Пусть умрут наши враги

Внизу, между валунами, клокотала вода. От перекатов клочковатым туманом поднимался пар. Бурный поток Кипяточки не замерзал даже в самую лютую зиму. Отличное местечко для самоубийц, но не для Зила. Он-то еще собирался пожить.

Отойдя от края разлома на пяток шагов, – вдруг земля осядет? – он прислушался.

Лесовник звучал вполне обычно: фырчали среди валежника ежи, выискивая червячар, долбил по трухлявой сосне дятел, в болотце рядом, чвякая грязцой, ворочалось что-то пучеглазое, подозрительно розовокожее. Внизу рокотал поток. Фыркнув, из потока устремился вверх столб пара и брызг, завис на миг в воздухе радугой и шумно обрушился на голые валуны, не способные удержать на себе ни клочка растительности.

В лесовнике пахло сыростью, грибами и гниющей после естественной смерти древесиной.

Все было как обычно, так что погоня, похоже, сильно отстала. Хотя странно, что по следу беглеца не пустили волчарок. Ратники берегли псин, наивно рассчитывая и так поймать лешего? А ведь волчарки найдут его в два счета, хоть залезь он на верхушку дерева, хоть заройся в заброшенную барсучью нору, лаз в которую темнел неподалеку.

И только Зил об этом подумал, лесовник огласился радостным скулежом!

Действовать надо было быстро. Кстати, насчет верхушек деревьев… Зил задрал подбородок, аж шея хрустнула, и завертел ушастой головой, высматривая нужное дерево. Он глядел до рези в глазах, и уже не рассчитывал… Есть, вот оно, с толстым, в три обхвата, бугристым стволом, покрытым белой с черными пятнами корой, и с множеством массивных ветвей, произрастающих от самых корней. Ветви покрывал мох, сквозь него проросли, ощетинились мягкие, не способные причинить вред иголки.

Но листья, ствол и прочее – ерунда. Само дерево – ерунда.

Главное – то, что выросло на дереве, тот небольшой серый кустик, который своими корешками крепко вцепился в пятнистую кору, чтобы бессовестно вкушать чужие жизненные соки. Да-да, Зила интересовало как раз это растение-паразит, обосновавшееся на ветке, которую самозабвенно долбил дятел. Точнее – заинтересовали спелые плоды мерзавки, похожие на желтобокие с красными разводами груши.

Именно они спасут его от волчарок.

Однако единственное в округе растение-паразит присосалось к древесине не где-нибудь в сторонке и на уровне человеческого роста, а у самого обрыва, над клокочущей рекой, да еще высоко в кроне!..

Будто отговаривая лешего от опасной затеи, как раз под грушами радостно – вмиг сварит свежее мясцо, вмиг! – взревел гейзер и выбросил из себя струю кипятка и мельчайших капель пара.

Ту ветку, где обосновалась мерзавка, струей не забрызгало, до корней дерева даже не достало. Значит, пора отринуть сомнения и вскарабкаться на дерево. Ведь отвадить волчарок можно только одним способом: хорошенько натереться плодом мерзавки, тщательно размазав его по коже, волосам, одежде и обуви – запах плода, похожий на запах листика полыни, растертого пальцами, отвратит блохастых шавок, они его терпеть не могут. После этого ни одна по следу Зила не пойдет, что с ней ни делай.

Ловко сманеврировав среди ветвей, над макушкой Зила со стрекотом пролетела сорока. Лесовник как бы намекнул: «Поторопись, дружище леший». Вот Зил и ускорился, срывая руками и ногами с веток налет мха и рискуя сорваться следом.

Но ведь не сорвался! Наоборот, быстро добрался до ветки с мерзавкой.

Правда, стоило коснуться ветки, шершавая кора легко сползала, обнажив древесину, изрытую ходами червячар. Мерзавка досуха высосала основание, зато на сером кусте желтели две груши. Достаточно – с запасом! – для задуманного Зилом. Он протянул руку и взялся за ближайший плод. Тот удивительно легко оторвался от куста.

И, выскользнув из пальцев, полетел вниз.

Леший цокнул языком от досады.

На сером паразите осталась всего одна груша. Последняя груша, последний шанс на спасение. А волчарки-то разлаялись уже совсем близко, так что урони Зил и второй плод, никак не успеет слезть с дерева и найти в лесовнике новую мерзавку. И потому, чтоб на этот раз наверняка без упущений, он чуть продвинулся вперед по натужно заскрипевшей под ним ветке. Его пальцы впились в податливый плод, точно когти хищной птицы – в бок зайчера. Ладонь сразу измазалась брызнувшим пахучим соком.

Есть! Получилось!

Над головой у Зила оглушительно застрекотала сорока.

Лесовник не намекал, он кричал уже о грозящей лешему опасности. Сороку ведь вспугнула волчарка, вынырнувшая из папоротников у корней дерева. Псина была куда хитрей своих сородичей: не только обогнала их, но и проскользнула по лесовнику тихо – без протяжного воя и хриплого лая. Ощерившись, она показала Зилу клыки – каждый с палец длиной, да и когти у нее были внушительные. Задрав морду, волчарка с такой злобой уставилась на лешего, что ее взгляд едва не сбросил его с ветки.

– Ах ты ж бурая гниль! – выругался он, когда зверюга запрыгнула на нижнюю ветку дерева, затем перебралась выше, еще выше и еще…

Отваживать волчарку неприятным запахом мерзавки было уже поздно. Схватки не избежать. Но что леший мог противопоставить клыкам и когтям?! Ему нужно хоть какое-то оружие, чтобы, если уж суждено погибнуть, хоть напоследок нанести своей убийце увечье или ранить ее!..

Взгляд сам опустился на раненую ногу.

Сунув плод мерзавки в карман и стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, он выдернул из своей плоти обломок стрелы. Конечно, стальной наконечник не проткнет волчарку насквозь, разве что поцарапает, но не сражаться же со зверюгой голыми руками?!

Из открывшейся раны тут же плеснуло алым. Залепить бы ее комом пережеванной целебной травы, да сверху наложить сухих листьев, а потом тонкой лианой перевязать, враз бы кровь остановилась, но лешему сейчас не до того. Да и что о ноге печалиться, если глотку вот-вот перегрызут?

Рыча, псина двинула по ветке к Зилу. Из ощеренной пасти резко пахнуло гнилым мясом. Он замахнулся на зверюгу обломком стрелы.

– Не подходи, гниль бурая! Назад!

Тварь чуть отпрянула и сразу же атаковала. Зилу пришлось бы несладко, – у самого носа щелкнули слюнявые клыки – если бы трухлявая ветка под ним с треском не сломалась, не выдержав его тяжести и веса волчарки.

Бурный поток на дне разлома устремился ему навстречу.

Глава 3 Хороший день для смерти

Боль обожгла кожу на груди, – так обычно жалит слепень – и Траст, который от самого Моса топал в задумчивости, ничего не видя перед собой, за собой и вокруг себя, просто хлопнул ладонью по больному месту. Только так можно избавиться от навязчивого насекомого раз и навсегда. Раздался треск.

– Ах чтоб мои кишки раздуло! – выругался Траст, сообразив, что никакой слепень его не грыз, а укусила его блоха, которую после страстной ночи он словил на груди прекрасной возлюбленной, повенчанной с ним еще до рождения. Ну, по крайней мере так он соврал ушастому лешему, из-за которого все пошло наперекосяк. Траста ведь не только отходили кнутами, но еще и выперли из столицы, запретив когда-либо являться на Испытание. Это был крах всех его планов, всех надежд и чаяний!..