Пустынная песня
Шрифт:
— Нет, — сразу решительно ответила я.
Больше не было смысла в том, чтобы ходить туда. Я больше не знала, где моё место, ибо какую жизнь я могла теперь ещё вести? Внутри меня ничего не осталось, что давало бы стимул двигаться дальше. Хотела ли я продолжать учиться и готовиться к скучной работе в магическом мире? Нет, для чего мне это? Точно также я могла бы отвернуться от магического мира, потому что какая польза во всей магии, если его жизнь всё-таки просочилась сквозь пальцы, и даже бабушка не смогла ничего сделать, чтобы спасти его.
Даже месть против Бальтазара казалась не
Да и что я смогла бы предпринять против этого дракона? И даже если бы смогла его убить, это ничего не изменит. Это не вернёт Адама к жизни.
— Сельма, — вздохнула бабушка, и я увидела беспокойство в её глазах. — Я хочу тебе помочь.
— Я не хочу принимать клубневые ягоды, — устало ответила я.
Бабушка долго и задумчиво смотрела на меня.
— Может быть, существует другой способ.
— Другой способ?
Я повернулась к ней. Выражение бабушкиного лица мне совсем не понравилось.
— Да, еще один способ.
Она встала и вышла из кухни. Я услышала, как она что-то ищет в ателье. Раздался звон бутылок и вскоре она вернулась в кухню, держа в руках несколько невзрачных плодов и бутылку с темной жидкостью.
— И это должно мне помочь?
Я рассматривала маленькие плоды, похожие на каштаны, недоверчивым взглядом.
— Они росли в нашем саду, за розами, не так ли?
— Верно, это колючая функия. Её плоды могут на некоторое время ввести тебя в состояние эйфории, — сказала бабушка.
— Несколько минут эйфории вряд ли мне помогут, — вяло сказала я.
— Я знаю, — ответила бабушка, поднимая вверх бутылку. — Поэтому тебе подойдёт вот это. Это эссенция колючей функии. Высококонцентрированный раствор плодов. И если учесть твоё нынешнее расположение духа, то до эйфории даже не до дойдёт. Колючие функии не такие крепкие. Они только немного улучшат твоё настроение, чтобы ты могла справляться с повседневной жизнью. Также эссенция действует дольше, примерно двенадцать часов.
— Я не хочу себя одурманивать, — тихо ответила я, подозрительно глядя на бутылочку.
— Дело не в том, чтобы одурманить тебя, а в том, чтобы до некоторой степени облегчить тебе боль, и ты смогла вернуться к жизни. Это только временное решение на несколько недель. Каждое утро ты можешь принимать решение заново, нужны ли тебе колючие функии или не нужны.
— М-м-м, — протянула я и услышала сама, насколько слабым и пустым был мой голос.
— Просто попробуй, эффект быстро улетучится, — бабушка открыла бутылочку и наполнила коричневой жидкостью чайную ложечку. — Открой рот! — сказала она тоном, не терпящим возражений, и я сделала ей одолжение и проглотила горькую жидкость.
— Фу.
Я вздрогнула от горечи, а мой желудок, который уже давно не получал питания, болезненно сжался, и мне стало дурно.
— Она должна помогать, а не быть вкусной, — сказала бабушка. — Всё же у колючей функии есть небольшой побочный эффект.
— И это ты говоришь только сейчас, — возмутилась я и с удивлением поняла, что могу снова испытывать возмущение.
Это была эмоция, внёсшая разнообразие.
И боль, которая мучила меня после происшествия с Адамом, была другой. Она стала более тупой и больше не колола так остро сердце. Как будто это синяк, который постепенно заживает и причиняет боль, лишь когда нажмёшь на него пальцем.— Ну, этот побочный эффект не настолько серьёзен, — сразу успокоила бабушка. — Твои магические силы будут немного слабее, да и то временно. Как только действие лекарства снизиться, твои силы снова вернуться. Вот и всё.
— Интересно, — ответила я, удивляясь, что действительно проявляю интерес. — Думаю, — медленно сказала я, глядя из окна в уже приближающийся к вечеру день, — мне нужно пойти погулять. Я уже целую вечность не была на свежем воздухе.
— Хорошая идея, — сказала бабушка, по ней было хорошо заметно, что она испытала облегчение, услышав мои слова. — А я пока приготовлю ужин.
— Да, — кивая сказала я, всё ещё удивляясь, что испытываю желание что-то предпринять.
Я взяла свою кожаную куртку, а также одела перчатки и шапку. Потом вышла на улицу и медленно пошла по Шёнефельде.
Когда я вышла на рыночную площадь, на город опустился густой туман, и я с благодарностью окунулась в него. Прохладный, мокрый воздух коснулся моих щёк, и я глубоко вдохнула, как будто могла сама исчезнуть в тумане. Всё вокруг казалось мне чужим, но всё же это чувство было терпимым. Колючие функии обволокли моё сердце защитной оболочкой.
Я всё прекрасно помнила, но боль была теперь лишь тупой и не захватывала дух.
Я заметила, что пришла к парковке возле массива и внезапно поняла куда хочу пойти. Я уже принялась искать удостоверение личности, чтобы протянуть его через чек-бок, но по сути дела не хотела регистрироваться. Лучше, чтобы никто не знал, где я.
Я огляделась, потом расправила крылья и взлетела. Я должна была вернуться к тому месту, где это случилось.
Песок тихо захрустел, когда я мягко приземлилась рядом с туннелем в Акканку.
Здесь наверху всё выглядело, как всегда. Деревья небольшой рощи тихо шуршали осенней листвой, когда поднимающийся ночной ветер продувал сквозь неё. Всё, что осталось от выборов, уже давно убрали, а завтра утром во двор замка вовремя высыпят студенты на утреннюю пробежку.
Я попыталась представить, как это будет, вернуться в Теннебоде, и теперь заметила, что действие колючих функий имеет границы. Боль в груди снова стала сильнее, и я внезапно поняла, что не смогу здесь остаться. Я просто не смогу это вынести, ни пустую комнату Адама, ни пустой стул Адама за завтраком или во время лекций.
Каждая комната в Теннебоде напоминала мне о нём, даже в Акканке мы оставили общие следы. Как я вообще смогу когда-нибудь снова сесть на дракона, не вспоминая без боли о том, что Адам был отравлен драконом?
Я понятия не имела, куда меня приведёт мой путь, возможно для меня будет лучше уехать из Шёнефельде. Всё было лучше, чем оставаться здесь. Пророчество сбылось, я приобрела знания и любовь, и, в конце концов, опасность оказалась не пустой угрозой. Я всегда знала на что подписываюсь, но была настолько глупой и наивной, что верила, будто смогу избежать эту судьбу.