Путь Абая. Том 1

И сейчас, когда черта смерти отделила от нас окончательно этого поистине великого художника, точное и объективное определение его места в нашей литературе, в нашей нравственной жизни — задача далеко не из легких. Видимо, это даже не потому, что он еще слишком жив в нас, идет в общем строю, поддерживая и радуя многих. Мы все еще живем под его большим личным обаянием и стараемся смотреть на мир его глазами.

С именем Мухтара Ауэзова связана вся история казахской письменной литературы. Казахские писатели не могли и не могут миновать этот огромный художественный опыт. И каждый по-своему учился и продолжает учиться у него…

Оторванный от мировой цивилизации, в темноте, в тисках двойного гнета, казахский народ веками углублял свою мудрость, оттачивал свой язык, собирал, копил и откладывал, как крупицу золота, бессмертные слова — сокровища. И через несколько столетий — в советскую эпоху — щедрыми руками своего просвещенного сына выплеснул все это богатство, немало удивив цивилизованный мир.

Именно об Ауэзове можно сказать, что он нашу художественную мысль поднял на самый высокий современный уровень. Сейчас как никогда его творчество, его труды и раздумья свято чтит народ, для возвышения которого он сделал, несомненно, больше, чем кто-либо из живших на земле казахов. Каждый, кто возьмет на себя смелость называться учеником Ауэзова, должен проникнуться сознанием ответственности перед памятью художника и перед своим временем. Чтобы идти дальше, необходимо прежде всего вобрать в себя ту беспредельную любовь, которой он был наделен, его культуру и его язык.

Ауэзов не искал легких путей в творчестве. Он мечтал показать современного человека во всей многогранности его гражданского, нравственно-психологического и интеллектуального облика, в труде, в быту, в горениях и сложных взаимоотношениях с окружающим миром. Создать образ подлинного героя, глубоко и ответственно мыслящего о своем времени, сделалось смыслом творческих исканий писателя.

После завершения эпопеи «Путь Абая» он сразу же принялся напряженно работать над новым романом «Племя младое» (1961), последним произведением своей жизни. Обуреваемый новой идеей, он сделался еще более беспокойным, страстно ищущим, любознательным ко всему тому, что могло затрагивать человеческий интерес.

Несмотря на свои уже немолодые годы, он ездил по аулам, бывал в самых отдаленных уголках на юге Казахстана, где ночевал, а кое-где останавливался ненадолго. Превозмогая болезнь, он с карандашом и записной книжкой в руке слушал людей. Иногда, неожиданно встрепенувшись, оживлялся, вступал с кем-нибудь в спор, соглашался или отрицал…

Однажды он встретился с чабанами одного крупного колхоза. Встреча состоялась за аулом на бугре, чабаны сидели, ожидая любимого писателя. Не заставляя долго ждать, появился и он. Шел приветливый, с сияющей улыбкой на усталом лице, кивая по сторонам, отвечая на приветствия. Прошел на середину, на ковер, и сел по-восточному, поджав под себя ноги. Обвел взглядом притихших людей и, как всегда слегка закашляв, заговорил:

— О люди! Может быть, выделяет меня от вас лысина ученого, а во всем остальном в думах и помыслах своих — я вместе с вами!

И действительно, тут он был другим человеком, не похожим па прежнего (каким мы все знали его всю жизнь) изысканно-интеллигентного писателя, с европейским воспитанием и образованием. Теперь он скорее всего походил на древнего и мудрого старца Востока, проводившего всю свою жизнь в этой степи, среди этих простых и честных людей.

Человечество помнит немало подвигов, послуживших потомкам и примером для подражания. Могут исчезнуть цветущие города под копытами коней завоевателей, могут даже ассимилироваться и исчезнуть языки под прессом каких-то безжалостных социальных ситуаций, бесследно кануть в прошлое, раствориться в бездонной пучине другого языка, языка более могущественного народа. Все это может случиться, но благородные подвиги человеческого гения не померкнут никогда в сознании людей, и, как Млечный Путь в истории человечества, будут сиять из глубины далеких веков. Нет спору, когда Магеллан открывал новые земли, а старец Галилей упрямо повторил даже под страхом пыток и смерти свое ясновидящее: «А все-таки она вертится», — бесспорно, то, что с ними были великие спутники истинных мужей науки и литературы — ТРУД, ТЕРПЕНИЕ И УПОРСТВО.

Когда писатель идет трудной дорогой, выбирая себе трудную судьбу, он должен быть сильным и мужественным. И он непременно добьется победы. И этому учил нас Мухтар Ауэзов, учил тех, кто избрал судьбу писателя и идет торной тропой, взвалив на плечи всю боль, гнев, радость, страсть, порыв, дерзания и мечту человечества.

А. НУРПЕИСОВ

Часть первая

ВОЗВРАЩЕНИЕ

1

Мальчик спешил домой. Он готов был на все, чтобы третий день пути был и последним. На ночевке в Корыке [1] он затемно разбудил Байтаса — родственника, приезжавшего за ним в город, и уговорил своих спутников выехать, едва занялась заря. Весь день он подгонял коня, держась впереди провожатых на расстоянии пущенной стрелы, Байтас и старый Жумабай только восклицали:

1

В казахском языке ударение ставится на последнем слоге: Корык, Байтас и т. д.

— Ну и торопится же мальчуган в аул!

— Бедняга!.. Видно, всю зиму пропадал в медресе [2] со скуки!

И оба шевелили коней, то рысью, то вскачь догоняя его, — Жумабай— зажимая под коленом свой черный шокпар, [3] Байтас — придерживая носком сапога длинный березовый соил. [4] Возле урочища Такирбулак Байтас, умеряя пыл подростка, крикнул ему:

— Не скачи без нас! В Есембаевом овраге воровской притон!

2

Медресе — мусульманское училище.

3

Шокпар — дубина с утолщением на конце, оружие рукопашного боя.

4

Соил — длинная, утолщенная к концу палка, употребляемая в конном бою.

— Разбойники, наверное, следят за тобой, — прибавил Жумабай. — Скажут: «Ишь, храбрец, скачет один!» Стукнут тебя по голове!

— А вы на что?

— Ойбой! А что мы сможем с ними сделать? Нас двое…,

— А их — целая шайка, — поддакнул Жумабай. — Хорошо, если примут нас за сородичей, — проскочим. Нет — дело плохо! — заключил Жумабай, запугивая подростка.

Но эти слова только подзадорили мальчика.

— Ну, раз и вы ничего не сможете сделать, так не все ли равно, один я буду или с вами? Я поехал!..

Он ударил коня, поскакал вперед и до самой лощины Есембая ни разу не оглянулся назад.

Два первых дня пути старшие двигались не спеша и совсем вывели мальчика из терпения. Теперь он был рад, что хоть в последний день нашел средство заставить их торопиться: он решил до самого аула скакать впереди.

Спутники почти потеряли его из виду, но он все скакал. Путь пролегал по буграм и сопкам. Когда аулы откочевывают в горы Чингиз, здесь становится совсем безлюдно. С каждого холма можно отлично следить за проезжими, и охотникам до чужого добра нетрудно нападать на них из оврагов и лощин.

Байтас сокрушенно покачал головой:

— И как это мальчуган не боится? О господи, да есть ли у него рассудок?..

Жумабаю, который тоже не сумел справиться с мальчиком, оставалось только поддержать своего приятеля:

— Весь в отца! «Я — сын матерого волка», — вот что говорит он своими выходками… Ничего не поделаешь, Байтас, не отставать же нам!

И оба помчались, обгоняя друг друга. Под Байтасом был черногривый скакун самого Кунанбая. Жумабай тоже ехал на хозяйском коне — на рослом белоснежном скакуне по кличке Найман-хок. Один перевал мгновенно остался позади, кони помчались к другому. Всадники вылетели на гребень холма, но мальчика все еще не было видно. Они поскакали дальше, и, когда начали спускаться в лощину, Жумабай услышал слева четкий цокот копыт, как раз от перевяла Есембая. Хуже того — прямо нз Есембаева оврага…