Путь диких гусей

Кучум, угадав намерения сибирцев, растянул свою конницу по лугу и торопливо бросил Алтанаю:

— Пропустить их в середину, а потом… — И свел обе руки вместе, будто охватывал горло противника.

Конь Едигира с размаху налетел на неплотные ряды степняков. Двоих он опрокинул навзничь, одного достал саблей. Следом за ним скакал Умар-бек с тяжелым копьем в руках. И он проткнул степняка, бросившегося на Едигира сбоку.

Слева от хана рубились Качи-Гирей и Ураз-Бакий. Качи-Гирей вращал саблю над головой и после каждого удара тяжело выдыхал воздух, как делает лесоруб, ударяя по стволу. Чуть сзади теснили степняков остальные беки, увлеченные Едигиром.

И показалось, что противник дрогнул. Часть воинов повернула коней и поскакала в глубь Княжьего луга. Другие отъехали чуть в сторону, образовав полукруг.

Рябой Hyp, сузив глаза, окинул поле боя и понял, что хитрющие степняки опять приготовили для них ловушку. Привстав на стременах, он закричал:

— Хан, не заходи далеко! Ловушка! Но не услышал его слов, подхваченных порывом ветра, радостный Едигир. Враг дрогнул! Он почувствовал это и погнался за степняком на рыжем жеребчике, торопливо убегающем от него. Тот кинул легкий дротик, чуть задевший коня. Едигир привстал на стременах и коротким взмахом настиг его саблей прямо по дряблой шее. Голова у того дернулась, и руки выпустили поводья, весь он повалился куда-то вбок.

— Готов! — радостно прокричал Едигир и натянул поводья, оглядываясь по сторонам. И тут же на него наскочило с десяток человек, выставив вперед копья, пытаясь достать саблями. Хан закрутился на месте, отбивая удары, встречая их щитом, уклоняясь от копий.

— Hyp! — закричал он во всю силу легких. — Рябой! Ко мне!

Рябой Hyp наконец увидел того, кого столь долго искал. Хан степняков сидел на красавце жеребце, храпевшем под ним, поводя белками глаз по сторонам, широко нюхая ноздрями запах свежей крови.

— Вот ты где! — удовлетворенно выдохнул сибирский менбаша и, свистнув за собой двух нукеров, направился легким махом в ту сторону.

Однако тут же навстречу ему выскочило несколько телохранителей Кучума, внимательно наблюдающих за происходящим. Один метнул в него копье, но Hyp легко пригнулся в седле и свалил растерявшегося степняка. Другой поскакал наперерез, но и того Рябой Hyp легко обманул, прикрыв голову щитом, а снизу пластанув клинком в живот. Рядом с Кучумом осталось еще двое телохранителей, но и с ними Hyp надеялся расправиться так же, как с первыми. Подоспели следующие за ним нукеры, и он показал рукой на Кучума.

— Взять его!

Они сшиблись трое на трое. Кучум ловко отбивал удары, уклоняясь от боковых и встречая клинком наиболее опасные верхние.

— Бжик! Бжик! — сыпались искры от скрещивающихся сабель.

— Получай! На! На! — выдыхал каждый из противников.

Рябой Hyp заметил, что один из его нукеров ранил охранника. Это придало ему сил, и он еще потеснил степняка. Выбрав момент, Hyp незаметно левой рукой вытащил длинный кинжал из ножен и, сжав его, приготовился метнуть в Кучума, если тот повернется к нему спиной. Но тут до него донесся едва различимый в шуме боя крик Едигира:

— Hyp! Ко мне…

Он повернул голову, чтобы увидеть хана, и тут же Кучум рубанул его по левой руке. Кинжал выпал на землю, Рябой громко выругался и, не закончив схватку, бросился на выручку к Едигиру. Левая рука плохо слушалась и не сгибалась в кисти. Но, закусив до боли губу и не обращая на это внимания, он скакал между сражающимися, уклоняясь от направленных на него копий, ища взглядом своего хана.

В это время на землю упали первые капли дождя.

Вэли-хан нашел окружной путь на холм и медленно взбирался со спутниками по узенькой тропинке. Уже поднявшись на самую вершину холма, он оглядел все поле боя и заметил, что степняки взяли в плотное кольцо конников Едигира и, оттеснив их друг от друга, пытаются сбросить с коней, навалившись десятеро против одного.

Вэли-хан скрипнул зубами и, не в силах унять сердцебиение, рванул повод коня. Неожиданно из соседних кустов выскочило какое-то животное и бросилось под ноги ханскому коню. Вэли-хан успел разглядеть золотые пластины на рогах животного, развевающиеся цветные ленты и прошептал:

— Священный козел… Неужели по мою душу? Конь, напуганный внезапным появлением животного, встал на дыбы, попятился и, оступившись на глинистом склоне, полетел вниз, увлекая за собой всадника. Нукеры, ехавшие с ханом, услышали треск ломаемых внизу кустов и бросились туда, соскочив с коней. Когда они добрались до дна оврага, то увидели бьющегося в предсмертных конвульсиях коня и лежащего на спине Вэли-хана. Его глаза были широко открыты и неподвижно смотрели на застланное тучами небо. Один из нукеров опустился перед ним на колени и прикрыл веки гордого хана. И тут же на них упало несколько дождевых капель, как слезы о погибших в этот кровавый день.

Вслед за первыми каплями дождь обрушился на землю с такой неимоверной силой, словно копил дождевую воду все лето и теперь стремился выплеснуть ее побыстрее на землю.

Нyp, так и не успевший найти бившегося где-то Едигира, наскочил на группу степняков, не разглядев их за стеной дождевых потоков. Копье одного из них ударило Рябого Нура в бок и выбросило из седла. Другой, помоложе, перегнувшись через коня, несколько раз ударил лежащего саблей и лишь после того спрыгнул на землю, чтобы подобрать слетевший с головы шлем.

Сильное тело Рябого Нура лежало на мокрой земле. Дождь смешивался с кровью, и казалось, что лежит человек на клюквенном болоте, устав и упав на спелые ягоды, брызнувшие красным соком. Вместе с кровью из Нура уходила жизнь, которой он сам не дорожил, но нужной хану и многим другим людям. Нуру казалось, что он плывет с молодой матерью на долбленке и вода мягко струится вокруг них, обдавая нежными каплями лицо, руки, тело. Дождинки скапливались на его рябом лице, застывая на неровной коже, и со стороны могло показаться, что взрослый мужчина плачет, не скрывая своих слез…

Сбили с седла храброго Умар-бека, не совладавшего с десятком человек, окруживших его. Со смертельной раной несся по полю Качи-Гирей, вцепившись в гриву лошади.

И только Ураз-Бакий, собрав вокруг себя остатки сибирской конницы, пробивался сквозь дождь и наскакивающих неожиданно степняков к подножью холма.

Едигир, так и не дождавшись подмоги под начавшимся дождем продолжал рубиться один с добрым десятком человек. Он чувствовал, что силы оставляют его, а степняки уже ранили и коня и его самого. Из последних сил заставил хан коня броситься сквозь окруживших его плотным кругом скалящих зубы степняков. Но верный конь не смог пробить заслон и тихо заржал, припав на задние ноги. Чья-то тяжелая палица опустилась на голову Едигира сзади, и он выпустил саблю из рук, склонившись к гриве. Увидев это, ближайший к нему степняк рубанул хана повдоль спины саблей и радостно засмеялся.

— Готов! — крикнул он.

Другой схватил коня за повод, чтобы увести к себе в лагерь. Но чуткое животное, почуяв чужой запах, рванулось от него и вырвало узду из рук. Степняки не стали преследовать коня, скрывшегося в пелене дождя, решив, что тот сам прибежит в их лагерь.

Кучум, а за ним и остальные воины направились в лагерь, чтобы хоть там иметь возможность укрыться от проливного дождя. Продолжать сражение в таких условиях было немыслимо. В любом случае они разбили конницу сибирцев, а пешие воины поспешили на вершину холма. Карабкаться туда по мокрому склону не согласился бы ни один воин. И решили переждать до следующего утра, чтобы продолжить сражение, если сибирцы смогут оказать им сопротивление. А в лагере их ждала горячая еда и сухие шатры.