Пустынная дорога смерти
Шрифт:
Он глубоко вздохнул, пытаясь собраться с силами и привести в порядок разрозненные, шумные стайки мыслей и робко постучал. В коридоре послышались неторопливые шаги и вскоре дверь открыл удивлённый, немного заспанный Самуэль. Это был высокий мужчина средних лет, крепкого телосложения, с бородой и непокладистыми прядями чёрных волос с серебристой, редкой проседью и синими, холодными, бездонными глазами. Он был в очках с чёрной оправой, серой, однотонной кофте с треугольным вырезом и чёрных, немного поношенных брюках.
– Что-то случилось, Джим? – взволнованно спросил Самуэль.
– Я… – растерянно начал молодой полицейский – Можно войти?
– Да, конечно, – приветливо улыбнувшись ответил Девидс и немного отошёл в сторону, жестом приглашая Джима войти внутрь и когда тот вошёл, то Самуэль громко захлопнув дверь повёл нежданного гостя по тёмным коридорам с множеством дверей в светлую просторную гостиную, сделанную и обставленную в серебристо-сиреневых тонах в замысловатом смешении модерна и викторианского стиля
– О моей матери и о Вас, – пронзительно глядя собеседнику в глаза произнёс Джим.
– Откуда…? – начал Дэвидс, но молодой полицейский резко прервал его.
– Не важно. Сегодня я узнал имя настоящего отца. Да, дядя Сэм, Вы мой отец. Я шокирован не меньше вашего.
– О, Боже, – выдохнул тот устремив свой взгляд в пол. – Эти фамильные черты… Я часто думал об этом, догадывался, но всегда меня останавливала одна мысль. Она бы мне сказала, она бы не спрятала от меня моего ребёнка. Но я ошибался. Кто тебе рассказал об этом?
– Тот, кто должен был молчать, – сухо бросил Джим. – Тот, кто должен был хранить эту тайну, как и многие другие. А теперь я хочу всё узнать. Расскажи мне о вас с мамой… отец…
– Мне тогда было 19, – севшим голосом начал свой рассказ Сэм. – Я был молод, хотел увидеть мир, испытать свои силы. Моя сестра на тот момент состояла в браке уже 5 лет, но детей у них всё ещё не было. Отчаявшись окончательно они решили взять ребёнка из детского дома. Они выбрали твою мать. Ей было 12, её родители погибли в автокатастрофе. Она сразу же показалась мне чудной, маленькой фантазёркой. Я часто читал ей книжки перед сном и гулял по саду. Примерно через год моя сестра родила Марго, а я уехал в мир, большой и безумный. 5 лет меня не было дома. Долгих 5 лет я искал себя, своё призвание, любовь, но находил лишь выпивку, заливавшую пустоты внутри, глупых девок на ночь и карточные долги. Домой я вернулся разбитым и угнетённым, человеком, потерявшем в пучине будней себя. Но она… она вернула меня к жизни. К тому времени она повзрослела, стала настоящей красавицей. Среднего роста, хрупкая, очень худая, чёрные, непослушные волосы, вьющиеся на концах, смуглая кожа и серые бездонные глаза. Я тонул в них… Ей было 17, и она отличалась от других девушек. Она была кротка, воспитана, умна, но за всем этим благородством и нежностью скрывалась великая, неукротимая сила, живущая в большом, добром сердце вместе с непомерной жаждой жизни. После замужества она изменилась, погасла. Ты уже не видел её настоящей. Она словно бы сломалась, посерела и выцвела от давящих скорбью и болью лет. Это было больно видеть. Она могла бы быть музой писателя или художника, но судьба сыграла с ней злую шутку. Строга и требовательна, она так нуждалась в настоящей любви. Её размышления заставили меня иначе взглянуть на мир, заставили снова ожить. Часто мы беседовали с ней на разные философские темы, прогуливаясь по саду или просто наблюдая за звёздами с крыши нашего дома. Её мучали кошмары. Точнее один и тот же кошмар. Высокий человек в чрном с длинными белыми волосами и изумрудно-зелёными глазами. Он приходил к ней во сне каждую ночь всегда называя её Хеленой. Мне так хотелось её защитить, оградить от тьмы этого мира. Именно тогда я понял, что бесконечно сильно люблю её. Ты знаешь, после того, как она ушла от меня, я не нашёл ей замену в других женщинах. В тот день, когда я ей признался, шёл дождь. Мы были одни дома, копались в старинных архивах наших предков и пытались проследить историю её рода. Да, в нашей библиотеке хранятся семейные древа многих древних фамилий. Её корни можно было проследить до Хелены, вышедшей замуж за богатого метиса Эрика Филипса, державшего в городе лавку. Мы нашли её портрет. О, Элизабет! Она была словно отражением Хелены. Единственным различием было то, что у твоей матери кожа была смуглой, а не молочно белой. История её крови начиналась именно с этих имён, более ранних предков мы не нашли. Мы сидели в библиотеке, в полной тишине, когда я решил ей признаться в своих чувствах. Нужных слов не находилось и я… я просто поцеловал её… Да, так всё началось. Наши тайные встречи продолжались год. Это было прекрасное время, теперь я точно знаю, что лучших дней в моей жизни не было и не будет никогда. Это были встречи под покровом ночи и тайны, нечто страстное и сакральное. Но всё закончилось, когда она сказала, что её чувства ко мне остыли, что она полюбила другого, что отношения со мной были лишь безумием, ошибкой, что ей было бы лучше, если бы я уехал хотя бы на время. Верил ли я в это? И да, и нет. Я не хотел верить, не мог себе представить жизнь без неё, ведь именно она сделала моё существование ярким, помогла мне освободиться от оков будничной суеты и увидеть великий, бескрайний мир в полном его великолепии. И всё же я подчинился ей, выполнил её просьбу. Я уехал. Целых 2 года я скитался в толпе унылых серых лиц и когда вновь вернулся домой, она уже вышла замуж, тебе был уже год. Я не мог и представить себе, что она могла так со мной поступить, скрыть от меня моего ребёнка. Я ведь любил её больше жизни, был готов ради неё на всё, я хотел прожить с ней вечность, защищать её от боли и от слёз. Я её так и не забыл.
Моё сердце всё ещё принадлежит ей. Она единственная женщина в моей жизни, за чьё счастье я бы отдал свою жизнь, – Сэм закрыл лицо руками, пытаясь выйти из этой болезненной, жуткой прострации, безумия, напетого страданием прошлого. – Не хочешь выпить? – резко посмотрев на Джима, отрешённо спросил он и, не дожидаясь ответа, немного шатающейся походкой пошёл на кухню за бутылкой виски и двумя стаканами.Молодой полицейский едва сдерживал слёзы, они душили его изнутри, разрывали его сущность. Он чувствовал во рту привкус горечи, пьянящий и отвратительный. Голова гудела, все окружающие его предметы казались нереальными, призрачными и зыбкими, и свет, и движения казались странными, расплывчатыми порождениями кошмарного сна.
Торопливо в комнату вошёл Сэм, неся в руках два неполных стакана с виски и начатую бутылку. Он поставил свою ношу на маленький, аккуратный кофейный столик. Сэмуэль смотрел на Джима раскрасневшимися от слёз, но сияющими от счастья глазами. Видно было, что только теперь он осознал в полной мере то, что у него есть сын от любимой, но давно почившей женщины, такой родной и такой недосягаемой.
– Сильная кровь! Ты мой сын! – радостно воскликнул он, потрепав Джима за плечо и протянув ему стакан. – Ты – моё наследие, продолжение нашей династии! – Сэм неуклюже сел в кресло. – Спрашивай у меня всё, что угодно, сын, – горячо зашептал он, крепко сжимая руку своего обретённого сына.
– Папа, – негромко начал Джим, устало прикрыв разболевшиеся от сдерживаемых слёз глаза. – Папа… Мне нужна твоя помощь. Расскажи мне… Расскажи мне о секте Ангелов Смерти.
Сэм опешил, он отшатнулся, словно от сильного удара.
– Откуда… – ошарашено спросил он.
– Я должен знать, папа, – резко оборвал его молодой полицейский.
– Что за день сегодня? – усмехнулся Сэмуэль. – Я обретаю сына, знающего о проклятье. Что ж, я расскажу тебе. Основателем этого культа был наш предок, Сэмуэль Дэвидс. Это был жестокий, своенравный, эгоистичный человек. Он жаждал вечной жизни и знаний о тёмной материи и пустынной, дороге смерти. После его смерти титул главного жреца передавался от отца к старшему ребёнку в семье. Моя сестра должна была стать главной жрицей, но мы вместе решили отказаться от этой идее и покончить с этим родовым проклятьем. Теперь, скорее всего, культ прекратил своё существование.
– А жертвы? Ангелам Смерти приносились жертвы? – придя в себя начал узнавать подробности Джим.
– Нет, – покачав головой, ответил Сэм. – Ангелы Смерти должны собирать души самостоятельно.
– А как же Кровавая Жатва?
– Это время, когда пленённое некогда зло выходит в мир. К сожалению, об этом я знаю крайне мало. Возможно, последователи культа начали приносить жертвы из-за неправильной трактовки понятия «Кровавой Жатвы». Но больше я ничего не знаю. Но почему ты так этим заинтересовался?
– Убийства, – неохотно произнёс Джим. – Цикличные убийства.
– Неужели снова? – в ужасе, приглушённым, севшим голосом спросил Сэмуэль. – Кто на этот раз?
– Луис Сиетл – отводя взгляд, ответил молодой полицейский. – его нашли возле статуи…
– Израила, – прервал его отец. – Всегда всё начинается оттуда. Это только первый случай. Дальше будет тело возле статуи Аббадона, потом Самаэля, затем Михаила и Гавриила. А последнюю жертву вы не найдёте никогда. Ведь Ниарцинель, владыка Бээр-Шахата, сокрыт от посторонних глаз. Так было всегда. Мне жаль, сын, что я не могу тебе больше ничего сказать. Мне очень жаль. Но теперь я всегда буду рядом.
Сэмуэль улыбнулся Джиму и глаза его засветились от искреннего счастья.
6
Дин сидел в баре у Нила нетерпеливо и нервно поглядывая на часы и медленно потягивая стакан хмельного, кисловатого пива. Он уже отвёз старинную книгу экспертам в отдел и теперь со странным, болезненным предчуствием ожидал 6 часов вечера. Джим не звонил, и от этого шериф был в некоторой мере счастлив. Ему не хотелось слышать заносчивые вопросы своего добродушного, но простоватого и доверчивого помощника. Отец Адамс оставил после себя неприятное впечатление, мерзкое послевкусие от беседы с ним совсем не хотело проходить и словно бы въедалось в воспоминания, искажая их.
Дин смотрел в мутное окно, за которым белоснежный, величественный снег смешивался с простой, дорожной грязью. Он не знал, что делать дальше. Он понимал, что начинает сходить с ума. Да, он самозабвенно смотрел на безликих, серых прохожих, сливающихся с ничем не примечательными, уродливыми зданиями и месящих своими ботинками отвратительную серую кашицу, и понимал, что рассудок покидает его. Он уже не знал, где сны, а где реальность. Кошмарные видения, жуткие демоны тонкого мира причудливо сливались с неколоритным, обыденным пейзажем его повседневной жизни. Он прибывал в некой апатийной прострации, усталось поддтачивала его изнутри, разрушала его душу. Кем он был? Человеком. Слабым и уязвимым созданием Бога или же великим хищником рождённым эволюцией. Не думаю, что это так важно. У него были свои проблемы, свои поводы для радости. Да, он был простым человеком из плоти и крови, ещё одним лицом в бесстрастной, огромной людской массе. Его смерть не решила бы чужих проблем, а его жизнь была лишена великого смысла. Он был просто человеком, сломанным и сдавленным огромным прессом жизни, жизни, так любящей штампы. Боялся ли он умирать? Да, боялся. Боялся так же, как и другие.