Пустынная песня

— Собственно, а куда запропастилась Ширли? — спросила я, оглядываясь по сторонам.

— Она тоже придёт, — ответил Лоренц. — Они что-то там придумали вместе с Торином, но не спрашивай, что, — он пожал плечами, пропустил нас вперёд на входе, подталкивая меня к двери ратуши. Даже в коридорах уже было полно народу, но это не имело значения, потому что уже здесь меня окружала волшебная декорация из розовых сердечек и блестящих звёздочек, которые святились на потолке.

На первый взгляд всё выглядело так, будто кто-то, не обращая внимание на счёт за электричество, прикрепил к потолку бесчисленное количество лампочек. Но приглядевшись повнимательнее, я заметила, что там наверху парили маленькие световые шары, которым искусно придали форму.

— Ничего себе! — сказал Пауль и удивлённо посмотрел наверх. — Потрясающая осветительная установка. Я понятия не имел, что ты так хорошо разбираешься в технике, Лоренц.

— Просто у меня прирождённый талант, — криво улыбнулся Лоренц и подмигнул Лиане, которая нервно оглядывалась по сторонам.

Она долго размышляла, может ли прийти сюда с Паулем, но от Пауля не ускользнуло, какая вечеринка празднуется в ратуше, и он настоял на том, чтобы сводить на неё свою девушку.

Хотя мы все придерживались мнения, что на таком большом мероприятии стражи морали не смогут следить за всем внимательно, но всё же ситуация пугала Лиану.

— Пойдёмте, я покажу вам бар, который мы установили наверху, перед залом ратуши! — сказал Этьен и повёл нас по широкой лестнице, которая вела с правой стороны наверх.

Перед залом ратуши находилась небольшая приёмная зона, и там, в самом деле, стояла стойка, которая, казалось, была сделана полностью из стекла. Но я была абсолютно уверенна, что это лёд. Изнутри она была искусно освещена голубым светом, и у меня появились подозрение, что кто-то встроил в лёд голубые световые шары.

— Вот это да! — пробормотал Пауль, и не только он удивлённо разглядывал стойку изо льда. Я обнаружила Хельмута Нойфрида в углу фойе, который дико размахивал руками, пытаясь что-то сказать Лоренцу и Этьену.

— Ммм, — промычал Этьен и ухмыльнулся Лоренцу, в то время как Пауль подошёл к бару и начал как можно незаметнее его исследовать. — Мне кажется, что бургомистр не слишком доволен поправками нашей концепции.

— Превратить магическое торжество в немагическое не так-то просто, и я не мог отказаться от всех гениальных идей. Это было бы абсолютной расточительностью. Пойдём, — сказал он, обращаясь к Этьену. — Нужно немного успокоить нашего молодца, прежде чем он подорвёт нам вечеринку.

Этьен кивнул, и они с располагающей улыбкой направились вместе к Хельмуту Нойфриду и жестикулируя, принялись что-то ему внушать.

В это время Лиана последовала за Паулем к бару и попыталась уговорить его заказать для всех выпить, а позже позволить спокойно объяснить Лоренцу, куда он спрятал кабеля, позволяющие святиться бару.

— Так нельзя, — услышала я, как растягивая слова, говорит Хельмут Нойфрид, но в его голосе уже больше не было слышно возмущения. Казалось, Лоренцу почти удалось убедить его в том, что незаметно ничего странного, и что всё легко можно объяснить немагическим гражданам.

Я не смогла сдержать смеха, когда увидела Лоренца в действии, затем бросила взгляд в зал ратуши, потолок которого так же, как коридоры и фойе, светился морем огней из звёзд и сердец. Казалось, в зале ратуши на танцующих капает нежный, золотистый, переливающийся дождь, и я представила себе, что танцевать под ним должно быть сказочно.

В этот момент я узнала Торина и Ширли на танцплощадке, которые, крепко обнявшись, гармонично танцевали под медленную, мелодичную музыку и интимно смотрели друг другу в глаза.

Они выглядели такими счастливыми и довольными, такими влюблёнными и полными надежды, как когда-то была я. Боль совершенно неожиданно пронзила мне сердце. Я смотрела, как сильные руки Торина лежат на тонкой талии Ширли, как он с блаженной улыбкой на губах, сильно и в тоже время осторожно, ведёт её по танцплощадке. Он наклонился к ней и прошептал что-то на ухо, из-за чего Ширли рассмеялась.

Я отвернулась. Я думала, что смогу с этим справиться, что контролирую боль при помощи трав. Но это было глупое заблуждение. Боль всё возрастала, стала резкой и интенсивной, и у меня было такое чувство, что внутри всё мучительно связалось в узел. Я больше не могла дышать и просто побежала, потеряв самообладание, а слёзы потекли из моих глаз.

Никогда не забуду, какой счастливой я была с Адамом, этот пробел в моей жизни был открытой, болезненной раной, которая никогда не затянется. Даже если я притупляла боль травами и пыталась утешить себя мыслью, что Адам ждёт меня в царстве мёртвых, я всегда знала, что это всего лишь безвкусное утешение.

В этот момент его не было рядом. Его не было среди живых, а ведь именно этого я так хотела: жить с ним, любить его и ощущать. Я хотела снова свободно дышать и почувствовать живое и тёплое покалывание, которое надёжно вызывало во мне его присутствие. Всё это я хотела сейчас, а не когда-нибудь в будущем, когда сама умру. Кто вообще знает, что нас там ждёт. Это уже будет не жизнь, и определённо не тоже самое.

Из горла вырвался всхлип, когда я сбегала вниз по какой-то лестнице. Я просто хотела побыть одна и собраться с мыслями. Я распахнула дверь и оказалась в тёмном конференц-зале.

Я больше не могла сдерживать рыдания. Опустившись рядом со шкафом вдоль стены на пол, я устало положила голову на колени, пытаясь восстановить самообладание и подавить неудержимые рыдания, которые меня трясли. Но мысль, что я больше никогда не увижу Адама, впилась в сердце, как отравленная стрела, делая в этот момент любое дыхание бессмысленным. Чего стоит любовь, если смерть всё же может их разлучить? Чего стоит счастье, если оно не длиться вечно?

Мысли окружили меня, словно тёмная армия, и я больше не могла противопоставить им ничего, что могло бы придать надежду. Слёзы высохли, а внутри распространилась парализующая печаль, в то время как я молча смотрела в темноту.

Не знаю, как долго я там сидела, когда вдруг услышала приближающиеся голоса. В коридоре кто-то направлялся в мою сторону, и этот звук, в конце концов, всё же заставил меня сдвинуться с места.

Я суетливо огляделась. Нехорошо, если бургомистр поймает меня на том, как я проникла в один из его рабочих кабинетов. Только теперь я поняла, насколько плохой была идея броситься в первую попавшуюся комнату. Палата сенаторов наверняка сразу обвинит меня в шпионаже. Я суетливо огляделась и открыла двери стоящего рядом шкафа. С облегчением я поняла, что шкаф пустой, не считая жерди, полной вешалок.

Недолго думая, я залезал в него, и закрыла за собой дверцы шкафа. Как раз ещё вовремя, потому что уже услышала голоса, и был включен свет.

— Здесь мы можем поговорить спокойно, — сказал Хельмут Нойфрид, и я услышала, как мимо шкафа прошли несколько человек. — Эта комната надёжна, она снабжена корнесосами.

— Кажется, в них больше нет никакой пользы, — сказал ещё один голос, показавшийся мне отдалённо знакомым. — Палата сенаторов тоже снабжена корнесосами, но всё же информация о том, что примус предъявил требования гномам, как-то просочилась наружу.