Путь "Чёрной молнии"

— Вы немного тут припозднились, — обратился он к пацанам с веселыми нотками в голосе. — Короче, вот бумаги, — и Дрон протянул их полковнику, — на рассмотрение и решение наших требований даем вам ровно два часа.

— Дронов, ты же прекрасно понимаешь, что здесь есть такие пункты, исполнение которых не в нашей компетенции, — сказал полковник.

— Вот мы и подождем два часа, чтобы вы вызвали сюда прокурора по надзору и начальника управы, а все остальное порешаем именно с тобой.

Начальник колонии встревожено посмотрел на заключенных, только что покинувших изолятор.

— А где смена контролеров, где лейтенант Брагин? Что вы с ними сделали? — обратился он к заключенным.

— А мы с ними местами поменялись, — ответил за всех Пархатый, — правда, они не хотели, но мы их «культурненько» попросили, — произнес он с издевкой.

— Что значит, попросили? — еще больше заволновался полковник, — вы что, их…

— Да живые они, живые! Только малость помятые, что с них убудет, шкуры то у вас крепкие, — весело произнес Сибирский.

Осужденные вокруг засмеялись. Кузнецов с тревогой в голосе проговорил:

— Мужики, отпустите их, не берите грех на душу, они ведь при исполнении.

— Да вы посмотрите на них! — взбеленился Сибирский, — значит мусорам нас втаптывать в грязь — не впадлу, а как справедливо вас раскачать, так это грех… Это ты сам придумал? А, мусор? Я тебя готов прямо здесь на части порвать, за зловоние из твоей пасти.

Осужденные зароптали, зашумели.

Дрону был необходим тайм-аут, и он решил выполнить свою миссию до конца.

— Общем так, вы сейчас сваливаете отсюда, и пока не предложите что-нибудь дельное, к нам не суйтесь. Попытаетесь взять штурмом зону, мы будем давить ваших сослуживцев, и каждый час выдавать вам активистов в непотребном виде. Молите Бога, что мы вас отпускаем, так как вы взяли на себя роль парламентеров, а то сидеть вам вместе со своими прапорами. За ваши козни и беспредел — сейчас бы вас без базара… — Дрон обхватил свое горло пальцами, намекая на удушение, — мужики, пропустите их, пусть подумают над нашими словами.

Под громкое улюлюканье и всякого рода гадости, начальство колонии было вынуждено убраться с территории зоны.

Итак, изолятор был освобожден.

Штаб, где раньше располагались на втором этаже ДПНК и смена контролеров — опустел.

К лейтенанту Брагину и прапорщику, брошенных в камеры, добавилось еще двое прапоров, схваченных зэками в промзоне.

Сформированные отряды осужденных распределили по всему периметру колонии. Особое внимание уделялось въездным воротам, производственной и жилой зон, которые общими усилиями начали заваливать разным хламом, нагромождая баррикады. Сносили туда двухъярусные шконки, деревянные тумбочками, которые в случае штурма будут поджигаться.

За всеми действиями строго следил блаткомитет зоны.

Дрон и вся лагерная братия, заняли бывшее помещение штаба и оттуда давали указания всем заключенным. Посыльные бегали по отрядам и местам скопления восставших и передавая распоряжения. Отряды делились на бригады, бригады разбивались на звенья, во главе каждого стоял, назначенный заранее пацан или крепкий, имевший среди зэков авторитет — мужик. К примеру, такой, как Матвей из шестнадцатого отряда.

На входе в столовую стояли крепкие «бойцы» и без особой надобности никого туда не пускали: еще неизвестно, сколько времени зоне придется сдерживать осаду ментов, а продуктов на складе было не так уж много. По указанию блаткомитета на кухню стаскивались все продукты, которые удалось собрать в общак.

Понимая и чувствуя обстановку в мятежной зоне, мужики сами подходили и сдавали продукты: кто сколько мог, и такая солидарность радовала всех. В такой момент неприятели забывали о своих распрях, старались встать бок обок для последующих действий. Даже «обиженные», и те сплотились в небольшие группы, желая принять участие в неповиновении. Кто утром был лоялен к восставшим, то к вечеру был уже в их рядах. Но много мужиков отказывались участвовать в неповиновении властям, они держались особняком в отдельных отрядах и с опаской смотрели на приготовления блатных. Страх перед наказанием не давал им принять решение и влиться в ряды бунтовщиков.

Ужинали поотрядно: повара постарались на славу, приготовив отменный ужин, и что самое главное — всем осужденным, принявшим активное участие в неповиновении, было налито по сто грамм водки, которая была завезена с объекта и доставлялась в зону по другим каналам. Дрон с пацанами не знали устали, они обходили посты восставших. Ирощенко внимательно наблюдал за расстановкой сил и по мере надобности менял позиции осужденных.

Два часа, данные на принятие решения, уже прошли. Группа осужденных подошла к КПП и криками стала вызывать начальство, надеясь, что кто-то выйдет им навстречу.

За забором, со стороны свободы, раздался звук вещания мегафона, и голосом начальника колонии было заявлено:

— Граждане осужденные! Немедленно прекратите неповиновение, зона со всех сторон окружена солдатами внутренних войск, мы даем вам последний шанс: сложите все имеющееся у вас технические средства и выходите на плац, на всеобщее построение. Освободите наших сотрудников немедленно. Выведите актив зоны из первого отряда и передайте их в наши руки. В противном случае мы будем вынуждены начать штурм!

Дрон вернул несколько газет в рупор и, выждав, когда мегафон смолкнет, выкрикнул:

— А как же наши требования, и твое слово офицера? Что, сволочь, прохлявил свое слово?! Так знай: мы с мразями, запятнавшими свою честь, переговоры не ведем. Начинайте, мы вас достойно встретим.

За два с лишним часа передышки, что получили начальство и сами заключенные, администрация колонии время не теряла. К мятежной зоне уже прибыли начальник управления генерал Зыков и работники прокуратуры. Были вызваны специальные воинские подразделения по укрощению бунтов и восстаний, к колонии подтянуты бойцы внутренних войск. Кругом рассредоточились БТРы и военные машины, крытые брезентом. Колыхались ряды бойцов в форменном обмундировании, в касках на головах, с большими щитами в руках, вооруженные дубинками и саперными лопатками. На некоторых крышах бронетехники расположились автоматчики.

Все ждали приказа из Москвы. Только в высших кабинетах принимались решения: стрелять в осужденных или брать штурмом зону, без единого выстрела.

Областное управление Исправительно-Трудовых учреждений ожидало приказа из столицы и не пыталось прислушиваться к предостережениям лагерного начальства. В руках заключенных находились заложники, и в случае штурма они грозились уничтожить их.

— Это тактический ход главарей, взбаламутивших зэков, — обратился к собравшимся генерал Зыков, — они ни за что не пойдут на этот шаг. Главари бунтовщиков прекрасно знают, что получат «вышку» (смертный приговор) если лишат жизни наших сотрудников. Атаковать будем сразу с двух ворот: жилой и производственной зон. Предупредить механиков-водителей бульдозеров, в случае поджога или возникновения угрозы безопасности их жизней, немедленно покинуть кабины машин. Водители расчистят баррикады бульдозерами, следом за ними пойдут пожарные машины и попытаются разогнать весь этот сброд водометами, затем в зону войдут спецподразделения внутренних войск. Будьте уверены, как только начнется штурм, эти сволочи, сами попадают «ниц». Разрешаю применять все технические средства, вплоть до саперных лопаток. Огнестрельное оружие не применять, даже в исключительных случаях. Если возникнет прямая угроза жизни солдат или сотрудников учреждения, применять оружие только в целях устрашения, и стрелять поверх голов.

— Товарищ генерал, — обратился к начальнику управления, подбежавший офицер, — Москва на связи. Генерал быстро прошел в крытую штабную машину и выслушал по телефону приказания. Он вышел из фургона, и тут же был окружен группой офицеров и работников прокуратуры, нетерпеливо, ожидающих приказа.

— Москва не дала «добро» на применение огнестрельного оружия. Значит, будем действовать по плану.

Начальство отдало распоряжение о направлении в зону опасности двух военных вертолетов, которые будут барражировать над колонией и освещать ход событий. Также были воздвигнуты переносные вышки, на которых расположили мощные прожектора.