Пусть небеса падут

Ветры в моей голове формируют вихрь и ударяют меня самой сильной мигренью, как будто мой мозг пинают и бьют и колит, разрывая на куски. Я хочу оторвать себе голову, чтобы освободить ветер.

Одри говорила сконцентрироваться.

Как, черт возьми, я должен сосредоточиться, с ветром, кружащем в моей голове? Это, как стоять под водопадом, когда струя воды падает на тебя удар за ударом и в то же время ударяют миллионы ударов грома.

Но во всем этом хаосе – есть простое, одинокое указание.

Все оглашается долгим, низким воем... я ничего не могу понять. Но чем больше я напрягаюсь, чтобы услышать его, тем ближе и яснее он становится, когда он прокладывает свой путь от лица к центру, требуя моего внимания.

Это напоминает мне о том, когда Исаак включает сабвуфер в своем грузовике. Вся музыка и слова заглушены дрожащим, пульсирующим басом, это заставляет грузовик вибрировать, и его старые, сварливые соседи впиваются в нас взглядом, когда наша музыка отдается в их домах.

Боль в моей голове усиливает, когда я концентрируюсь на звуке, и ветер чувствует, что замораживает меня в Вейно - цикле.

Давай, ты, глупый ветер, прорвись, прежде чем я потеряю сознание.

Это безнадежно. Я больше никогда не буду чувствовать или слышать все, что я должен слышать или чувствовать. Я - неудачник, как Гуляющий Ветер, и Одри умрет из-за меня.

Понимание возвращает меня назад к моим чувствам... и именно тогда я ловлю это.

Одно слово. Снова и снова.

Сила.

В момент, когда я выделаю слово, ветер просачивается в мое сознание. Он ощущается, как осушение высокого бокала с водой одним большим глотком... только в качестве бокала выступает мой мозг.

Мои конечности все еще дергаются, и я сосредотачиваюсь на тексте в мелодии, которую я теперь понимаю. Северный ветер поет о власти. О непобедимости. О балансе.

– Вейн, ты слышишь меня?
– Одри зовет меня откуда-то издалека.
– Открой глаза.

Я хочу повиноваться, но я не знаю, как заставить сейчас мое тело слушаться. Ветры парят вокруг моего разума. Поддразнивая. Дергая. Прося меня идти с ними. И я хочу. Северные кажутся настолько храбрыми и сильными.

Они защитят меня.

– Вейн, послушай меня!
– кричит Одри.
– Ты не можешь верить всему, что говорят ветры. Я знаю, что это похоже на мудрость, но ты должен сопротивляться. Они разделяют тебя, и если ты позволишь этому произойти, то ты не вернешься.

Я не хочу ее слушать, но поток тепла проходит по моим рукам, как электрический ток.

Мое тело вздрагивает, и глаза резко открываются. Солнечный свет ослепляет меня, голова ударяется, и громкий стон срывается с губ. Затем мой взгляд очищается, и я мельком вижу Одри, склонившись надо мной, сжимая мои запястья тонкими пальцами.

– Дыши, - приказывает она.

Почему она должна была говорить мне...

Жгучая боль в груди пробуждает меня, намекая, что прошло время, с тех пор как я дышал. Я втягиваю воздух большим глотком, ломаясь и кашляя, когда он входит в мое изголодавшееся по кислороду тело.

Одри сажает меня и стучит по спине.

– Ты как?

– Бывало и лучше.
– Я обнимаю себя, чтобы снова почувствовать свое тело. Я на секунду забыл о нем.

– Что случилось?

– Ветер начал уносить твое сознание.

Я потираю гудящую голову.

– Еще раз на английском, пожалуйста.

Она улыбается, грустной улыбкой.
– Я не совсем понимаю сама. Мой отец рассказывал мне, что Идущие по ветру оказались между двух миров. Между землей и небом, и когда мы позволяем себе слишком долго контактировать с одним из них, это вводит нас в заблуждение. В земном случае, пища и вода земных, привязывают нас ним. Перекрывая наши возможности. И призывают нас, пытаясь взять нас к себе, как старый друг, предлагающий нам присесть на дорожку.

Это я понимаю. Часть меня, все еще хочет следовать за ним.

– Но если мы позволяем ему уводить нас, мы оставляем наши земные формы, чтобы никогда не вернуться к ним, - предупреждает она.

– Почему я не чувствовал это прошлой ночью?
– Я не спал большую ее часть, но ничего не помнил, когда с трудом проснулся.

– Когда я пробуждала твой Восточный порыв, я была в твоей голове, и я могла контролировать порывы и делать нужные для тебя соединения, не подвергая тебя полной силе ветров.

– Так... ты в буквальном смысле была в моем разуме... как только что ветер?
– Я содрогаюсь, вспоминая странное свистящее, тянущее чувство.

– Да. Когда мы переходим в наши истинные формы, мы становимся ветром. Мы передвигаемся и работаем и чувствуем себя точно так же, только с большим контролем. По-моему это самое странное из всего, что я тебе говорила.

Она вознаграждает меня другой, частичной улыбкой. Затем она смотрит вниз, глядя на свои пальцы, сцепленные вместе.
– Я не уверена, должна ли я призывать Южный порыв. Это может быть слишком для тебя, чтобы справиться с этим прямо сейчас.

Я не могу объяснить, как сильно я не хочу проходить через это, снова, никогда. Но сейчас это не главное.
– Мне нужно выучить три языка, верно? Как можно скорее?

Проходит несколько секунд, прежде чем она говорит, - Время уходит.

– Тогда мы должны сделать это.

Я не могу поверить, что сказал это.

Но, я не могу быть сейчас слабаком. Люди могут погибнуть. Одри может умереть.
– Я знаю, что теперь ожидать. Со мной все будет хорошо.

Если соблазн был силен от суровых, холодных Северных ветров, то он будет в десять раз сильнее с теплыми, гостеприимными Южными ветрами.

– Я вернусь.

– Как ты можешь быть так уверен?

Я беру ее руки. Она пытается вырваться, но я держу крепко.
– Когда ты прикоснулась ко мне, ты выдернула меня. Так, просто сделай это снова, и я вернусь. Для тебя.

Последние слова я тихо пробормотал, но я уверен, что она услышала их, потому что это выдавал румянец, появившийся на ее щеках.

Она несколько секунд смотрела на наши руки, делая медленный, глубокий вдох.
– Хорошо. Давай покончим с этим.