Путь диких гусей
Шрифт:
— Пусть поживет пока…
В себя он пришел уже в темноте и, пошевелив руками, разобрал, что лежит на шкуре и рядом с ним кто-то посапывает во сне. Он встал, перешагнул через спящего и побрел к просвету двери из землянки.
Лагерь сибирцев освещался несколькими горящими в разных местах кострами, возле которых кучкой сидели воины. Возле них лежали большие лохматые собаки, и едва Сабанак вышел из землянки, как они залились дружным лаем. Воины вскочили с мест, закрутили головами, но, увидев юношу, успокоились и опустились обратно на толстые стволы деревьев. То ли они приняли его за своего, то ли решили, что бежать он не сможет, но это как-то удручающе подействовало на Сабанака, и он продолжал стоять, не двигаясь с места. Мелкий снежок
"А может, и зря меня не казнили? Может, и кончились бы разом все мучения и сомнения, а Аллах принял бы мою душу, и была бы она сейчас на пути в мир блаженства и радости. Кому нужна эта моя жизнь? Зачем все сражения, бои, походы, когда ничего нельзя изменить на земле, сделать иначе, повернуть в другое русло. Кому нужно все это? Кому?!"
И неожиданно со стороны болота глухо и злобно завыл волк, словно и ему неуютно было на этой земле, и он тоже мучился безысходностью и неопределенностью своей жизни. А может, он просто давал знать, что он хозяин этого леса и никому не позволит охотиться в его владениях.
Но Сабанаку, когда он услышал вой бесприютного зверя, почему-то стало легче на душе, и ушли нехорошие мысли, захотелось жить, дышать морозным свежим воздухом и… захотелось есть. Чуть поколебавшись, он направился к костру, к людям, сидевшим там, надеясь, что они не прогонят его от огня, ведь он такой же человек, как и они…
Один из охранников молча подвинулся, уступая ему место на бревне, и лишь посмотрел на юношу с совершенно седой, как и снег, головой.
ЗВОН ПРОЗРАЧНОГО ЛЬДА
После того как Едигир и Зайла повстречались со старым Назисом, а потом с местными рыбаками, отцом и сыном, прошло не столь много времени. Новая луна еще не успела народиться, а уже были посланы гонцы во все окрестные улусы к уцелевшим после боя бекам и мурзам, чтоб они готовили ополчение. Даже самые робкие и нерешительные поняли, что от хана Кучума добра ждать не придется. Он непрерывно слал конников во все сибирские владения и требовал дань. Кто не заплатил в первый раз, к тому приезжали во второй и брали в заложники сыновей, юных дочерей, а то и жену. Многие успели скрыться в лесах или непроходимых болотах, но не отсиживаться же им там до самой смерти. Некоторые попытались откочевать на другие земли, по берегу Иртыша в степи, но та земля была давно занята иными народами, которые тоже умели держать в руках оружие. Поэтому призыв Едигира объединиться и собрать ополчение почти все встретили с радостью.
Правда, около двух десятков беков, что недолюбливали род Тайбуги, поклялись в верности Кучуму и стали преданными его слугами. Но едва ли можно было найти среди них настоящих воинов, решительных и отважных. Ради личной выгоды готовы они были и отца родного в кабалу отдать.
Едигир вернулся с полпути обратно на речку Шайтанку, хотя Зайла-Сузге и настаивала, чтоб он отпустил ее одну на поиски Сейдяка. Но через несколько дней начали прибывать отряды из соседних улусов, и все они в один голос заявляли, что сын хана находится в безопасности и опасаться за его жизнь нет никаких оснований. А появившийся Иркебай рассказал в подробностях о приходе в их с братом городок мамки Анибы с Сейдяком на руках. И у Зайлы-Сузге отлегло немного от сердца, даже улыбка появилась на прежде постоянно озабоченном лице. К тому же Едигир под большим секретом сообщил ей, что вскоре они выйдут в поход и освободят Кашлык, а тогда уж и сына своего разыщут обязательно. И она считала каждый день, ожидая, когда же соберутся все отряды, чтоб выступить в поход.
Это она отговорила Едигира от казни молодого Сабанака, заявив что если он останется жив, то и с сыном их ничего не случится. И сибирский хан, поклявшийся отомстить за смерть своего брата, смягчился и велел отпустить юношу.
Правда, затем его приковали цепью к огромному бревну, которое он должен был всюду таскать за собой. Но жизнь есть жизнь, пусть даже и на цепи.Наконец, настал день, когда Едигир собрал всех беков и мурз, пожелавших участвовать в походе на Кашлык, и объявил, что завтра они выступают. Решили, что первыми идут легко вооруженные лыжники, которые незаметно перекроют все подступы к городку. Затем подойдут лучники и займут все удобные для обстрела места. Необходимо было выманить степняков из Кашлыка и увлечь их в засаду, которую должен устроить Едигир с основными силами. В это время другой отряд под началом Иркебая должен будет ударить по оставшимся в городке степнякам и занять его.
— Лес это самое уязвимое место для степняков, и если они попадутся на нашу уловку, то считайте, что победа за нами.
— Я бы на их месте ни за что в лес не полез, — засмеялся Умар-бек, который, как и Едигир, еще не совсем оправился от ран после неудачного сражения при устье Тобола.
— Они могут послать небольшой отряд для проверки, — проговорил в раздумье Иркебай, — я бы сам так и поступил.
— Ну, ты у нас шибко большой воин, то все знают, — пошутил Умар-бек.
— Да хватит тебе шутки шутить, — прикрикнул на него Едигир, — человек верно говорит, и надо все на месте решить.
Тогда Иркебай все так же неторопливо продолжил:
— Если они небольшой отряд пошлют, то на твою засаду, хан, их выводить не надо. Так говорю?
— Так… — согласились все, ожидая продолжения. Большинство из собравшихся беков и мурз не принимали участия в прошлом сражении и о коварстве степняков знали лишь понаслышке, из рассказов других.
— Надо их перебить всех до одного, — махнул рукой молодой бек Баянда, прибывший из северных улусов на оленьих упряжках с серебряными бубенцами и яркими лентами в рогах, словно на свадьбу собрался, а не на битву.
Все собравшиеся с усмешкой глянули на него и ничего не сказали. Тот смутился и больше уже не проронил ни слова.
— Я думаю, надо на реку спуститься и по льду уходить, — развивал свой план Иркебай, — они когда из крепости увидят, что нас совсем мало, то конницу пустят.
— Верно говоришь, — согласился мудрый Качи-Гирей, — степняк без коня, как шаман без бубна. Наверняка, захотят догнать тебя и верхами кинутся.
— А мы в это время обратно на крутой берег заберемся и оттуда их стрелами и достанем. Так говорю? — обвел взглядом всех присутствующих Иркебай.
— Если только они своих коней еще не слопали, — опять засмеялся неунывающий Умар-бек, — мне верные люди говорили, что с кормом у них ох как худо.
Неожиданно в круг между воинами протиснулся старый Назис, который после второй встречи с Едигиром так и не вернулся в свой поселок, а сделался у него слугой и тенью следовал за ним повсюду. Присутствовал он и на военном совете, никем не замеченный, подавая воинам горячее питье и лепешки.
— Слышу я, что вы про реку заговорили, — начал старик, не спрося на то разрешения, — а уж кому-кому, как не мне, про нее лучше всех знать? Я на воде вырос и в ней, верно, и смерть свою сыщу. Река мне и первый друг, но иногда и врагом становилась. Ох, было дело, — вздохнул Назис горестно, — с рекой шутки плохи…
— Ты нам байки не рассказывай, не время пока, — перебил его Едигир, — говори, что предлагаешь.
— Подожди, хан, я еще до главного не дошел. Назис не так глуп, как кажется иным людям. Уж ты-то должен про то знать, — торопливо затараторил он, — я бы зря голос не подал. Я чего предлагаю: лед пока еще слабый, и надо на реке будет кое-где проруби ночью надолбить и снежком для верности и присыпать. А как ваши люди побегут, то пусть они хорошо под ноги глядят, чтоб самим в прорубь не угодить. И еще бы я чего сделал, так спрятал нескольких человек в сугробах с сетями, и только те на конях поскачут, пущай они сразу сетки свои поднимут. Вот тут-то вы их тепленькими и возьмете, субчиков, всех до одного.