Путь Черной молнии 1. Новая версия
Шрифт:
– Наташ, ну, не плачь. Прости, я не хотел тебя обидеть.
Она уткнулась лицом в его плечо, стыдясь, что редкие прохожие увидят ее заплаканной.
Вернувшись вечером домой, Саша не захотел разговаривать с матерью и пошел к себе в комнату. Екатерина, подождав некоторое время, сама вошла к сыну и, присев на стул, спросила:
– Ты где-то задержался, я переживала за тебя. Вы с Наташей были в гостях?
Саша нахмурился и ничего не сказал.
– Сынок, нехорошо отмалчиваться, когда тебя спрашивают. Ты проводил Наташу домой?
– Она одна пошла к подружке, не пойду же я в таком виде. Она осталась у нее ночевать. В общем, мы с ней разбежались…
– Объясни, пожалуйста, что значит разбежались?
– Мы поругались.
– Из-за той драки?
– Да.
– Как я поняла из объяснений в милиции, не ты первым затеял драку на остановке и к тому же защитил женщину от хулиганов. Что не понравилось Наташе?
– Да все! То ей тренировки мои не нравятся, будто я дракам обучаюсь. То это не делай, то это не смей. Надоело! Я что ей, муж что ли?
– Саша, успокойся, пожалуйста, и расскажи от начала до конца, что произошло на остановке, а после я сама сделаю выводы.
Чувствуя, что мама не намерена читать
– Ответь мне, но только честно, ты любишь Наташу?
Саша, молча, кивнул.
– А ты знаешь, как нужно вести себя с девушкой, когда по-настоящему ее любишь.
Саша опять ничего не сказал и вопросительно посмотрел на мать.
– Сашенька, настоящая любовь в моем понимании, это когда ты многое прощаешь своей любимой девушке. Ты должен ее понимать, чувствовать каждой клеточкой и совершать для нее безумные поступки. Заметь, и это все должно быть взаимно, иначе кто-то из вас рано или поздно почувствует в отношениях фальшь. Наташа не простая девушка и к ней нужен особый подход. Она слишком быстро взрослеет и начинает разбираться в людях, потому очень тонко чувствует твое настроение. Иногда ты поступаешь спонтанно, как велит тебе сердце, а оно у тебя порой слишком горячее. Наташа смелая девочка, но ты пугаешь ее своими непосредственными поступками. По-моему, она не знает, что ожидать от тебя в следующий момент.
– Нет, мам, она меня не боится, – возразил Саша.
– Просто не подает вида. А если она делится со своей мамой впечатлениями, то поверь, дочери она худого не пожелает и обязательно укажет на твои недостатки. А из этого следует, что вы, по существу еще дети, но всеми силами пытаетесь доказать друг другу и окружающим, что уже взрослые. Ты мужчина и должен вести себя, как настоящий джентльмен, если хочешь, чтобы девушка уважала и любила тебя. Саша, юношеский век короток и создав семью, молодые быстро начинают разочаровываться в семейной жизни. Что-то они упустили, что-то не доглядели, что-то не простили друг другу, в чем-то не согласились. Обида никуда не исчезает, а ложится на дно души и в самый неподходящий момент разрушает отношения, даже очень крепкие. Учитесь прощать друг друга, либо это и есть любовь. Ты правильно поступил, что попросил у Наташи прощения, но этого мало, чтобы твоя девушка окончательно забыла обиду.
– Еще что ли раз попросить прощения.
– Саша, я не хочу тебя расстраивать, но будь ты по-настоящему проницательным, ты все равно не исправишь положение…
– О чем ты мам?
– Сынок, дорогой, я все больше убеждаюсь, что твои поступки взрослеют вместе с тобой, но опять же, хочу тебя предостеречь. Ты вспомни бокс, какие всплески ярости были у тебя во время боев, а теперь тренера рядом нет и остановить тебя некому. Саша, меня очень тревожит твоя несдержанность… – Екатерина на мгновение призадумалась, – я хочу рассказать тебе одну историю, произошедшую давно, она случилась, когда я познакомилась с твоим отцом. Теперь ты вырос и в состоянии меня понять. Когда-нибудь сынок тебе все равно пришлось бы узнать историю нашей семьи.
Сашка напрягся, сгустил брови и, молча, кивнул, давая понять, что готов выслушать.
– Это случилось семнадцать лет назад, ты еще тогда не появился на свет. Я работала заведующей книжным магазином, затем меня перевели на базу заведующей складом. Я принимала книги, учебники, различные канцелярские товары. В то время я была стройная, привлекательная девушка.
Саша подумал: «Ты и сейчас молодая и красивая».
– Заведующий базой любил приударить за хорошенькими женщинами и слыл среди нас бесстыдным волокитой, хотя был женатым мужчиной. Я заметила, что понравилась ему, и он решил за мной поухаживать. Разумеется, я категорически ему отказала. Но этот аморальный тип, ни как не хотел отставать и постоянно домогался моего расположения. Я резко поговорила с ним и пригрозила рассказать о его поведении жене. Тогда он отстал от меня, но, как видно, затаил злобу. Когда эта история забылась, так мне казалось, на моем складе провели ревизию и обнаружили крупную недостачу. Конечно, я была в шоке, по моему учету все сходилось и вдруг, такая неприятность, на меня завели уголовное дело. Заведующий базой даже бровью не повел, чтобы хоть как-то мне помочь, хотя я догадывалась, что это его проделки, так он отомстил мне. Но мои догадки к делу не подошьешь, а по факту я совершила преступление. В то время к расхитителям социалистической собственности относились сурово, прощения не было, их наказывали лишением свободы с полной конфискацией имущества. Не смотря на сложные, жизненные обстоятельства людей судили и отправляли в тюрьмы и лагеря. Руководитель компартии Хрущев серьезно взялся за хозяйственников в стране, очищая предприятия и организации от преступников. Таковой расхитительницей меня выставили следователь и прокурор, направив мое дело на рассмотрение в суд. Судья даже толком, не вникнув в мое дело, выслушала истца – заведующего базой и мне назначили наказание, лишив свободы, на пять лет. Я была потрясена. Я очень надеялась, что суд примет во внимание мои оправдания. Ведь я до конца считала себя невиновной и верила словам защитника, что меня отпустят. Я не взяла с собой никаких вещей, надеясь вернуться после суда в общежитие. Места себе не находила после приговора, а главное не хотела соглашаться с судьей, что я виновна, ведь я же не совершала этого преступления. Для меня все закончилось скверно, из зала суда меня под конвоем отправили в тюрьму. Мы с адвокатом подали жалобу, но приговор оставили без изменения. Вскоре утвердили приговор и меня перевели в лагерь. В зоне заключенных было человек триста. Кроме женщин, еще были мужчины. Лагерь был разделен колючей проволокой. При распределении меня направили работать в поселковую библиотеку, так как в то время я считалась одной из образованных среди нашего контингента. Чуть позже, чтобы не ходить на ночь в зону, я попросила начальство выписать мне пропуск оставаться ночевать в библиотеке. Преступление мое было не опасным и, режим я не нарушала, поэтому меня расконвоировали. Библиотека была, как и в вольном поселке, так и в самом лагере, я успевала и там и там. В зоне в библиотеку заходили осужденные женщины и мужчины, а некоторые заглядывали под предлогом взять книгу. Я
была очень внимательна к любым проявлениям, ведь мужчины не пропускали не единого случая, воспользоваться женщинами. Таких я выставляла за порог без всяких разговоров. Но один парень мне все же приглянулся, его звали Николай, он работал в лагере столяром-плотником: где подлатает нары, где что-нибудь прибьет, вставит разбитое стекло. Его пропускали даже в женскую зону, вечно ходил со своей разноской с инструментами. Я поила его чаем и угощала, чем могла из наших скудных лагерных запасов. Мы часто говорили о жизни, он казался мне хорошим мужчиной. И вот так случилось, что мы полюбили друг друга. Не смотря на условия режима, мы тайно встречались в течение года. В то время вышел указ об ужесточении режима содержания осужденных, женскую и мужскую зоны разделили охраняемой, запретной полосой, если раньше мужчинам или женщинам удавалось проникать в чужую зону, то теперь часовой на вышке мог убить человека. Наверное, ты догадался сынок, Николай и был твой будущий отец. Мы встречались очень редко, иногда не виделись неделями, но ему разрешалось заходить на нашу территорию, когда была нужда в столярном деле. После реформы начались перемены, заключенных женщин переодели в одинаковые платья из темного сукна и обули в ботинки. После вольной одежды смотрелись мы очень неприглядно. Свободное хождение денег запретили, закрыли коммерческие столовые и магазины. Библиотеку закрыли, я работала в прачечной. Как-то я почувствовала, что со мной происходит что-то неладное. После осмотра врача я узнала, что нахожусь в положении, то есть носила тебя под сердцем. Меня заставляли сделать аборт, но я категорически отказывалась это делать. Ужас, что пришлось мне выслушать от начальства, меня называли лагерной потаскухой, но я то знала, что у меня был только один мужчина, которого я любила. Меня направили в другой женский лагерь, в котором находился дом малютки, вот так я была разлучена с любимым человеком. Вскоре родился ты, и мне несказанно повезло, что начальство оставило меня работать в этом же лагере. Других женщин-мамочек отрывали от детей после трех лет и возвращали матерям только по истечении срока наказания. И вот, через полгода ко мне приехала адвокат и сообщила радостную новость, в лагерь прибудет выездной суд, так как мое дело было послано на пересмотр. Папа с мамой и адвокат добились все-таки справедливости, было проведено доследование и, суд признал меня невиновной. Слава Богу, меня освободили. С тобой на руках я приехала в Новосибирск и жила у мамы Николая. Вскоре меня известили, что я полностью реабилитирована и с меня сняли судимость. Затем через три года освободился Николай. Вот такая история, сынок, – тяжело вздохнула Екатерина, закончив свой рассказ.– Мам, а за что отца посадили в первый раз?
– По его рассказу он отстаивал свою честь и защищался ножом. Остальные разы… Знаешь, сынок, для меня тюремный срок был несправедливым наказанием, и я точно знала, что была в лагере случайным «посетителем». Есть такая поговорка: «В тюрьму ворота широкие, а обратно узкие», так что первый срок для твоего отца не был последним.
Екатерина как-то обреченно махнула рукой.
– Сынок, к чему я все это рассказываю; еще тогда, в лагере, когда я работала в библиотеке, до меня домогался один заключенный, он был таким нахалом и грубияном. Я нажаловалась твоему отцу и он предупредил того мужчину, чтобы отстал от меня. Между ними возникла серьезная ссора, а через несколько дней по обеим зонам разлетелась новость, что ночью одного заключенного кто-то сильно избил, его пришлось отправить в больницу, мужчина остался инвалидом на всю жизнь. Потом Николай, конечно, мне признался, что это он покалечил негодяя, который пообещал взять меня силой. Потом в жизни были еще случаи, когда отец избивал людей по всякому поводу: то в драке, то сам лез на рожон, утверждая свой авторитет кулаками, как будто его умственное развитие застряло в прошлом, и он продолжал вести себя неразумно. Сашенька, поверь, ты хороший человек, справедливый и добрый. Но есть в тебе такой изъян, – это твое стремление доказать свою правоту в уличной драке… – Екатерина замолчала и, покачав головой, добавила, – вероятно, это наследственное, от твоего отца. Я никак не могу перебороть в тебе эту нехорошую черту.
После того, как мать замолчала, сын задумался: «Как же так? Ее обманули, не разобрались и посадили ни за что в тюрьму. Вот гад, этот директор, он сильно обидел мою маму».
– Мам, а где сейчас живет тот директор. Вот бы его найти и заставить признаться?
– Далеко, в Томске. Я ведь перед тем, как приехать в Новосибирск, жила в родной Михеевке, а потом поехала учиться в Томск. После окончания техникума устроилась работать в магазин канцелярских товаров. С тех пор много лет прошло, я не могу доказать этой сволочи, что это он устроил недостачу. Печально другое, что работники конторы и склада, вероятно, продолжают думать, что я виновата. Спасибо тебе мой родной, что ты заступаешься за меня. Я люблю, тебя сынок!
– И я люблю тебя мама! – Саша прижался к матери, понимая, что она для него самая лучшая на свете. Видел он матерей у своих друзей и знакомых пацанов, иногда жуткие скандалы устраивают, обзывают так, что «уши в трубочку сворачиваются». У него мама не такая: не крикнет, не оскорбит, если нужно, все объяснит и ни разу в жизни не подняла на него руку.
– Мам, а ты любишь папку?
– Любовь, сынок, бывает разной. Как бы тебе лучше объяснить… Коля для меня дорог, я не могу его бросить, хотя порой ожидание его из лагеря становится невыносимым. Я знаю, он любит меня. Знаешь, когда он перестает пить, я продолжаю уважать его, как мужчину. Трезвым, он ни разу не оскорбил меня, не тронул пальцем.
– Вот-вот, не зря говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, я помню, как он пьяным тебя оскорблял, – заметил сын.
– Зная мой характер, он опасался, что я сразу же от него уйду. Люблю ли я его… Теперь я начинаю сомневаться, хотя продолжаю ждать его из тюрьмы. Может, кто-то и осуждает меня, называет глупой женщиной, но, по крайней мере, перед ним я остаюсь честна. Если когда-нибудь надумаю уйти от Николая, непременно его предупрежу. Мне тяжело от того, что время уходит, он глупо его транжирит, как будто у человека есть еще одна жизнь в запасе. Конечно, мечтаю, вот выйдет, окончательно бросит пить, за ум возьмется, и заживем мы вместе душа в душу. Я не теряю надежды. Знаешь Саша, как мы любили друг друга, он для меня был всем… – У Екатерины на глазах навернулись слезы, – но у меня есть ты, и я хочу, чтобы мы были счастливы.