Пусть идет снег

— Прости, картофельного нет.

— Ладно. — Он почесал голову. — Тогда…

— Дольче-уайт мокко с корицей, — сказала мне Энджи.

— Отличный выбор.

Я выполнила заказ, и Тобин расплатился пятью долларами, сунув еще пять в кружку для чаевых. Похоже, он все же не был таким уж дураком.

Но когда они отошли, чтобы присесть, я не смогла удержаться от мысли: Только не в фиолетовые кресла! Это наши с Джебом кресла! Но конечно же они сели именно в фиолетовые кресла, самые мягкие и удобные. Энджи опустилась в то, что стояло ближе к стене, а Тобин занял другое. В правой руке он держал напиток, а пальцы левой были переплетены с пальцами руки Энджи.

(глава девятая)

К шести тридцати солнце официально начало вставать. Наверное, это было даже красиво, если нравится такое. Новое начало, обновление, теплые лучи надежды…

Ага. Для всех, кроме меня.

В семь часов случился настоящий утренний наплыв посетителей, и я, занявшись приготовлением капучино и эспрессо, заставила свой мозг заткнуться хотя бы на время.

Скотт забежал на привычный чай с молоком и специями и, как всегда, заказал стаканчик сметаны на вынос для Мэгги, своего черного лабрадора.

А Диана, воспитательница из детского сада по соседству, заскочила на стаканчик латте с обезжиренным молоком и, роясь в кошельке в поисках скидочной карточки «Старбакса», в стомиллионный раз сказала, что мне следует сменить фотографию на доске «Познакомьтесь с нашими баристами».

— Ты же знаешь, что меня бесит эта фотка, — сказала она. — Ты похожа на рыбу с такими губами.

— А мне нравится, — сказала я.

Джеб сфотографировал меня в прошлый Новый год, когда мы с Теган дурачились, изображая Анджелину Джоли.

— Вот уж не знаю почему, — продолжала Диана. — Ты же на самом деле такая красавица, даже с этой… — она взмахнула рукой, указывая на мою новую стрижку, — панковской прической.

Панковская прическа. Господи!

— Она не панковская, — возразила я. — Просто розовая.

Диана нашла карточку и протянула ее мне:

— Ага! Вот, держи.

Я засчитала скидку и вернула карточку Диане, и она помахала ею у меня перед лицом, прежде чем забрать заказ.

— Живо смени фотографию! — приказным тоном произнесла она.

Трое Джонов пришли в восемь часов и, как обычно, сели за столик в углу. Все как один уже пенсионеры, они любили по утрам пить чай и решать судоку.

Джон Номер Один сказал, что моя новая прическа делает меня «очень секси», и Джон Номер Два велел ему прекратить со мной флиртовать.

— Она тебе во внучки годится, — прибавил он.

— Не волнуйтесь, — заметила я. — Любой, кто произносит слово «секси», автоматически лишает себя шансов.

— Ты имеешь в виду, что раньше у меня шансы были? — поинтересовался Джон Номер Один.

Бейсболка на его голове походила на птичье гнездо.

— Нет, — ответила я, и Джон Номер Три громко засмеялся.

Он хлопнул ладонью по ладони поднявшего руку Джона Второго, и я покачала головой. Мальчишки.

В восемь сорок пять я развязала фартук и объявила, что ухожу на перерыв.

— Отлучусь по делам, — сказала я Кристине, — но скоро вернусь.

— Подожди, — сказала она.

Кристина удержала меня за предплечье, и, проследив за ее взглядом, я поняла почему. В кофейню вошел самый главный чудик Грейстауна, водитель тягача по имени Трэвис, одетый в костюм из фольги. Штаны из фольги, рубашка-куртка из фольги и даже остроконечная шапочка — из фольги.

— Но почему, почему он так одевается? — спросила я, и не в первый раз.

— Может, он рыцарь, — предположила Кристина.

— Или громоотвод.

— Или флюгер, предсказывающий ветер перемен.

— Вот это было бы здорово, — со вздохом сказала я. — Ветер перемен мне бы не помешал.

Подошел Трэвис. Глаза у него были такие светлые, что казались серебряными.

Он даже не улыбнулся мне.

— Эй, Трэвис, — обратилась к нему Кристина. — Чего тебе?

Обычно Трэвис просил воды, но иногда у него хватало мелочи на булочку с кленовым сиропом, это его любимая выпечка. Кстати, и моя тоже. Такие булочки только кажутся сухими, а глазурь из кленового сиропа — вкуснятина.

— Дайте стаканчик на пробу, — хрипло произнес он.

— Конечно, — сказала Кристина, потянувшись за стаканчиком. — Чего тебе?

— Ничего, — ответил он. — Только стаканчик.

Кристина посмотрела на меня, и я пристально вгляделась в Трэвиса, чтобы не смеяться: это было бы грубо. Присмотревшись, я разглядела на его куртке-рубашке из фольги множество себя. Или скорее кусочков себя, изломанной складками фольги.

— Есть вкусное латте с яичным коктейлем, — предложила Кристина. — Это наше фирменное рождественское угощение.

— Только стаканчик, — повторил Трэвис и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Ладно, ладно.

Кристина протянула ему стаканчик.

Я оторвала взгляд от «себя». Они меня гипнотизировали.

— Поверить не могу, что ты так оделся, особенно сегодня, — проговорила я. — Пожалуйста, успокой меня, скажи, что у тебя под фольгой свитер.

— Под какой фольгой? — сказал он.

— Ха-ха, — произнесла я. — Нет, серьезно, Трэвис, ты замерз?

— Нет, а ты?

— Нет. А с чего бы мне замерзать?

— Не знаю. И правда, с чего?

Я усмехнулась и замолчала. Трэвис хмуро посмотрел на меня из-под своих кустистых бровей.

— Ни с чего, — взволнованно сказала я. — Я не замерзла. Меня полностью устраивает здешний температурный режим.

— «Температурный режим», — насмешливо сказал он. — Ты всегда говоришь только о себе, да?

— Что?! Я не… говорю о себе! Просто говорю, что не замерзла!

Он так пристально посмотрел на меня, что я почувствовала зуд во всем теле.

— О'кей, может, я и говорю о себе в данный момент, — признала я. — Но вовсе не всегда.

— Некоторые люди никогда не меняются, — презрительно пробормотал он и двинулся к выходу, прихватив миниатюрный стаканчик. Но у двери развернулся и сказал на прощание: — И не проси меня насчет буксира. Я в отпуске!

— Вот как, — сказала я. Он обидел меня, но я не хотела, чтобы он это видел. — Очень интересно.

— Еще ни разу не слышала, чтобы Трэвис отказывал кому-то в буксире, — заметила Кристина. — Серьезно, по-моему, ты первая.