вдоль базальтовых обрывов по каменистому плато с зарослями мимоз, алоэ, абиссинского плюща. Плющ особенно удивлял Елисеева. Он, густо переплетаясь, образовывал мантии, ковры, стены, крыши, а местами даже огромные купола...
В походе Леонтьев взял на себя общее руководство. Звягин проводил геоморфологические наблюдения с помощью различных инструментов, Елисеев вел краткий путевой дневник, лечил и занимался антропологическими измерениями. Когда была возможность, делал заметки и для себя. Он в первом же переходе заметил высокую культуру орошения земель и записал: