Шрифт:
1
«Мне снова снится странный сон. Словно я в мрачном, таинственном доме, в котором местами прохудилась крыша и через небольшие щели и трещины прорывается свет. Но его не хватает, чтобы осветить помещение, он лишь добавляет таинственности. В доме кто-то находится – я ощущаю его присутствие всем телом, – но его не видно. Этот сон снится мне уже четвертый раз. Иногда мне кажется, что нас в доме двое, иногда, что есть еще кто-то. Я недолго брожу одна по пустынному дому – даже мебели нет, только лишь большой стол на шестнадцать человек, и всего один стул, – и понимаю (или даже вспоминаю), что все это уже было, в другом, измененном виде, но я все это уже видела: этот дом, эти сцены, эти зарисовки. Я словно в чьей-то театральной постановке, конец которой не помню (середину и начало я тоже плохо помню). Понимаю, что я здесь не по своей воле – меня пригласили, а я не смогла не поддаться соблазну и пришла, несмотря на то что это могло быть опасно – я одна в незнакомом месте, хоть и кажется оно до боли знакомым.
Вот я недолго хожу и встречаю его, такого знакомого незнакомца – вот оно! – чувство облегчения. Одновременно с ним по спине
Как только наши взгляды встречаются, я забываю о себе. Ты молчишь, разворачиваешься ко мне спиной и направляешься в другой зал. Мои ноги уже не чувствуют пола, я парю в воздухе – горизонтально, параллельно полу, на высоте одного метра над ним. Меня словно парализовало – не могу пошевелиться, лишь глаза все еще могут видеть все, что происходит в пределах видимости. Они судорожно носятся от одного края до другого, хватаются за стены и немногочисленные предметы, что остались в комнатах. Не могу сказать ни слова, даже звука не могу издать – губы плотно закрыты. Ты идешь вперед, не спеша, не оборачиваясь, а я медленно разрезаю пространство своим телом – следую за тобой. Я слышу глухой звук твоих ботинок, вдыхаю пыль, поднимаемую ими, а ты переходишь из одной забытой комнаты к другой. Мне становится по-настоящему страшно. Я как будто плыву в пространстве, а тебя это словно не интересует, ты идешь к своей цели – знать бы, что это. Мы прошли через очередную комнату. Вот где вся мебель! Кто-то придумал стащить всю мебель в доме в одну комнату, просторную, с заколоченными окнами, и накрыть ее белыми простынями. (Наверное, тут не такая высокая влажность, как в других частях дома). Со временем простыни перестали быть белыми. Мое тело все еще плыло через комнату, словно труп, отправленный по водам – за неимением лодки, пришлось импровизировать и превратить тело в лодку, наделив его всеми качествами лодки. Несколько раз я, сама того не желая, задела собой не то столы, не то стулья – под простынями не было видно, ведь мебель стояла иногда близко друг к другу или даже друг на друге, – и звук отодвигающейся ножки стула или стола напугал меня, хоть я и была его невольным источником и проводником.
Мой таинственный сопровождающий даже не шелохнулся и все продолжал идти вперед. Мое благополучие его совсем не интересовало. Не было сомнений, что это все его рук дело – это его способности заставляют мое тело повиноваться неозвученным вслух приказам. Наконец мы попадаем в зал с высоким потолком. Я узнаю этот зал – я тут определенно была раньше. Вот она черная лестница, ведущая на второй этаж, хотя на самом деле, второй этаж настолько высок, что это даже не третий этаж обычного дома, а четвертый – все из-за желания бывших хозяев смотреть на эти невероятно высокие потолки, которые когда-то были расписаны как изображениями птиц, зверей и растений. Лестница настолько широка, что на одной ступени одновременно могли бы разместиться четыре человека. А второго – или третьего, или четвертого – этажа в этой части дома вовсе нет, лестница никуда не ведет, она заканчивается площадкой или подиумом, который огорожен перилами и балясинами черного цвета, и напоминает небольшого размера сцену для публичных выступлений перед толпой, собравшейся внизу.
Я вдруг застыла в воздухе внизу, где должны были собираться люди, а он стал подниматься по лестнице, все так же не спеша и не смотря на меня. Когда он поднялся на площадку, то впервые за время нашего перемещения по дому посмотрел на меня. Его взгляд был тяжелым, пронизывающим и веющим смертью. Я почувствовала, как ладони мои стали вдруг холодными, словно из них ушла вся кровь и сконцентрировалась в моих висках. Мое тело вдруг стало медленно подниматься наверх – ровно к нему, а он все смотрел на меня, но я не могла смотреть на него. Мои глаза метались – то влево, то вправо, – я пыталась оценить, насколько критична моя ситуация. И вот мы с ним почти поравнялись. Он не стал поднимать меня на один уровень с тобой, поэтому подошел к перилам ближе и склонился над ними, чтобы смотреть мне прямо в глаза. Теперь в них не было ничего, кроме ледяного безразличия. Он видел мой страх, он видел, что я уже не была человеком, а диким животным, пойманным охотником, животным, которое знает, что его ожидает. Еще доля секунды, все замерло, откуда не возьмись, порыв ветра, подкарауливший меня в доме, настиг мое тело. Я почувствовала, как мои волосы колыхались на ветру, и одежда как могла двигалась в такт. От его карих глаз ничего не ускользнуло. Он быстро приподнял правую руку, слегка, хоть и быстро, разжал пальцы, и я рухнула на пол. Готова поклясться, я не почувствовала ни падения, ни удара о пол. Я словно увидела свою собственную смерть его глазами. Вот я вижу свои переполненные ужасом и отчаянием глаза, вижу, как развиваются волосы, голова разбивается о пол, и мгновенно образуется лужа крови, которая растекается так художественно красиво. Глаза все еще открыты, в них все еще ужас, но меня уже нет. Я теперь стою на площадке наверху и гляжу на тело человека, которого только что убила. Я смотрю на свои руки, это руки мужчины, и вспоминаю его имя. Его зовут Аттик, и теперь он не таинственный призрак. Теперь он просто человек, и его можно убить, отомстив за свою смерть. Нет больше смысла смотреть этот сон, я просыпаюсь».
Хоть это и был кошмар, Диане нравилось, когда он ей снился. Ей казалось, что этот сон мог что-то означать – ее
тайные страхи или желания, хранившиеся в подкорках полуосознанного. Ей хотелось разгадать тайну этого сна. За последний год этот сон приснился ей дважды, а до этого она видела его восемь лет назад, – она хорошо это помнила, потому что гостила тогда у подруги на побережье, и было это восемь лет назад. Первый раз она увидела этот сон одиннадцать лет назад, тогда она еще жила с родителями. Она сразу же рассказала им его содержание утром за завтраком, предварительно сказав: «Куда ночь, туда и сон» – чтобы уберечь себя от бед, произошедших во сне, наяву. После этого можно было рассказывать его. Родители не проявили особого интереса к ее сну, что Диану не сильно волновало – главное, она рассказала его, избавилась от него. И вот снова он, уже второй раз за год, даже меньше – за шесть месяцев.2
Она уже два месяца жила в этом доме. (Пять месяцев прошло после ее сна). Старый дом, трехэтажный, с темно-серым фасадом, напоминающий внешне перестроенную в жилой дом фабрику, достался ей в виде наследства от крестного, о существовании которого она даже не предполагала. Диана знала, что ее и ее сестру крестила бабушка, когда им был один год, знала свою крестную мать, но крестного своего никогда не встречала. Он даже не присутствовал на самой церемонии – бабушка просто назвала его имя, когда у нее спросили, кто будет крестным отцом. Так его сделали крестным заочно, позже уведомив письмом – телефона в его доме не было, а мобильные телефоны не стали еще достоянием общественности. Не только Диана, но и ее родители его не знали, знала его только бабушка: он приходился ей двоюродным племянником – троюродным дядей Дианы. Он жил отшельником в большом трехэтажном доме, который выстроили для него по его собственному проекту (когда-то он был архитектором). Дом находился в двадцати километрах от ближайшего населенного пункта – деревни, в которой оставалось не заброшенными около тридцати дворов. Дом был построен на окраине леса, почти всегда утопал в зелени благодаря умной посадке деревьев и кустов, но отчего-то крестный Дианы не жаловал цветы, потому кругом было все зелено – и никакого другого вкрапления цвета. К дому вела даже не гравийная дорога, а две колеи, виляющие от куста к кусту, от дерева к дереву. Перед домом ничего не было – словно намек, чтобы случайно забредшие гости не ждали ничего, – зато за домом был установлен необычной формы и несоизмеримо больших размеров фонтан, который все еще находился в рабочем состоянии, как ей сказали, когда Диана впервые приехала осматривать свои новые владения.
Она жила в своей съемной квартирке уже несколько лет, еле сводя концы с концами и даже не подозревала, что где-то есть человек, который уже на протяжении многих лет вбивает ее имя в поисковой системе, чтобы проверить, какие новые картины она написала или скульптуры закончила. Она не подозревала, что где-то ее крестный следит за ее творческой жизнью, не подозревала, что однажды он напишет завещание, в которое внесет ее имя, и через несколько лет после этого отойдет в мир иной. Дом к тому моменту уже был в запущенном состоянии – нуждался хотя бы в косметическом ремонте. Да и отмывать слои пыли со стекол, полов, перил и остальных поверхностей пришлось бы долго, поэтому никто этого не делал.
Когда Диана впервые увидела дом, то молний в голове пронеслась мысль: «Я так долго его искала, а теперь он достался мне в наследство от человека, которого я даже не знала». Она действительно долго искала этот дом. Она начала этот бесконечный путь поисков с того момента, как впервые увидела его во сне. Вживую он отличался от постройки из сновидения – размерами, некоторыми цветовыми решениями, отчасти интерьером, – но это определенно был он. Диана окончательно в этом убедилась, когда увидела фонтан на заднем дворе, и ее поразила та же мысль, что и во сне – так странно, что фонтан был установлен на заднем дворе, а не перед домом. Как же долго она ждала его увидеть – дом из сна. Она помешалась на нем окончательно восемь лет назад, когда увидела сон во второй раз, и стала искать его в интернете на сайтах по недвижимости, искала его на улицах городов, которые посетила за эти восемь лет, ведь дом мог быть где угодно, не обязательно в лесу, как во сне. Она искала его в сериалах и кино, на фотографиях фотографов и даже картинах художников. Несколько раз она даже ездила в населенные пункты, находящиеся неподалеку от города, когда ей казалось, что она нашла что-то хоть немного, отдаленно напоминающее постройку из ее сновидения. Все тщетно. Затем она прекратила этим заниматься столь упорно – только лишь несколько раз в год проверяла выборочно сайты недвижимости, ей стало казаться, рано или поздно она найдет его. Но она ошиблась: он сам ее нашел.
Первое время Диана старалась избегать долгого нахождения в этом бездушном зале. Он не страшил ее, напоминал сон, в котором она любила копаться, но был напоминанием провала – она не могла разгадать тайну своего кошмара. Уже третий месяц жила в доме, но ни разу так и не поднялась на лестницу, ведущую в никуда, надо признать, что этого она все же опасалась. Так получилось, что в зал она иногда все же захаживала – хоть и находилась недолго, – а лестницу все же избегала. Третий месяц ее проживания подходил к концу, когда все началось.
3
Кто-то ударил по невидимым тарелкам хай-хэт, и распахнулись двери, но никто не вошел. По залу бродил ледяной ветер несмотря на то, что на улице не было холодно. Стены, облицованные темным деревом до уровня груди, пустовали уже много лет. Обои пожелтели и мелкие узор на них напоминал жуков, живущих в тишине дома и застывших в ожидание недоброго. Когда-то здесь была жизнь, теперь же веяло неясной прохладной влажностью конца осени и упадком. Дом был выстроен в странном смешении викторианского стиля со стилем модерн. Большую черную лестницу, ведущую на второй этаж главного зала, украшал красный ковер. Теперь, когда он был покрыт слоем пыли, казался не ярким, что делало обстановку не такой диссонирующей, как раньше. Ковра во сне не было. Много чего не было: не было промозглости, не было запаха пыли и плесени, не было оглушающего шума дрожащей листвы за окном.